Она ложится обратно и говорит:

— Я очень на это надеюсь.

Никогда в жизни я не испытывала такой паники.

Побывав в гостях у бабушки, помогла ей упаковать несколько вещей, и поспешила домой… с Лонг-Айленда, и начала обустраивать бабушкину комнату. Квартира по большей части меблирована, кроме гостевой комнаты, разумеется, поэтому я быстро приняла решение перенести свои вещи в гостевую комнату — перетащила коробки через всю квартиру, потому что комнаты находятся на противоположных сторонах, навалила все друг на друга, купила себе двухместный надувной матрас и на этом закончила. Я наполнила главную спальню свежими цветами — сиренью, потому что это были бабушкины любимые цветы, — а затем остаток времени убирала коробки с дороги и перетащила их в гостевую спальню, где установила что-то вроде форта, чтобы все это уместить.

Я даже близко не подошла к тому, чтобы распаковать вещи, но создала иллюзию того, что они собраны воедино, и это все, что имеет значение на данный момент.

По дороге домой я позвонила родителям и спросила, что, черт возьми, происходит с бабушкой, но они знали столько же, сколько и я. Она больна и ей нужно переехать в город, чтобы быть ближе к своему врачу. Вот и все, что она сказала всем нам.

Упрямые старики.

Я заставила родителей поклясться, что, когда они станут старше, то не будут такими упрямыми. Они поклялись, но какая-то часть меня им не верит, потому что бабушка однажды сказала, что тоже не собирается быть упрямой.

И вот я здесь, она в скором времени переедет ко мне, а я понятия не имею, что, черт возьми, происходит.

Устроившись на диване, смотрю на свой телефон и пытаюсь понять, как быть с Рэтом. Хотелось бы поговорить об этом с бабушкой, но не хочу нагружать ее своими проблемами, тем более они такие незначительные по сравнению с тем, через что ей приходится проходить.

И снова горло перехватывает, а на глаза наворачиваются слезы при мысли, что я могу потерять бабушку.

Она больна.

Кто знает, насколько она больна, сколько ей осталось жить и существует ли лекарство. Мы ничего не знаем, мы пытались выяснить, но она хранит молчание, призывая нас не волноваться, а помогать ей, когда она в этом нуждается.

Что, если у нее рак, или болезнь Альцгеймера, или опухоль…

Варианты бесконечны, и они мучают мой разум, беспокоят меня до такой степени, что желудок скручивается от нервов и тревоги.

Она мой лучший друг. Мой наперсник. Мое сердце и душа, и все же почему она не говорит мне? Неужели все настолько плохо?

Я закусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать рыдания, которые вырываются наружу, но это бесполезно, я бросаю телефон и опускаю голову на руки, выпуская все наружу, позволяя себе этот момент, в одиночестве, в тишине своей квартиры. Позволяю себе почувствовать горе от потери бабушки, от неопределенности, с которой буду жить дальше, от возможности того, что она переедет ко мне, чтобы провести со мной свои последние дни…

От этой мысли я зарыдала еще сильнее, мое тело билось в конвульсиях от горя.

Мне до сих пор кажется, что это словно обухом по голове. Это было последнее, что я ожидала услышать от нее, когда она пригласила меня в гости. Я думала, она собирается поговорить со мной о рыбе, может, о каком-то специальном корме для рыб… Кто знает?

Но то, что она больна, — нет, этого я никак не ожидала. Не от самой здоровой восьмидесятилетней старушки, которую я когда-либо видела.

Пытаясь сдержать неконтролируемые рыдания, делаю несколько глубоких вдохов, протираю глаза, а затем беру телефон. Завтра я буду помогать бабушке с переездом, а значит, мне нужен выходной.

Я подумываю о том, чтобы позвонить Рэту и все объяснить, но после нашего ужасного общения в субботу вечером, думаю, он был прав, когда сказал, что мы должны разделять деловую и личную жизнь. Поэтому я отправляю ему короткое, простое сообщение.

Чарли: Завтра и, возможно, послезавтра мне нужен личный день. Я дам знать.

Отложив телефон, смотрю в окно и пытаюсь успокоиться, но с каждым вздохом, мне кажется, что мелкие иголки протыкают мои легкие, а не наполняют потребностью жить.

