— Верно, хватит терпеть! Их и революция ничему не научила: что до бани, то и после бани. Одинаковые.

— Кому он служит? Кровососам или народу? Пусть скажет, — потребовали рабочие.

— Слышали вопрос? Кому вы служите? Отвечайте, — спокойно повторил Кущенко.

— Это что? Допрос?! — взвизгнул управляющий. — Я служу компании и… России.

— Что компании служите верой-правдой, жмете из рабочего человека последние соки и набиваете хозяйский карман, это так. А насчет России позвольте вам не поверить. Россия — это народ, мы, рабочие, крестьяне, — при этих словах Иван Васильевич широко раскинул руки. — Нам, народу, война не нужна! А вы для войны стараетесь. Это уже предательство, господин управляющий.

— Верно! Предатель он! Гнать его в шею с завода!

— Долой управляющего! — дружно подхватили рабочие.

— Слышали приговор народа? По решению большевистской организации и рабочего комитета вы больше не управляющий. Кончилась ваша власть на заводе, — уточнил Кущенко.

Управляющий не на шутку перепугался, съежился, потом поднял над головой кулаки и закричал, уже не сдерживаясь:

— Это вам не пройдет! Я буду жаловаться! — с поднятыми кулаками он стал пробираться к выходу.

— Так не годится! С почетом надо, — выкрикнул Степан, стоящий в толпе молодых рабочих.

Управляющего догнали, подхватили под руки с двух сторон, приподняли и бережно посадили в ржавую тачку, которая стояла возле мастерской. Он пыхтел, отбивался изо всех сил, болтая в воздухе руками и ногами. Лицо стало белым от испуга и негодования.

Тачка, подхваченная добрым десятком рук, покатилась к заводским воротам.

— Повезли кота хоронить, — смеялись идущие следом рабочие.

— Вы за это ответите! Я… жаловаться… в компанию…

— Эк, напугал. Жалуйся! Там, в Питере, всю твою компанию тоже, поди, на свалку свезли.

— Не думал я, что с этого начнем наводить порядок на заводе, — заметил Иван Васильевич, глядя вслед толпе, идущей за тачкой. — Народ сам решил.

— Не впервой нашим парням кровососов с завода на тачке вывозить. В девятьсот пятом этак же управляющего выволокли. Той же ночью удрал вместе с семьей и пожитками, — вспомнил пожилой рабочий.

— И этот удерет. А напугался! Совсем обалдел, орет не своим голосом. Смехота!

— Гляньте, ребята, сама припожаловала!

От особняка, путаясь в длинном халате, бежала жена управляющего, взлохмаченная, растрепанная. Она потрясала над головой мужниным пистолетом и громко визжала:

— Как вы смеете?! Мерзавцы! Разбойники! Стрелять буду!!

— Туда же в драку лезет. Цыц ты, — прицыкнул на нее один из парней и сделал несколько шагов навстречу.

Жена управляющего завизжала еще громче, швырнула пистолет на землю, подхватила полы халата и понеслась к дому. Вслед громко хохотали рабочие.

— Ой, до смерти перепугала! Аника-воин… — Степан поднял пистолет и сунул в карман: — Пригодится…

Тем временем тачку уже вывезли за широко распахнутые ворота и откатили в сторону:

— Мотай на все четыре…

Выпачканный ржавчиной и мазутом разжалованный управляющий с трудом вывалился на землю и побежал к своему особняку.

— Яшка! Яшка! Лошадей запрягай! Живо! — отдуваясь, кричал он. Но Яшка так и не отозвался. Кучер почуял недоброе и сбежал от своего хозяина.

Рабочие, посмеиваясь, начали расходиться. Только возле механической еще долго разговаривали между собой Иван Васильевич, Раков, Степан, которых теперь открыто называли большевиками.

— Пойдемте дела принимать, пока чиновники не сбежали с ключами и документами, — предложил Кущенко. Все направились в контору.

…С той поры собрания в механической мастерской стали проходить часто. Рабочие говорили о делах завода, ругали войну, меньшевиков и эсеров, которые мешали делу революции.

