На нашей Дуге обнаружено несколько десятков червоточин, но по всей видимости, их намного больше. Более того, есть основания полагать, что самих дуг — великое множество. Просто, человечество ещё не доросло до открытия остальных, ибо не шагнуло настолько далеко в космос.

Иногда Веретено называют «запятой Комогорова» — ввиду дугообразности, а может быть, в насмешку над гениальным астрофизиком, который открыл её и закономерности расположения червоточин на ней, но не смог до конца понять и объяснить их природы. Сам непризнанный при жизни учёный предпочитал всё же термин «веретено», поскольку вся эта система медленно вращается вокруг продольной оси.

Вероятно, правильнее сказать не непризнанный, а осмеянный: поначалу его открытие никто всерьёз не воспринимал, а популярной издевательской характеристикой гения Комогорова было «фарш в голове».

Но не будем о грустном…

Для более глубокого понимания устройства мира, учителя в школе обычно приводят аналогию с раскатанным тестом. Если вообразить, что лист теста — это Вселенная или её участок, а потом сложить этот лист пополам, то получится, что точки на его поверхности, которые только что были удалены друг от друга, оказались вдруг совсем рядом и даже соприкасаются. В представлении современных учёных, эти точки и являются червоточинами, а Дуга — это проекция в наше измерение некоего объекта, частью которого являются червоточины. К примеру, если бы вы проткнули сложенный в несколько раз лист теста металлической спицей, то собрали бы несколько точек соприкосновения на одной линии. В такой аналогии спица и является Дугой.

Каждая из червоточин в определённом порядке связана со всем другими. Периодически между ними образуются физические тоннели, через которые можно пройти. То есть, тело, войдя в одну червячную дыру, неизменно появится из другой. В какой именно тоннель попадёт тело, то есть, из какой именно дыры оно появится на выходе, зависит от положения исходной червоточины относительно центра Веретена.

Процесс возникновения и пропадания тоннелей называется синхронизацией червоточин. Состояние дыры, когда она синхронизирована с другой, — фазой. На практике, учёные и сотрудники транспортных служб используют формулировку вида «червоточина А находится в фазе червоточины В» — это означает, что если в данный момент вы нырнёте в дыру А, то вынырнете из дыры В.

Прошло не одно десятилетие, прежде чем людям удалось составить полные таблицы ежечасно меняющихся фаз червоточин. А уже потом, на основании данных из этих таблиц, вывели эмпирические формулы для расчёта фаз.

Путешествие по тоннелям между дырами поражает воображение не меньше, чем сами дыры. Дело в том, что внутри тоннеля время течёт не совсем так, как в привычном для нас мире, и напрямую зависит от скорости движения путешественника. Радиоволна, как и другие электромагнитные излучения, проходит один тоннель за период от нескольких часов до трёх суток — в зависимости от того, о каком конкретном тоннеле идёт речь. Современному звездолёту, которому ещё очень далеко до скорости света, нужно от двух до четырёх недель — по часам, расположенным внутри самого корабля.

Однако во всём остальном обитаемом мире за время, проведённое кораблём в тоннеле, пройдёт от полутора до трёх земных лет — имеются в виду, разумеется, только известные нашей цивилизации тоннели и червоточины. Практическое применение столь замечательного эффекта заставило ввести такие понятия, как абсолютное время (то, которое принято на Земле и других планетах) и относительное (то, которое показывают часы звездолёта, пролетающего сквозь тоннель).

Все обнаруженные червоточины находятся в окрестностях звёзд, но при этом удалены друг от друга на гигантские расстояния: десятки и сотни световых лет. Таким образом, полёт через червячную дыру существенно сокращает не только саму дистанцию пути, но и время, затраченное на прохождение.

Сложное устройство Дуги и червоточин не давало покоя многим умам прошлого, не позволяет успокоиться и современникам. Существует, кажется, около двух сотен научных и околонаучных теорий, пытающихся объяснить те или иные аспекты, связанные с Веретеном. Впрочем, отсутствие единого мнения не мешает человеку в практическом использовании червячных дыр.

