В этот вечер было что-то, предвещающее неладное.

Весь день лил дождь. Ещё утром небо заволокло серой свинцовой пеленой, а после обеда первые капли упали на землю. К вечеру мелкий осенний дождик сменился настоящим летним ливнем, правда, без грома и молний. Вода смыла пыль и грязь, бурной рекой хлынула по сточным канавам.

Основной поток иссяк к темноте, и сейчас невесомая морось наполняла собой всё пространство. Словно подвешенная в воздухе, окутывала дома, пролезала под куртки и плащи редких прохожих.

Жители города в большинстве своём сегодня старались сидеть дома. И не только из-за непогоды. Было что-то гнетущее в этот вечер. Что-то мрачное витало вокруг.

Только важное и безотлагательное дело могло выгнать кого-либо на улицу.

Степенные главы семейств восседали на потрёпанных креслах или возлежали на массивных диванах, читая газеты или просматривая телевизионные передачи. И не важно, чему уделяли внимание — футболу или сводке последних происшествий — в одном они были едины: незачем выходить сегодня из дома.

Их жёны хлопотали на кухнях, пробуя на соль бульоны или котлеты. Выглядывали в окна, внутренне усмехаясь над безумцами, которые рискнули выйти на мокрый асфальт. И в этом они были правы: не стоило покидать уютные жилища.

В такую пору хочется улечься в тёплую кровать, накрыться одеялом и уснуть, до утра не вспоминая о дожде. Лёгкое постукивание по подоконникам и жестяным крышам, больше похожее на шелест, убаюкивает и поёт колыбельные.

Но дети не спали. Странное дело — обычно нудная погода клонит в сон в первую очередь детей. Но не сегодня. Вместо этого они рвались на грязные ступени подъездов, словно ожидая увидеть там своих друзей. Становились возле окон, упираясь лбами в стекло, как будто по улице тянулась процессия клоунов приезжего цирка.

— Что-то происходит, — говорили родители, закрывая на замки входные двери, задёргивая шторы на окнах.

Странно вели себя и собаки. Беспородные дворняги сбивались в мелкие стайки, прячась под козырьками подъездов и в арках зданий. Жалобно скулили и били облезлыми хвостами по камню мостовой. Их благородные собратья, лёжа на пушистых коврах и лаковых паркетах, тоскливо глядели на окна и прикрывали лапами носы.

— Что-то происходит, — говорили полицейские, машинально сжимая в руках дубинки, внимательнее присматриваясь к окружающей обстановке.

Владельцы баров и кафе, почуяв неладное, закрывали свои заведения. Несмотря на относительно ранний час, важные и упитанные содержатели питейных заведений выставляли за дверь ничего не понимающих весёлых посетителей.

— Что-то происходит, — говорили бармены и официантки, переодеваясь в подсобных помещениях, подсчитывая утерянную выгоду.

Что-то странное и зловещее было во всей этой суете. Необычное поведение разных существ не обещало ничего хорошего. Казалось, вот-вот произойдёт нечто ужасное и непоправимое.

И это случилось.

Началось всё на окраине города, когда пространство над одним из зданий вдруг почернело, сгустилось, и откуда-то извне на крышу шагнул человек ростом с девятиэтажный дом. Он ступил на крышу стоящего рядом здания, чуть помедлил и не спеша побрёл в сторону центральной площади. За ним из темноты появилась ещё одна фигура такого же размера, а за ней ещё…

Всего их было четверо — тёмные странники в потрёпанных серых одеждах. С грустными уставшими лицами. Неспешной тяжёлой походкой они следовали по домам, слегка проминая крыши, но не ломая их. Как будто бы весили не больше, чем самый обычный человек.

Пройдя весь город, они продолжили путь по лесу, в сторону реки.

Уже скрылись из виду, шум от их поступи утих, а оцепеневшие от удивления обитатели города ещё долго вглядывались вслед.

И ничего не было там, вверху, над зданиями — только дождь, сумеречное небо и выглянувшая из-за туч полная луна.