Моя бабушка больна, и сейчас я ничего не могу с этим поделать, только переживать.

— Эта спальня похожа на хозяйскую, — говорит бабушка, осматривая комнату, в которой я ее устраиваю.

Я соврала, сказав:

— Эта квартира настолько шикарная, что у нее две главные спальни. Думаю, она для богатых студентов колледжа или что-то в этом роде.

Она понимающе кивает.

— Виды на Парк-авеню. Как в сериале «Сплетница».

Я смеюсь.

— Да, как в сериале. — Я ставлю ее сумки на кровать и начинаю их распаковывать. — Ванная комната укомплектована всем необходимым. И кухня тоже. Я не знала, нужно ли у тебе соблюдать диету, поэтому дай знать, и я сразу же принесу все что тебе необходимо.

Она смотрит в окно и говорит:

— Пока ничего не нужно, но я дам знать. — Она поворачивается ко мне. — Я не инвалид. Я могу сама разобрать свои вещи. — Она берет меня за руку и говорит: — Давай выпьем чаю.

Стараясь не поддаваться эмоциям, я киваю, ставлю на плиту чайник и готовлю две кружки.

— Мятный подойдет?

— Отлично.

Я занята на кухне и, когда вода закипает, наливаю нам по чашке и сажусь рядом с ней.

Я слабо улыбаюсь, пытаясь состроить счастливое лицо, но ужасно страдаю от этого, и, поскольку бабушка прекрасно меня знает, она это видит.

— Давай поговорим о том, что вызовет улыбку на твоем лице, — говорит она, дуя на чай, но не отпивая его. — Как дела на работе?

Это, конечно, не вызовет улыбку на моем лице, но нужно притворяться, пока не получится.

— Потрясающе. Я обожаю свою работу. Некоторые люди могут подумать, что быть помощником руководителя — это ужасно, но мне нравится каждый аспект этой работы.

— Это замечательно. И не так уж плохо работать на такого красавца.

Мое лицо пылает, и хотя между нами все немного странно, я не могу сдержать реакцию своего тела на упоминание Рэта и его внешности, ведь он реально красавец.

Такой… волочащий-язык-по-полу, красавец.

Такой… от одного только звука его голоса по телефону у меня на груди расстегиваются несколько верхних пуговиц рубашки.

— Он симпатичный, правда? — Говорю я, и этот комментарий вызывает еще большую улыбку на лице бабушки, что, в свою очередь, делает меня счастливой.

— Он очень красивый. И добрый. Я до сих пор не могу забыть о карпах. Все от них в восторге.

— Могу представить. Это было очень неожиданно. Я понятия не имела, что он это сделает.

Бабушка тычет меня в бок.

— Это потому, что ты ему нравишься, уверена. — Она потягивает чай. — И ты не должна указывать, что это не мое дело, но между вами что-то происходит, верно? Небольшая интрижка? — Она поднимает руку, когда я собираюсь ответить. — Не отвечай, просто дай мне насладиться моментом. — Она вздыхает, и я очень надеюсь, что она не представляет себе, как мы с Рэтом занимаемся шпили-вили. — Знаешь, Чаки, в связи со всеми этими медицинскими делами есть одна вещь, которая постоянно крутится у меня в голове, от которой мне хочется рыдать до скончания ночи.

— Какая? — Спрашиваю я, все больше беспокоясь.

Она придвигается ко мне, пристально глядя на меня.

— Как тебя бросили у алтаря. — Этого я точно не ожидала услышать. Уверена, что мне нужно что-то покрепче, чем чай. — У меня просто сердце разрывается от осознания того, как плохо с тобой обошлись. Я ждала, что ты пойдешь к алтарю, а вместо этого я видела, как ты плачешь в моем свадебном платье. Ни одна бабушка не захочет видеть такое, Чарли. Ни одна.

— Бабушка. — Я подавляю рыдание. — Это невозможно контролировать. У Криса были свои планы, которые мы никак не могли предвидеть.

— Знаю. — Она вытирает одну-единственную слезинку. — Но все равно это был мой единственный шанс.

— Единственный шанс на что?