Акулина Гавриловна помогала не только Глебовым. Накануне вечером у въезда на Шестнадцатую улицу остановился неизвестный автомобиль. Из машины вышел представительный мужчина средних лет.

— Эй, хозяйка! — обратился он к Марине, которую увидел за забором. — Можно вас?

Марина, уже привыкшая к тому, что к ним часто обращаются незнакомцы — ничего не поделаешь, если твоя дача первая на ряду, — подошла к забору.

— Добрый вечер! — поздоровался мужчина. — Видите ли, я ищу одну дачу… Мне нужна дача, хозяин которой, один дед, известен тем, что рассказывает истории и учит этому других. Это должно быть где-то здесь.

Марина смерила взглядом чужака с ног до головы, решая, как поступить. В таких случаях она сразу пыталась установить, представляет ли человек опасность или нет. Было несколько случаев, когда к ним приходили скользкие типы, и пару раз Сергей Иванович выставлял хамов за двери. Кто знает, с чем пришел этот?

Марина немного колебалась. Нет, опасности от него она не ощущала, но почему-то мужчина не нравился ей, было в нем что-то неприятное.

— А зачем он вам нужен?

— Мне очень нужна его консультация.

Незнакомец вдруг догадался, что стоящая перед ним женщина имеет прямое отношение к человеку, которого он ищет, и потому добавил:

— Платная консультация, разумеется. Я понимаю, что так неправильно делать, надо договариваться о встрече заранее. Но уж простите меня. Это получилось спонтанно.

— Хорошо, — приняла решение Марина. — Я спрошу у отца, вы подождите здесь.

— Да, прошу прощения, я, кажется, выразился некорректно в самом начале.

Марина на это ничего не ответила, развернулась и направилась к флигелю.

Обратно она вернулась довольно быстро:

— Отец встретится с вами. Заходите.

Марина провела гостя по дорожке из квадратных бетонных плиток прямехонько к Акулине Гавриловне. Сергей Иванович уже ждал гостя на скамейке. Он перебирал пальцами по коленям и глядел на луну, которая к этому времени уже обозначила себя на небе.

Коротко поздоровавшись, незнакомец сел рядом с Сергеем Ивановичем. Несколько секунд они молчали. Сергей Иванович ждал, когда гость начнет говорить. Это было его излюбленным приемом — не спешить брать инициативу в свои руки.

— Я наслышан про ваши семинары.

Сергей Иванович удивленно поднял бровь, на что гость поспешил отреагировать:

— Я обязательно запишусь к вам на семинар… Если это будет целесообразно. Перед этим хотел бы задать вопрос: применимо ли то, о чем вы говорите, к моей ситуации?

Сергей Иванович усмехнулся:

— Какой именно?

— У меня похоронное бюро, и я ума не приложу, какую историю я могу рассказывать своим клиентам, кроме той трагической, что у них случилась. Вы уверены, что ваш… э-э-э… подход универсален?

— Разве ваш бизнес так плохо идет, что ему нужна помощь такого рода?

Незнакомец рассмеялся:

— Все неплохо, да, но не забывайте: у нас большая конкуренция. Да дело и не в этом, собственно. Хочется как-то по-другому, что-то доброе сделать для близких, ну помимо того, что мы делаем, конечно. Понимаете?

— Вполне.

— Ну так что вы мне ответите?

— Думаю, возможно все.

— Но какой может быть эта история, например?

— А вот этого я не могу вам сказать, это же ваша история, вы ее сами должны придумать.

Гость нетерпеливо заерзал на скамейке:

— Чертовски сложно.

— Пожалуй, да, но так и то, чем вы занимаетесь, не назовешь легким делом. С чего вы взяли, что другое должно быть простым? Может, вы думаете, что за пять минут я сейчас сварганю для вас что-нибудь эдакое, а вы скажете, да, именно такого я и хотел, и, счастливый, побежите к своим покойникам?

Сергей Иванович обратил внимание, что странный гость не собирался обижаться на его колкие слова. Он демонстрировал абсолютную ученическую покорность, хотя и впервые видел своего сэнсэя. Глебов смягчился:

— История всегда должна идти от вашего интереса. Ваш бизнес вам интересен? Своей работой какую вы рассказываете историю? Интересную или полезную?.. Кому? У вас необычный случай, согласен. Но подумайте над этим вопросом, другой альтернативы просто не существует.

Сергей Иванович покидал скамейку под Акулиной Гавриловной довольным. Он знал, что с того господина будет толк, тот сможет рассказать хорошую историю.

Тяжело быть матерью. Такая черствость кругом, люди ожесточились. Подумать страшно, что рядом с нами, с нашей мирной, полной любви жизнью совсем, быть может, близехонько протекает нечто совершенно чудовищное, пропитанное ненавистью ко всякому созиданию, готовое на все, даже на убийство. И как страшно даже представить, что один неосторожный шаг — и можно вовлечься в это клокочущее низменными страстями горнило. Только подумать, ведь оно где-то параллельно нам здесь, а не в другой галактике! Страшно быть матерью. Ничего нет страшнее этого. А между тем во всякой любви присутствует доля материнства, главный закон которой — расходовать себя без всякого сознательного умысла. Я так думаю. Господи, как сложно все это постичь, право, такие океанические масштабы не вмещает наш скудный разум. Я долго думала над этим. Вчера вот только фильм посмотрела какой-то, дрянной такой, но не в том суть. Там полиция накрывает одну банду. И показывают, как полицейский ловко убивает сначала одного бандита, затем второго, третьего… Так легко убивает — пых, и все. Ну и что, что бандит, а ведь у него мать есть, он же чей-то сын. Этот простой «пых» — гибель целой вселенной. Это же горе. Разве не так? Может, во мне сидит застарелый страх потери, конечно… Не знаю… Только мне бывает очень жутко от этих мыслей, потому что в них много правды. Девять месяцев мать вынашивает свое чадо, дышит за него, ест и пьет за него, словом, справляет всяческие необходимые нужды, а затем ему предстоит делать все самому. И до своего конца все самому и самому. Мать если и захочет потом что сделать за него, да не получится, выходит, что она бессильна своими героическими жертвами, и ее удел останется, переживая, обливаться слезами, надеясь на Божий промысел, на всегдашнее «все будет хорошо». Разве все это не тяжело и не страшно? А вот я скажу: да, и то, и другое, и еще Бог знает чего, много всего еще к этому нужно прибавить.

Просто никто не застрахован от того, что каждую ночь ему будет сниться собственное нерожденное дитя.

Сила небесная!

Вечный покой был на землю когда-то отпущен. Но не найти в ней его, пока у людей нет осознания вечности.

Что происходит, когда получаешь удар? Удар не физический, а моральный, когда получаешь информацию, несовместимую с твоими действиями.

Боль — это укол судьбы.

Это выявление причины, эгоизм, принижение, злоба, невостребованность, неудовлетворение, ложная реакция, то, что заставляет наш организм страдать.

Но если нет страдания, то нет и того, что переполняет в тонкости чувствами и действиями в определенный момент жизни. Если действия (причины), вызывающие боль, не разбираются как нечто совершенное, то тогда сложно убрать боль не только физического, но и тонкого тела.

Боль. Больной от себя:

— болеет за себя,

— болеет на себя,

— болеет у себя,

— болеет — хочет болеть,

— болеет — хочет страдать,

— болеет, ища жалости,

— болеет, ища любви,

— болеет, не любя себя.

Боль радость выявления причины,

— радость движения,

— радость преодоления,

— подъем,

— чувство силы,

— организованность,

— самостоятельность действия.