Посредниками между мирами выступают светлячки, потому что только они в состоянии преодолеть световые года, разделяющие звёздные системы.

В интернатах светлячкам с детства прививается понятие собственной природной уникальности и высокой гражданской нравственности. Дар оборачивается проклятием. Отныне система решает, кем мы должны стать и чем будем заниматься. Выбор жизненного пути иллюзорен и ограничен специальностями, прямо связанными с межзвёздными перелётами.

То же касается и личной жизни: мало кому удаётся найти свою половинку в среде себе подобных, создать полноценную семью и путешествовать вместе. А если такое случается, то скорее в виде исключения, нежели правила.

Теоретически, можно выйти из системы, уволиться со службы и попытаться начать другую жизнь. Но система никого не отпустит просто так. Сначала будут уговаривать, соблазнять всевозможными благами и привилегиями, потом в ход пойдут меры административного воздействия и, возможно, угрозы. Непослушные сталкивались с практически непреодолимыми проблемами в своих попытках влиться в гражданское общество, вдруг обнаруживали, что лишены всяческих социальных и правовых гарантий. Зачастую это заканчивалось длительными сроками тюремного заключения по нелепым делам, а иногда и странными несчастными случаями с летальным исходом…

— Что с тобой? — Обеспокоенные глаза Ралины. — Где ты?

— Я… я просто задумался… — Пришёл в себя и вернулся на берег. — Я подумал, что…

— Я знаю. — Она прижалась ко мне. — Ты думаешь о чём-то плохом. Не нужно. Всё будет хорошо. Ты вернёшься вовремя. Ведь мы с тобой везунчики.

Везунчик. Я часто называл себя так в пору юности, когда ещё не ощущал заложником системы. Принадлежность к своей «касте» казалась счастливым предначертанием, несущим только плюсы, а мир был полон средств для реализации моих идей и планов.

После интерната были открыты двери практически всех земных учебных заведений: на специальности, так или иначе связанные с космическими путешествиями, светлячки поступают вне конкурса. Я выбрал знаменитый факультет ксенологии не менее знаменитого Стокгольмского университета.

Много позже, когда познакомился с Ралиной, долго не мог понять, кого она мне напоминает. Всё объяснилось лишь после того, как узнал фамилию: в университете я учился с её матерью, светловолосой шведкой германского происхождения.

В этом нет ничего удивительного, если учесть, что с момента моего рождения на Земле прошло 56 лет.

Мы были дружны с Ингой. Иногда я развлекал Ралину забавными рассказами о её матери, которой, к сожалению, уже нет с нами. Не уверен, что практичная Инга одобрила бы выбор дочери — если б узнала, что та встречается со светлячком.

Получив степень магистра, как-то сразу ощутил невостребованность своей специализации: уже тогда идея встречи с братьями по разуму не оправдывала аванса доверия и считалась утопической. Мы были одним из последних выпусков факультета, через несколько лет он закрылся — ввиду отсутствия поддержки со стороны государства.

Полученные в университете навыки и знания позволили попасть в Центр управления религиями, специфика службы в котором подразумевает наличие понимания чуждой логики религиозного фанатика. Мне предложили, недолго думая, я согласился.

Служба в ЦУР складывалась в основном из инспекционных командировок на планеты Земной метрополии. Стандартный срок вахты — два-три земных года, в редких случаях — до пяти лет. Команда из двух-трёх инспекторов контролирует жизнь вверенного мира. Дождавшись очередной смены, они возвращаются на Землю, после чего, во время полугодичного земного отпуска инспекторы отчитываются о проделанной работе и готовятся к новой командировке.

Когда я вернулся из четвёртой межзвёздной инспекции, на жизненном пути появилась Ралина. Надавив на шефа, добился того, чтобы меня поставили на поездки внутри Солнечной системы. Ралина бросила свою работу, и мы отправились сначала в крохотную Марсианскую колонию, затем в жаркую Венерианскую Конфедерацию. Потом были неуютные Миранда и Каллисто. Ввиду близости, полёты на эти планеты доступны для несветлячков, а сроки командировок инспекторов составляют по нескольку месяцев.

Но рано или поздно терпение шефа должно было лопнуть. Всегда понимал, но воспринимал как некую абстрактную угрозу, которая произойдёт когда-нибудь потом, не сейчас, в далёком будущем. То же касалось Ралины: привыкла жить днём сегодняшним, не переживая о том, что случится завтра.

Вообще, она видела лишь положительные стороны — во всём, в том числе, в наших отношениях.

Например, Ралине до жути нравится отмечать мои дни рождения два раза в год: по земному календарю и по счётчику личного времени — у каждого светлячка в руку вшит имплантат со сверхточными часами, которые отсчитывают биологический возраст носителя…

— Всё-таки жаль, что мы не сможем отметить твой день рождения вместе, — произнесла она тихо. — Но ничего, будут ещё другие. Их будет много…

Космопорт находится южнее Урфинбурга, рядом со Стерсалимом.

До войны тут располагались три разных города. По сравнению с соседями, от военных действий они пострадали в меньшей степени, поэтому их промышленная мощь стала основной силой, поднимающей разрушенную экономику региона. Со временем города росли, развивались и, в конце концов, слились в единую агломерацию, которую назвали Стерсалимом, составив это слово из кусочков названий трёх городов.

Чтобы скоротать время в дороге, я принялся изучать отчёты Джонсона и де Ловерга о произошедшем на Конкордии, но вскоре бросил бесполезное занятие. Во-первых, за два года, что проведу в полёте, данные успеют устареть, выяснятся новые обстоятельства. Во-вторых, сухие сводки не давали ответов на интересовавшие меня вопросы. Лучше расспросить де Ловерга при личной встрече.

Однако заняться чем-то всё равно нужно, поэтому, зевнув, принялся за информацию о самой планете.

Оказывается, терраформирование Конкордии было одним из самых успешных среди подобных проектов. Во многом благодаря тому, что изначально Конкордия очень походила на Землю. На сегодня же две планеты настолько идентичны друг другу, что в служебной документации поэтично именовались «близняшками».

Из описания взгляд выловил лишь одно различие в физических характеристиках: на Конкордии гравитация составляет 107 хокингов, то есть на 7 единиц больше земной, что само по себе не столь уж существенно и коррекции не требует. В процессе инженерной перестройки можно изменить атмосферу планеты, флору и фауну, температурный режим и многое другое. Однако сила притяжения напрямую зависит от массы, а с этим параметром шутить не стоит…

Я вновь зевнул, рассеянно поглядел в окно и неожиданно для себя обнаружил, что достиг пункта назначения.

Комплекс зданий космопорта представляет собой образец стиля ретро: пластик и стекло, остроконечные башни синего и зелёного цветов. Внутри я прошёл аутентификацию и проследовал мимо терминалов регулярных рейсов к самому дальнему — межзвёздному. В общем зале много туристов — легко узнать по весёлым, беззаботным лицам, глядя на которые я невольно позавидовал: для них через несколько часов начнётся увлекательный полёт куда-нибудь на жаркую Венеру или к потрясающим воображение кольцам Сатурна. Нам же, с кислым видом ожидающим очереди, предстоит повседневная рутина.

Авторизовавшись на терминале, я узнал, что корабль почти готов к старту. Менеджер помог заполнить необходимые документы и пожелал счастливого пути.

Я вышел на стартовую площадку и увидел свой звездолёт.

Это был огромный, белый с синими полосами, космический транспорт семисотметровой высоты. Гордо задрав нос к небу, он ждал меня.

Конечно, не только меня — рядом с суетящимися техниками особняком стояла горстка людей. Космические дальнобойщики. С ними, на их корабле, мне и предстоит совершить прыжок через так называемое Космическое Веретено.

Дуга Комогорова, чаще именуемая Космическим Веретеном, — один из самых удивительных объектов во Вселенной. Воображаемая кривая протяжённостью много десятков, а возможно и сотен, световых лет. Вокруг Дуги в определённом порядке располагаются не менее поразительные объекты — червоточины, или червячные дыры.