— Хорошо сохранился для своих лет? — попытался пошутить я, но сержант не оценил юмора.

— Место работы? — холодно продолжил он.

— Второй департамент, Центр управления религиями, — ответил я, надевая солнцезащитные очки. — Инспектор.

Мне показалось, что сержант вытянулся по стойке «смирно». Анализатор мигнул зелёным, полисмен козырнул ещё раз и попрощался:

— Аутентификация пройдена! Больше не задерживаю. Счастливого пути!

Я скомандовал, и машина тронулась с места. Обернувшись, увидел сержанта, который провожал меня взглядом. Могу поклясться, что вслед он кинул презрительное «светлячок» и прибавил ещё что-то — вероятно, какой-то бранный эпитет.

Дорожная полиция не любит представителей моей «касты». Вот девушки просто обожают нашего брата, а полиция — нет, особенно, дорожная. Не могу сказать точно — почему.

Видимо, не даёт покоя наш странствующий образ жизни.

Следует заметить, что мы их тоже не любим, в основном — за консервативность. А шеф и вовсе называет дорожных инспекторов ретроградами.

Взять хотя бы систему аутентификации — по голосовым ритмам: она не только безнадёжно устарела, но и не даёт полного представления о передвижении населения, даже в рамках отдельно взятого региона: везде есть объездные дороги, да и в машине можно много кого спрятать. Но модернизация требует серьёзных ресурсных затрат, к тому же, на Земле принято чтить вековые традиции. Поэтому введённая сразу после войны система применяется и поныне…

Я проезжал мимо Мемориала памяти жертв промышленного экстремизма — гигантского поля полуразрушенных строений.

До войны тут располагался химический завод, в который угодила запущенная деструктантами баллистическая ракета. Комплекс зданий полыхнул тогда единым пламенем, а многие километры вокруг были отравлены нефтепродуктами. После войны восстанавливать ничего не стали, а устроили мемориал в назидание будущим поколениям.

Периодически раздаются предложения переделать всё в парк развлечений для любителей полазать по развалинам. Ничего не поделаешь — в наши дни уже не все воспринимают те события как трагедию миллионов и героический подвиг предков. Для многих Битва за Урагорию — это что-то романтическое, вроде средневековых рыцарских поединков…

В городе я переключился на ручное управление и немножко размялся. Люблю иногда попрактиковаться в вождении — ощутимо бодрит.

Ну, а кроме того, помогло отвлечься от тревожных ожиданий.

В офисе как всегда суетливо и душно.

Мазл, недавно вернувшийся с Розовины, развлекал анекдотами на нетрадиционные тематики. Не скрывающая своих пристрастий Корделия Вудс огрызалась на его шуточки и упрекала в отсутствии толерантности.

Саша Тойвен — единственный, с кем у меня были более или менее дружеские отношения, — отвёл в сторонку и поведал о последних новостях и слухах: наверху недовольны работой отдела, поговаривают о реорганизации. Шеф собирается в отпуск, а может, и в отставку. А ещё, на Конкордии серьёзные проблемы, ожидается экстренный выезд кого-либо из инспекторов, кого именно — пока не понятно, шеф думает над этим вопросом: нужен кто-то толковый и ответственный, а таковых на данный момент в распоряжении нет.

— Неужели всё так плохо? — переспросил я. На моей памяти экстренные командировки случались всего пару раз, но это были такие тяжёлые ситуации, что даже вспоминать не хочется.

Саша кивнул и мрачно добавил:

— Мы тут весь день вчера голову ломали и решили, что Олегыч пошлёт тебя.

— Ну уж нет, — ответил я. — Слишком уж ты, Сашка, сгущаешь краски. Да и вообще, с каких это пор он считает меня толковым и ответственным?

— Не знаю. Но как бы там ни было, лететь всё равно больше некому: все ещё земной срок не отмотали. — Саша помолчал, а потом посмотрел в упор и многозначительно прибавил: — Кроме тебя…

Я перебирал в уме инспекторов, которые на данный момент находились на Земле, пытаясь вспомнить, кто из них уже исчерпал положенные после каждой командировки полгода земного отпуска, но решительно не мог таковых определить. В голову упорно лез только Паатлелайлен, но и тот неделю назад сломал позвоночник на горных лыжах у себя в Финнемаркии, так что в ближайшие два-три месяца никуда лететь не сможет.