К примеру, мы. Через двое суток долетим до червоточины, расположенной за орбитой Марса и носящей имя египетского божества Ра, после чего совершим прыжок длиной в шестьдесят световых лет…

Один из дальнобойщиков — рослый мужчина с одутловатым лицом — отделился от общей компании, приблизился ко мне и спросил:

— В первый раз?

— Угу, — нехотя соврал я.

Он пошло пошутил и представился.

Не стал запоминать его имени — не вижу смысла. Во-первых, не люблю дорожные знакомства. Во-вторых, большую часть полёта собираюсь провести в криоанабиозе, поскольку терпеть не могу перегрузки во время разгона и торможения корабля. Да и томиться в ожидание конца путешествия…

— Может, когда поднимемся на борт, выпьем по этому поводу? — продолжал дальнобойщик.

— Не пью, — опять соврал я.

Он взглянул с неприязнью, вернулся к своим и принялся что-то громко рассказывать. Прислушавшись к разговору, я понял, что речь шла о выпивке и женщинах.

Дальнобойщики — как бы низший слой в «касте» светлячков. Многие из нас относятся к ним как к паршивым овцам, портящим стадо. В дальнобойщики ссылают, как правило, за серьёзные проступки. А их образ жизни — постоянные перелёты, криоанабиоз — не располагают к духовному и интеллектуальному росту. Так что, однажды попав в дальнобойщики, вырваться практически невозможно.

«Сброд, — любит повторять Саша Тойвен. — Отбросы общества».

Перед входом в звездолёт я остановился и обернулся назад.

Небо сегодня особенно красиво — лазурная голубизна подчёркнута тонкими перистыми облаками.

«На Конкордии такого не бывает», — подумал я и ступил на борт.

В книге рассказывалось о похождениях кота, в которого переселился дух человека: бедная зверушка искала дом, в котором когда-то жила. Нашёл или нет, я так и не узнал, потому что на половине книги задремал.

Однако вскоре проснулся. Причиной тому была навалившаяся тяжесть. Дышать стало затруднительно, в ушах загудело. Я открыл глаза и прислушался к ощущениям. Ничего страшного не происходило, просто звездолёт набирал скорость, а с ними — перегрузки. Вполне терпимо и обыденно.

Чтобы взбодриться, встал с кровати и прошёлся по каюте. Апартаменты напоминали номер в гостинице средней руки: комната с кухонной зоной, ванная совмещена с туалетом.

Решив попить кофе, долго не мог найти кружку: не сразу пришло в голову, что предмет, который вначале принял за модель звездолёта, на самом деле является стилизованным под корабль бокалом.

Я налил кофе и принялся рассматривать необычный сосуд. Вначале даже возникло желание приобрести нечто подобное: настолько изящным он показался. Синий, с тонкими белыми полосками и красным сердечком, по которому готикой выведено «Виктория».

Но потом подумал, что фирменную, сделанную под заказ кружку мне вряд ли продадут, и как-то сама собой зародилась хулиганская мысль украсть её.

Почему звездолёт называется «Виктория»? На ум почему-то сразу пришло доблестное участие в каких-нибудь боевых действиях…

Уж не тот ли это корабль, что вывез несколько тысяч раненых с осаждённой террористами Миранды?.. Хотя — нет, вроде бы, там был военный крейсер…

Мои размышления прервал сигнал видеофона. Я ответил, и на экране появилась миловидная азиатка в белоснежном чепчике.

— Господин Шервинский, — сказала она тоненьким голоском, — это Митико из медицинского блока. Ваша криокамера будет готова примерно через пятнадцать минут. Когда вы сможете к нам подойти?

— Уже выхожу, — с готовностью ответил я. — Допью кофе и приду.

— Хорошо, — Митико улыбнулась, — буду вас ждать.

Когда через полчаса она закончила с медицинским обследованием, моим первым вопросом был: