Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Уйди то, что не мое, что дорогу перешло,
На руках узлом связало, кожу всю мою сковало,
Позабудь, кто я и где,
Что меня так захватило.
Я помою, оботру, сдую, плюну и прощу,
По дороге к ручейку я скорее побегу,
Руки в воду опущу, в ту прохладную водицу,
Там найду на дне ручья
Ключ от большого сундука —
Отворить его тот сможет.
В сундуке лежат не меха, не пироги, не монеты золотые,
А лежит там в уголке книга толстая на дне,
Для меня припасена,
В ней все сказано про жизнь,
По странице лишь читать,
Нужно тексты сочинять, книгу Жизни продолжать.
Ключик, ключик, дорогой, ты мне тайны приоткрой,
Буду вечно их хранить и тебя благодарить.

Время. Время бежит неумолимо. Порой отслеживаешь прожитый день, а порой не думаешь о нем вовсе, попадая в поток страстей, мыслей окружающих людей, спускаешь себя с тормозов. Иногда этот период затягивается, начинаются игры, обсуждения, бурные эмоции… А время уходит. Чувствую, что теряется что-то главное. Жаль уходящие мгновенья, часы, дни. Неинтересно жить, решая только бытовые проблемы. Так хочется действия! Действия в радость душе, ощущая подъем и силу. Действия, дарующего пользу окружающим.

Чем я могу себе помочь? Как поступить и что сделать, чтобы жить в постоянном движении, реализуя свои возможности? В чем проявиться? Это волнует. Хочу изменить, но ничего не делаю. Честно, не знаю что?!

Решаемо, что решается,
Читаемо, что читается,
Пишется, что слышится,
Слышится, что способен слышать,
Запомни: на все воля Бога!
Гори, свеча, сжигай огнем
Все раны и болезни,
Воскресни, дух, уйди, печаль,
Покиньте, все невзгоды,
Очисть, огонь.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Икар из Пичугино тож - i_003.png

Икар из Пичугино тож - i_002.png

Глава 30

ДАЧА «БЕРЕЗОВАЯ РОЩА»

Григорий Данилович Пасечник был старинным другом Сергея Ивановича Глебова. Как известно, дружба, завязанная в юности, вкупе с пожизненным соседством, — это совершенно особая история. Она делает людей кем-то вроде родственников, и даже если потом интенсивность общения снижается или пропадает вовсе, то уже невозможно стать чужими друг другу.

Всю свою жизнь Пасечник посвятил природе. Окончив биофак, долгое время он совмещал работу преподавателя с полевыми исследованиями. Со временем второе полностью вытеснило первое. Сначала это были одна за одной экспедиции по бескрайним просторам Союза, а когда тот развалился — научная деятельность в близлежащем национальном парке, которую он возглавлял вплоть до выхода на пенсию. Григорий Данилович знал места близ Пичугино тож как свои пять пальцев и искренне любил их. В отличие от соседей, он понимал, за что именно любит эту землю. Во всем дачном поселке только Пасечник мог по-настоящему оценить красоту здешней природной сопряженности. Он чаще других поднимался на утес, чтобы заботливо оглядеть все вокруг, бродил по окрестностям и время от времени приносил с собой полные мешки мусора, которые оставляли после себя приезжие. Для кого-то — чудак-человек, для кого-то — самый добрый и самый неравнодушный на свете, а для кого и нелюдимый хмырь.

Пасечник был замкнутым человеком. Он вел уединенный образ жизни, и его все устраивало. Это был его выбор, а не следствие драматичных злоключений. Нет, он не убил свою жену. Она умерла своей смертью около пятнадцати лет назад, и он принял решение не связывать свою дальнейшую жизнь с другими женщинами. Такой вот однолюб — сентиментальный и нелюдимый одновременно. Хотя у Пасечника была дочь, но вместе с тем ее как бы и не существовало. Она жила за границей, в Россию не приезжала и с отцом не общалась даже по ватсапу. Пару лет назад он продал квартиру в городе, переехав на дачу на круглогодичное житье. Распродал почти все имущество, ибо не хотел обременять себя стяжательством. Мужчина умышленно сузил пространство вокруг себя, как если бы встал на путь аскезы. Его не пугали зимняя пустошь и одиночество, поскольку он уже привык не нуждаться в людях. Он методично отсекал привязанности одну за другой. По сути, единственным, в чем состояла его насущная потребность, была «Березовая роща».

В доме у Григория Даниловича всегда было прибрано — скромный быт, аккуратно разложенные вещи. Когда Глебовы пытались соединить Пасечника с Плакущевой, Вера Афанасьевна скептически замечала: «Он и без жены управляется хорошо, зачем ему это? А по-соседски мы и так можем общаться в любое время, для этого не нужно жить вместе». И все же однажды она дала себя попытаться уговорить. Сергей Иванович тогда пришел к своему старинному другу — и так, мол, и так, есть такая возможность, почему бы вам и не попробовать. По всему было видно, что Григорий Данилович воспринял эту идею без энтузиазма, даже можно сказать — отрицательно, совершенно не понимая, как это возможно соединить с его нынешнем образом жизни, от которого он не собирался отказываться. Однако, когда было решено пригласить на ужин его и соседку на «Зеленую листву», он не стал упираться. Тот вечер выдался очень хорошим, душевным. Вспомнили многое из своей юности, посмеялись и погрустили, а в конце, перед самым уходом, как-то само собой решилось, что завтра Григорий Данилович поможет Вере Афанасьевне пересадить грецкий орех, что рос в очень неудобном месте, а Вера Афанасьевна поможет Григорию Даниловичу подрезать виноград. Как происходила эта коллаборация, доподлинно неизвестно, вот только после оба больше ничего не хотели слышать ни о каких там союзах и альянсах.

«Березовая роща» называлась так, поскольку действительно на ее территории росло шесть берез, половина из которых была весьма почтенного возраста. Деревья уже не гнулись так сильно под ветрами, как раньше, и на одном из них свили гнездо соловьи. Каждый год в начале лета часть жителей Шестнадцатой улицы пыталась спать под соловьиные песни, а другая часть выходила из домов или открывала настежь окна, чтобы ни в коем случае не пропустить очередной концерт, ведь кто его знает, вдруг завтра снова станет очень ветрено и тогда ничего не услышать. И не важно, что ночь в самом разгаре, ведь она не была глухой. Бархатная темнота, пронзенная соловьиными трелями, казалась гигантским концертным залом, где давно погасили люстры, и зрители затаив дыхание ожидали, что после очередной сольной партии последует другая, а потом еще и еще. Изысканный музыкальный деликатес эхом разносился по самым удаленным местам Пичугино тож. Тому, кто его слышал, чудилось, что в данный момент не существует больше ничего, кроме ночной пустоты и соловьиной песни. Верно, какой-нибудь Демокрит сейчас уверовал бы в то, что подлинную пару пустоте составляют не атомы, а соловьиные трели, в союзе с которыми они порождают весь этот мир. Не зря же соловьи поют в кромешной тьме, будто в бесконечном космосе, накануне рождения нового дня.

45
{"b":"908809","o":1}