Неужели оправдались мои худшие подозрения? Межзвёздная инспекция, да ещё и экстренная…

Вооружившись железными отговорками и пожеланиями удачи от Саши, я проследовал в кабинет к шефу.

— Здравствуйте, Мстислав Олегович! — сказал, переступив порог.

— Приветствую тебя, Андрей! — ответил шеф.

Он был очень занят. Об этом свидетельствовал расстёгнутый ворот рубашки, двумя полосками болтающийся на шее развязанный галстук. Однако больше бросилось в глаза обилие разбросанных по столу бумаг и полупустой стеклянный кофейник. Пожалуй, ничего хуже и быть не могло, поскольку означало, что шеф расстроен, что нервничает и ему нужна помощь.

— Я уж подумал, что ты опаздываешь, — сказал шеф, глядя прямо перед собой. — Присаживайся! Как дела?

— Неплохо. — Я занял кресло напротив.

— Смотрел твой последний отчёт. На мой взгляд, нужно попробовать рассмотреть корреляцию между уровнем лояльности населения Маннелинга и количеством осуждённых на пожизненное заключение. Но это… потом… — Шеф замолчал.

— Вы ведь не за этим меня вызвали? — Я внутренне замер.

— Андрюша, — шеф снял очки и помассировал глаза, — нужно лететь на Конкордию.

Я уже начал заготовленную заранее речь, но он оборвал:

— Знаю, что не хочешь, что у тебя тут личные дела, что у тебя невеста и всё прочее. Но, поверь, дело — дрянь.

— Что случилось-то? Кто там у нас?

— У нас там Джонсон и де Ловерг… — Шеф запнулся. — Были. Теперь — только де Ловерг. — Он опять замолчал и отпил кофе. — Две недели назад, 24-го числа, от Джонсона пришёл отчёт о странных явлениях, замеченных в нескольких городах на Конкордии. По первым описаниям, наблюдалось что-то вроде оптических миражей. Возможно, голограммы. Чьих рук дело — пока не ясно. За расследование взялись спецслужбы и местная полиция. В общем-то, ничего интересного, банальная ерунда. Но как ни странно, данное происшествие вызвало всплеск религиозных волнений в обществе. Де Ловерг указывает на появление неких пророков и прочую чепуху. Предположительно, события трактовались, — шеф заглянул в бумаги и поморщился, — как «пришествие божественных сущностей». Для подавления экстремистских настроений пришлось применить силу, вплоть до уничтожения материальных ценностей ударами с воздуха. В целом, обошлось без жертв. Организаторы беспорядков выявлены и задержаны. Ситуацию взяли под контроль. Всё вроде бы утихло. Но вчера поздней ночью пришло сообщение о гибели Джонсона…

— Как это произошло?

— Его вертолёт врезался в скалу… — Шеф надел очки и принялся что-то искать в бумагах. — А, вот. Де Ловерг пишет: предположительно, сбой в программе пилотирования. Пока основная версия — несчастный случай, ещё рассматривается возможность самоубийства… — Он поднял взгляд от бумаг. — Я не верю в совпадения. Де Ловерг — толковый сотрудник и не поддаётся панике. В этом он молодец. Но мы должны предпринять встречные меры.

Я задумался. Де Ловерга представлял себе смутно — кажется, видел его как-то раз мельком в этом кабинете. Вроде бы, это такой высокий француз с хитрыми глазами. А может быть, путаю.

Зато Джонсона я знал хорошо — такой лысоватый дядька в годах. Готовя аналитику по Конкордии, часто читал его отчёты и запрашивал данные по планете. На мой взгляд, Джонсон был слишком занудливый и ответственный, что, впрочем, важно в нашем деле.

Жаль его, хороший был парень.

Ситуация и в самом деле критическая. Смерть инспектора — это всегда ЧП, а в создавшейся обстановке — тем более.

— Насколько понимаю, в их звене Джонсон был главный? — осторожно спросил я.

— Да. Они прибыли на Конкордию пять месяцев назад. Их миссия была рассчитана на три года. Теперь исполняющим обязанности Главного инспектора на Конкордии является де Ловерг.