Эти любимые всеми грибки появляются на Урале обычно в июне, вылезают из земли, дружно, радуя грибников. Но появление их кратковременно, они исчезают так же быстро и дружно, чтобы появиться позднее, через месяц.

Николка принадлежал к разряду грибников-бегунов. Пока Федя выковыривал из земли семейство маслят и шарил под хвоей, он уже умчался. Ахмет посмотрел вслед Николке и остался с Федей. Что попусту бегать? Все равно он грибы собирать не умел. Татары про грибы так говорят: кошка не ест, собака не есть, и человек не должен их есть.

— Федорка, это кто? — совал он Феде под нос грибы.

— Опять поганка. Видишь, тонкая нога? Ты накормишь, — смеялся Федя.

Корзинка быстро наполнялась, и ребята, покричав Николку, направились обратно.

— Сам дорогу найдет, не маленький…

…А в лесу в это время происходило что-то непонятное. По крайней мере, так показалось Николке. Вначале, увидя, с какими грибниками имеет дело, он решил: «Пока они тут ковыряются на одном месте, я побегаю и вернусь». Только получилось все по-другому. Обежав пол-леса, Николка только хотел поворачивать к берегу, как его окликнул веселый голос:

— Николай Николаич, ты чего так далеко забрался? Грибы и поближе есть.

Навалившись на сосну, на земле сидел парень в зеленой под цвет травы косоворотке. Из-под заломленного набекрень картуза кучерявились русые волосы. Парень держал в руках балалайку и тихонько тренькал. Николка узнал в нем рабочего из сборки.

— Ты что на меня выпялился? И погулять рабочему человеку в божий праздник нельзя? А? Нельзя? А ты, Никола, ступай своей дорогой… Иди… Во-он туда иди…

«Пьяный», — определил Николка и снова принялся искать грибы. Но вдруг он услышал голоса. По лесу шли двое в праздничных косоворотках и о чем-то разговаривали. Тоже заводские.

Николка присел под сосенкой над семьей маслят. «И чего наши по лесу разгуливают? Может, по грибы? А корзинки где?..»

А двое подошли к парню, о чем-то переговорили и пошли в глубь леса. Когда показались еще двое заводских, Николка решил дознаться в чем дело и устремился следом. Он пробирался стороной, прятался за соснами, приседал, чтобы его не заметили. И когда эти двое подошли к парню, Николка был уже рядом за густой сосенкой.

— Здравствуйте. Куда путь держите? — спросил парень совершенно трезвым голосом.

— Здорово, орел. Идем к своим, — последовал ответ.

— На старом месте… Счастливого пути.

— Спасибо…

Двое ушли, и снова затренькала балалайка.

Еще подходили рабочие и говорили одни и те же слова, называли парня «орлом», и он почему-то посылал всех на «старое место».

Николку охватило любопытство: куда они идут? Он пустился следом, поминутно оглядываясь и припадая к земле.

Лес начал заметно редеть, уступая место молодым кудрявым сосенкам. Вот и каменоломни…

Но тут Николке пришлось спрятаться и переждать: рабочих, за которыми он увязался, остановил еще один молодой парень, лица которого не удалось рассмотреть. И снова услышал тот же разговор из слова в слово.

Ящеркой прополз парнишка между камней и притаился. Перед ним расстилалась небольшая лужайка. А на ней около полусотни людей. Одни сидели на траве, другие стояли, курили, разговаривали, смеялись. И все заводские.

— Начнем, товарищи, надо спешить, — раздался громкий требовательный голос. Николке показалось, что он совсем недавно слышал его…

Все уселись на траву, стало тихо-тихо. И тут Николка увидел дядю Ивана! Ивана Васильевича! Он стоял на большом камне.

— Товарищи! Сегодня мы собрались, чтобы обсудить наши требования хозяевам завода в предстоящей забастовке, которую необходимо начать дружно, в назначенный день, — заговорил Кущенко. — Забастовка будет началом большой борьбы, поэтому ее должны поддержать все рабочие до единого.