Не помню точно, откуда пошло, но я не люблю общаться с шефом лично. Другое дело по видеофону — там нас разделяет экран и километры расстояния. Но вот так — чтобы он приглашал к себе в кабинет… Да что там говорить — не приглашал, а вызывал — нет, это не по мне.

Полуофициальная роль невыездного инспектора-аналитика меня вполне устраивала. Пусть и не очень престижное занятие, и шеф напоминает о себе, торопит с отчётами и прогнозами, но всё же сидишь на месте, а не мотаешься по бескрайним просторам космических колоний. И голова не болит за судьбу вверенной тебе планеты с её бестолковым многомиллионным населением. Утомительные перелёты, смены суточных и годовых ритмов, чуждая растительность, местные законы и традиции — ужас просто, как раньше это терпел? А как, будучи юношей, переживал за потерянные в полётном анабиозе недели!

Хотя — нет, тут я покривил душой. Юношей мне всё нравилось. Романтика, жажда приключений, осознание собственной важности и весомости, дух путешественника и исследователя — всё это перевешивало тяготы инспекторской жизни. Да и тяготами они тогда не казались. Это сейчас я устал. Со временем всё надоедает, каким бы новым и увлекательным оно ни было.

Отчасти из-за этого я оставил Урфинбург и убедил шефа, что аналитик может легко или даже более продуктивно выполнять работу вдали от шумного офиса, в захолустном городишке, в домике, расположенном на берегу тихой речки с дивным названием Белая. Нужно сказать, с шефом мне повезло: он очень терпимо (я бы даже сказал — тепло) ко мне относится, часто идёт на уступки…

Да, да, опять себя обманываю. Ну разумеется, если б не Ралина, с удовольствием оставил бы тихую обитель, сегодня же собрал чемодан и махнул бы отбывать трудовую вахту куда-нибудь на Флоэму, года на два-три, бороться с тамошними фанатиками ныне забытого культа Лакрисоидов.

Но с тех пор как в моей жизни появилась Она, я что только не делаю, как только не изворачиваюсь, только бы не покидать пределы Солнечной системы. А когда короткие командировки на Марс, Венеру и спутники планет закончились, я взялся за продвижение идеи, что нашему отделу обязательно нужен инспектор-аналитик, в обязанности которого не будут входить далёкие инспекции в другие звёздные системы.

Поймал себя на мысли, что почти всю дорогу от Благбурга только и делал, что рассматривал неожиданный визит к шефу как возможное осуществление своих самых неприятных предположений. То, что он объявит о необходимости межзвёздной командировки, представлялось наиболее вероятной причиной вызова.

На самом деле, всё может быть не так уж и плохо. Шеф просто пожурит за недобросовестно подготовленный отчёт — водятся за мной такие грешки. Или направит на внеочередную стационарную лоялизацию — тут же принялся вспоминать, когда в последний раз проходил очередную… Но припомнить не смог, за что лишний раз упрекнул себя в разгильдяйстве — не хватало лишь пропускать обязательное для всех инспекторов «зомбирование».

Но, увы, чем сильнее пытался убедить себя в обратном, тем меньше сомневался в худшем.

Я уже успел сформулировать несколько весомых причин, которые мог указать в качестве контраргументов, когда подъехал к урфинбургскому контрольному пункту.

Подал машине команду остановиться и открыть боковое окно. Щурясь от ярких солнечных лучей, приветливо улыбнулся приближающемуся дорожному инспектору и приготовился отвечать на стандартные вопросы.

— Доброе утро! Сержант Медведев, — козырнул инспектор. — Процедура идентификации.

— Да, конечно, — кивнул я в ответ. Дождавшись включения анализатора голосовых ритмов, представился: — Андрей Шервинский, зарегистрирован в городе Благбург.

Анализатор пискнул и затих.

— Дата рождения? — подсказал сержант.

Я назвал.

Инспектор сначала растерялся, потом прищурился и с подозрением посмотрел мне в глаза. Но, услышав одобрительное пикание анализатора, замер в напряжённом ожидании.