Зато Николка вертелся, будто на шиле. Он то вскакивал и хлопал со всеми в ладоши, то поворачивался к Варьке, призывая в свидетели.
Под конец заседания у друзей начинали слипаться глаза. Но они упорно сидели и, прижавшись друг к другу, тихо посапывали носами. Когда в зале раздавались громкие возгласы, ребята просыпались и тоже кричали:
— Правильна-а!
— Эй, вы, заседатели, хватит спать. По домам пора, — расталкивал друзей Варькин дедушка Захарий. Иногда это было уже на рассвете…
Однажды, когда Ахмет, потирая озябшие кулаки, занял место возле Николки, в зал заседаний ввалились три бородатых здоровенных казака в дубленых полушубках. Не спеша поднялись они на сцену к столу президиума.
— Вот что, господа-товаришши, — вызывающе, с издевкой начал один из них, прервав очередного оратора. — Мы прибыли от нашего есаула. Велел он сказать, чтобы вы немедленно сдали оружие. Наши казачки подступили к городу. Ежели что, — камня на камне не оставим, в порошок сотрем и по ветру пустим. Что прикажете сказать есаулу? Ась? Не слышу? — казак приложил к уху ладонь и скосил глаза в сторону президиума. Остальные заухмылялись в бороды.
Некоторое время в зале стояла тишина.
— К черту твоего есаула! Понял, тварь?! — раздался гневный возглас из рядов.
— Не на пугливых напали!
— Вишь чего захотели?! Отбиваться будем! У нас есть чем встретить вашего брата!
Зал загудел множеством голосов. Председатель взялся за колокольчик.
— К порядку, товарищи! — и казакам: — Вы слышали ответ?..
И тут, гремя каблуками, в зал вошел вооруженный отряд в матросских бушлатах и бескозырках с ленточками, с винтовками за плечами. Все парни рослые, молодец к молодцу. От мороза уши и щеки были красными.
— Правильно, товарищи! Не сдадим город! Так и передайте своему есаулу! — закричал один из вошедших, сдергивая с головы бескозырку. — Пусть только сунутся! А ну, марш отсюда, собачьи шкуры! — матрос сжал кулаки и медленно пошел на казаков.
Люди в зале закричали, засвистели, затопали.
— Гони их в шею! Гони!
— Это контра, казаки-то, — крикнул Николка Ахмету и тоже затопал ногами. У него для всех врагов Советской власти, для богатеев, господ в пенсне, которых называли эсерами и меньшевиками, для казаков, было одно определение — «контра».
Между тем посрамленные казачьи парламентеры, что-то крича и размахивая руками, спустились со сцены и гуськом направились к выходу. Сидящие в президиуме поднялись навстречу людям в бескозырках.
— Летучий отряд матросов и солдат Северного флота прибыл в ваше распоряжение по поручению вождя пролетариата Владимира Ильича Ленина для наведения порядка и охраны Советской власти от врагов революции! — отрапортовал тот, который припугнул казаков. Должно быть, старший из них.
— Спасибо, товарищи! Как нельзя кстати прибыли. Мы ждали вас, — жали матросам покрасневшие руки члены Совдепа. — Положение создалось тяжелое, казачье поднялось по всему Уралу. Слышали, грозят? Это уже не первый раз. — Последние слова потонули в шуме: в зал входили новые люди в шинелях и бушлатах.
— Красногвардейцы, на выход! — скомандовал товарищ Кущенко.
Загремели скамьи, народ повалил из зала.
— Пойдем, поглядим, — схватил друга за руку Николка.
Несмотря на глубокую ночь, запорошенные легким снежком улицы города словно ожили, зашевелились. К Народному дому шли толпами, бежали в одиночку люди с винтовками. То и дело слышались команды: «Отряд, стройся!»
Где-то в дверях черного хода засветился огонек фонаря «летучая мышь».
— У кого нет оружия? Подходи! Из какого отряда?
— Деповский я. Из красногвардейского отряда товарища Ехтева.
— Я — с плужного. А винтовка-то стреляет? Не ржавая?
— Стреляет. Как выстрелишь — двух казаков наповал…
Кто там спрашивал в дверях, кто отвечал, в темноте не было видно.
С завистью смотрели Николка с Ахметом вслед уходящим по тракту красногвардейцам. Эх, кабы им по винтовке! Тоже бы пошли драться с казачьей контрой, за Советы. Это же, очевидно, думали и другие подростки, которых много сбежалось к Народному дому.