На одном из самых людных собраний Кущенко единогласно выбрали в Совет рабочих депутатов.

— Будешь нашим первым депутатом в городе от рабочих.

— Послужи, Иван Васильевич, народу.

— Расчеши им, буржуям-то, бороды, чтобы не обманывали нашего брата, — наказывали рабочие, поздравляя Ивана Васильевича. Каждый подходил и крепко жал руку, повторяя:

— Послужи…

— Спасибо, товарищи, за доверие, — отвечал Кущенко. — Буду стараться, не жалея сил.

Николка тоже радовался вместе со всеми, хотя толком не понял, что к чему.

— А… где Иван Васильевич? — спросил он, когда увидел за станком Кущенко другого токаря.

— Эк, хватился! В Совдеп выбрали товарища Кущенко. В Народном доме теперь его место. Вот так, Николай Николаич.

Николка расстроился. Он совсем не ожидал, что если выбрали, так и с завода уходить. Что же теперь с ним будет? Так и бегать всю жизнь в рассылках? А он-то надеялся обучиться на токаря… Видно, не сбылась бабушкина примета, что два вихра к большому счастью.

…Однажды Николку послали в Совдеп. На пакете было написано: «Народный дом, депутату товарищу Кущенко».

— Входи, входи, Мыкола, — обрадовался Иван Васильевич, когда рассылка нерешительно просунул голову в указанную дверь.

— Вам послали, с завода, — вежливо, но суховато проговорил Николка и остановился возле стола в ожидании.

По дороге он все обдумывал, как напомнит Ивану Васильевичу о его обещании. Обязательно напомнит! Но увидя письменный стол, заваленный бумагами, постеснялся, решил ничего не говорить. Не до него теперь товарищу Кущенко, не до Николкиных бед…

Однако Иван Васильевич ничего не забыл.

— Ты чего губы надул? — спросил он, откладывая в сторону прочитанную бумагу. — А-а, понимаю! Виноватым считаешь меня. Да ты садись, в ногах правды нет. И послушай. Слово я свое сдержу, Мыкола. Дай только расправиться с нашими врагами, построить новую жизнь.

Иван Васильевич говорил так, словно уже видел эту новую жизнь, которая обязательно наступит для всех бедных людей.

Николка успокоился. Ничего, долго ждал, еще подождет…

Осенью семнадцатого года пришло время, о котором говорил и мечтал Иван Васильевич. Он сам принес на завод эту весть. По всем мастерским побежали рабочие-подростки:

— Идите в механическую! Там говорить будут! — кричали они.

В механической не закрывались двери — так много собралось народу.

В самом центре на сооруженных подмостках стоял Кущенко и размахивал бумагой.

— Товарищи! — раздался под низким потолком громкий голос Ивана Васильевича. — В феврале этого года свергли царя. Но нам легче от этого не стало: власть захватили капиталисты, Временное правительство.

Сегодня из Петербурга пришла радостная весть: свергнута и эта ненавистная народу власть. Создано первое в мире народное правительство — Совет Народных Комиссаров! Главой его избран вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!

Теперь мы, рабочие и крестьяне, стали хозяевами страны! — голос Кущенко прервался от волнения.

Несколько секунд стояла тишина. Рабочие обдумывали каждое слово, недоуменно переглядывались, будто проверяли, не ослышались ли…

Но вот громкое ликующее «Урра-а!» прокатилось по мастерской. Люди заговорили, зашевелились, некоторые обнимали друг друга.

В стороне, возле стенки, стоял пожилой рабочий и без конца повторял:

— Вот и дожили, слава богу… дождались…

Вскоре из ворот завода, алея бантами и флагами, вышла праздничная рабочая колонна. Впереди несли знамя, на котором было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

— Коля, — шепнул Николке Степан, — слетай ко мне за гармошкой: сегодня музыка людям во как нужна!

— Я мигом! — сорвался с места Николка.

Из небольшой лавчонки молодые парни вытащили целую штуку красного коленкора. Полотно тут же было располосовано на куски. Словно маки, вспыхнули над колонной алые знамена.

По улицам поселков бежали мальчишки.