Мы уже многого добились, но помешала война. Наши товарищи проливают кровь в окопах, а на завод пришли новички, у которых еще нет опыта в революционной борьбе. Хозяева завода воспользовались этим и начали душить нас штрафами за каждый пустяк. Хотя и работаем от зари до зари, а получаем гроши. На кого работаем? На войну, которая никому не нужна! На хозяйский карман, у которого и дна не видать. Пора напомнить кровососам, что мы умеем постоять за себя.

Николка слушал, не дыша. Голос Ивана Васильевича звучал громко, твердо, уверенно. И всех называет он — «товарищи!». А ведь правда, все здесь товарищи, как же иначе-то…

Когда Кущенко закончил свою речь, на бугор поднялся высокий черноволосый парень.

«Степан! Дядя Степан!» — чуть не крикнул обрадованный Николка, но вовремя спохватился.

— С меня за прошлый месяц штрафу удержали один рубль: шапку перед мастером не снял, не поклонился. Я дешево отделался. А вот с молотобойца Василия Спиридонова девять рублей высчитали. Это из шестнадцати, рублей заработка! А у него трое детей! Так разве я могу быть спокойным за своего товарища? Горе каждого из нас — общее горе! Борьба с кровососами — наше общее дело! В стороне ни один не должен оставаться. Рабочая солидарность — это великая сила, которую никому не сокрушить!..

Степан тоже начал говорить про забастовку. Все было понятно Николке: про войну, про царя, про богатеев. Только про забастовку он так ничего и не понял.

«А не их ли велел искать жандарм? — мелькнуло в его голове. — Еще наказывал весь лес обшарить… Сейчас, наверно, те двое рыскают по лесу. Если найдут, всем тюрьма и каторга».

Николка больше и слушать не стал. Подхватил свою корзинку с помятыми грибами, и вначале ползком, потом бегом пустился обратно как раз в тот момент, когда Тимофей Раков пристроился возле пенька и начал писать требования рабочих хозяевам завода.

Долго кружил Николка по лесу, искал тех, двоих. Увидел недалеко от места, где собирал грибы, где валялись срезанные корешки.

Жандармские ищейки, видать, давно рыскали по лесу. У тощего взмокли усы от пота и рыжими мочалками повисли вдоль щек. А другой обмахивался снятой с головы кепкой.

Николка сначала растерялся, кинулся к сосне, за которой встретил кудрявого парня. Но там никого не было. А те двое приближались и вот-вот пройдут мимо. Николку словно кто подстегнул. Он бросился наперерез.

— Здравствуйте, дяденьки. Куда путь держите? — выкрикнул он, выскакивая из-за сосны. — «А дальше, как парни говорили? Как дальше-то?..» — силился он вспомнить условные слова.

Появление Николки оказалось настолько неожиданным, что тощий схватился за карман, где, видно, лежало оружие. А белобрысый присел и растопырил руки.

— А-а, здравствуй, орел… Идем к своим, — опомнился, наконец, усатый и заулыбался, показывая мелкие зубы.

— На старом месте, — вспомнил Николка и уточнил от себя: — На Чекинке. Счастливого пути.

— Спасибо.

Они повернули, куда их направил Николка, и понеслись рысцой.

— Ты что тут командуешь? Тоже пикетчик сопливый нашелся! — перед ним словно из-под земли вырос кудрявый парень в зеленой косоворотке.

— Да это не наши! Это сыщики жандармские! Я их в другую сторону послал, на Чекинку, — начал оправдываться Николка и вдруг рассердился: — А тебя поставили караулить, так ладом карауль. Неча ворон-то считать! — и не оглядываясь, решительно зашагал в сторону реки. Он теперь сам догадался, зачем сидели эти парни, прикидываясь то пьяными, то просто отдыхающими. Не-ет, Николка не дурак!

Возле речки горел костер, на сковородке жарились грибы.

— Эх, опоздал ты со своими маслятами, — встретил его Федя. — У-у, да у него на донышке и те в крошки истолок. Гляди-ка, Ахмет.

— Не нашел, — буркнул Николка и повалился на траву. Он был расстроен: ни Ивана Васильевича, ни дяди Акима еще не было. И неизвестно, что там в лесу происходит…

— Николушка, ты не заболел? — заботливо склонилась над ним Александра Максимовна. В ее больших серых глазах была тревога. Наверно, об одном думали…