— Мыкола, ты здесь?
— Тута я, товарищ Кущенко! — вытянулся Николка перед Иваном Васильевичем.
— Дело есть, важное. Хлопцы, кто хочет помочь Советской власти? — обратился Иван Васильевич к подросткам.
— Я! Я! Мы! Все-е! — закричали ребята.
— Вот сколько помощников! Да с такой армией никакой враг нам не страшен, — пошутил Кущенко и тут же перешел на серьезный тон: — Вот что, хлопцы! Казаки грозятся захватить город. Красногвардейцы уходят оборонять его. Каждый боец на счету. Ваша задача — охранять Совдеп. Такое время, хлопцы, что никто не должен оставаться в стороне, ни стар, ни мал. Соберите побольше камней, кирпичей, железяк всяких. Как знать, может, и вам воевать придется, ежели кто сунется без нас к Народному дому. Только без надобности на рожон не лезьте, головы не подставляйте! Дозорным оставляю курьера Мыколу. А старшим над вами будет старый вояка товарищ Захарий, — указал он на Варькиного деда. — Задача ясна?
— Угу! Ясно! Мы им зададим жару!
— Вот и действуйте! — Кущенко примкнул к проходившему мимо отряду красногвардейцев.
— Слушай мою команду: вооружиться и занять оборону! На крыше!.. — дед Захарий пристукнул палкой о мерзлую землю. — Выполняйте!
Вскоре ребята забрались на крышу Народного дома. Прижавшись друг к другу, сидели рядышком колупаевцы и мухоморовцы, тесной кучкой сжались чистильщики сапог. Перед ними громоздились груды собранного «оружия» — камней.
— Глядеть, братва, в оба и во все стороны, потому как тут самое сердце Советской власти, — наказывал сторож, примостившись на чердаке возле окна. — Заметите противника, докладывайте. Без моего приказа бой не затевать.
Николка со своим другом примостились на самом коньке крыши. Хлопающее на ветру знамя полыхало над головами ребят, и возле него, несмотря на мороз и ветер, казалось друзьям потеплее.
— Можно, я с вами? У меня глаза, как у кошки, в темноте видят, — предложил Панька.
Прошло около часа. Кое-кто начал притопывать, дуть в кулаки. У Ахмета в дырявых пимах закоченели ноги, а зубы принялись выбивать мелкую дробь. Он уже пожалел, что не надел новые, «казенные», которые приберегал для больших холодов.
— Ты прижмись ко мне, теплее будет, — и Панька заботливо стал укрывать ноги Ахмета полой широченной дядиной шинели.
Но вот до чуткого слуха Николки донеслись звуки гармошки. Они становились все отчетливее. Николка даже определил: Венькина гармошка. Один лад у нее сипел, не проигрывал.
Пьяная орава подошла к Народному дому.
Звенькнуло разбитое стекло, за ним другое.
— По буржуйским последышам — огонь! — крикнул дед Захарий. — Лупи их в хвост и в гриву!
На головы налетчиков полетели камни, железки, комья мерзлого навоза и куски льда.
— А-а! О-ой! — завопили снизу. — Слазьте с крыши! Не то хуже будет! Пошвыряем, как кутят!
— Попробуйте, суньтесь! — закричали ребята и продолжали кидать камни и кирпичи.
Налетчики отошли, о чем-то переговорили, затем разделились и начали заходить с разных сторон.
Кто-то из них сумел незамеченным уцепиться за водосточную трубу и забраться на крышу.
— Куда, контра, лезешь?! — завопил Николка. Он изловчился и поддал налетчика головой в живот. Тот охнул, потерял равновесие и, падая, ухватился за Николкину ногу.
Что произошло дальше, дозорный сразу и не понял. Барахтаясь на самом краю, он вдруг почувствовал, что нога стала свободной. Кто-то за шиворот оттащил его на середину крыши, а снизу раздался дикий вопль.
— Сиди тут и очухивайся, — проговорил знакомый голос.
— Варька?! Ты как сюда попала? Здесь военное дело, и девчонкам неча в драку ввязываться, — рассердился Николка.
Но сердился он так, для вида: неловко, что девчонка выручила. Хотя и обрадовался ее появлению.
— Неча, неча… — передразнила Варька. — Подумаешь, вояка! Кабы я не тюкнула того бандюка кочережкой по башке, чебурахнулся бы ты с крыши вместе с ним. Гляди-и, удираю-ут! — Она воинственно потрясла чугунной кочергой.
