— Просто делай, что говорю я и что делают все остальные, и ничего не бойся. Закрой глаза.

А дальше было малопонятное. Голоса вокруг гудели, как пчелиный рой, поочередно меняя звуки, затем визуализация, вибрации, потоки энергии… Люди стояли, взявшись за руки и образуя цепь, как когда-то на празднике. Суггестия? Нет, она была уверена, что действительно с ней происходило что-то такое, чего придумать она никак не могла. Затем Жанна произнесла ту непонятную фразу, которой приветствовала всех сегодня утром, ей ответили тем же. Елена Федоровна чувствовала всеобщее волнение, что, очевидно, передавалось из рук в руки, но страшно не было. То было похоже на предвкушение и тихое ликование от встречи с долгожданным. Это была радость.

Открыв глаза, Елена Федоровна увидела, как Жанна бросила на угли ком бумаги. Тот моментально вспыхнул. Угли готовы. Сигнал подан.

Присутствующие бежали по углям, выстроившись в очередь, держа ладони все так же сомкнутыми на уровне груди. Они старались высоко поднимать колени и твердо ставить ступни в горячее облако под ногами. Каждый гудел особым звуком — йо-йо-йо-йо-йо — почти как индейцы. Должно быть, со стороны это походило на странную, немного пугающую процессию каких-нибудь сектантов-огнепоклонников. Могло показаться, что они идут к углям с совершенно парализованной волей, будто в гипнозе или трансе.

«Ой, что это? Я хочу посмотреть», — могла спросить девочка у мамы, проходя по бетонке. «Не надо, не ходи. Это татары богу молятся», — могла ответить ей мать. Местные привыкли к таким воскресным ритуалам, но предпочитали обходить собравшихся стороной, мало ли что. Как любое необычное зрелище, оно вроде и привлекало, а вроде и заставляло держаться на расстоянии.

Елена Федоровна подумала, что надо бы сначала ей, а уже потом Алешке. Но не успела она закончить эту мысль, как мимо нее по тлеющим углям промчался внук. Она почти не узнала его — таким он сейчас был для нее незнакомым и даже чужим. Но убедившись, что с мальчиком все нормально, что он не хромает и не плачет, Елена Федоровна побежала сама. Как это все будет? На что похоже? Ступила одной ногой, другой. Как? Все? Уже снова на траве? Приятное тепло охватило ступни, а тело — чувство небывалого энтузиазма. Последнее было самым примечательным.

Оно состояло из внезапно вспыхнувшего желания жить, из на первый взгляд беспричинного вдохновения, какое бывает с человеком крайне редко. Елена Федоровна только сейчас подумала, как она смогла вообще пробежать со своими больными коленями. Что это было?

Многие шли по второму и третьему разу, Алешка был среди них тоже. Елена Федоровна не вмешивалась и лишь наблюдала, каким азартом был охвачен ее внук. Она радовалась в ответ на его радость, понимая, что сейчас с ним происходит нечто очень важное, и может случиться так, что он пронесет память об этом дне через всю свою жизнь. Вполне вероятно, что это воспоминание не раз сослужит ему добрую службу.

Когда углехождение закончилось, Елена Федоровна подошла к Алеше и обняла его. Потом женщина сходила на дачу, принесла печенье и джем, и они присоединились к шумному пикнику неугомонных. Эти люди вокруг, они вдруг стали какими-то своими, кого знаешь тысячу лет, кого любишь без всяких на то оснований. Елена Федоровна заводила короткие, ни к чему не обязывающие разговоры со своими новыми друзьями, улыбалась им, проявляла участие в их делах. Она готова была делиться своими знаниями по ведению дачного хозяйства, а для шестерых даже провела экскурсию по «Зеленой листве».

Потом Жанна сама подошла к Елене Федоровне.

— Как я рада! — Она приобняла свою соседку из «Зеленой листвы». — Доверять углям может только босая нога, ум здесь бессилен. Углехождение — это как ходить по воде, только еще невероятнее, ведь в огне у нас совсем нет опыта. В это время творится настоящее священнодействие. Оно глубинно, безмолвно и безумно красиво. Огонь настолько великодушен к босой ноге, что будет ласков даже к самому нерешительному новичку, который вскоре узнает, что пляшущие под ступнями огненные искры дарят чувство невесомой радости. Ему нет аналогов. И потом, после, как ты видишь, все тоже очень замечательно — и пикник на траве, и, конечно, приятное тепло в ногах, бережно хранящее тебя в последующие дни. Быть посвященным однажды в таинство углехождения навсегда приобщает к особой стати, поступи, с какой мы идем не только по земле, но и по жизни. Эта поступь легка и прозрачна, тверда и бесстрашна, она наполнена знанием сокровенных таинств мироздания.

Елена Федоровна не стала ничего говорить домашним про события этого дня. Она поняла, что не сможет правильно все объяснить, а простой пересказ того, как они пробежались по углям, ни к чему. Произошло весьма любопытное. Она не сговаривалась с Алешей, но он сам пришел к выводу, что болтать об этом не нужно. В течение всего дня они вообще не обсуждали друг с другом эту тему и лишь перед сном, когда Елена Федоровна подошла к внуку пожелать доброй ночи, присев на краешек его раскладного кресла, спросила:

— Алеша, ты разобрал ту фразу, которую на углехождении часто повторяли ученики Жанны?

— Конечно! Джей гуру дев!

— Джей гуру дев, — повторила Елена Федоровна вслед за внуком. — Как красиво! А что это означает, ты не знаешь?

— Знаю… Это означает что-то вроде: «Победа Величия в тебе!» Кажется, так.

Елена Федоровна поцеловала внука и погасила свет. Спать ей не хотелось. Она вышла на веранду. Фонарь висел над козырьком из поликарбоната, поэтому свет внизу был приглушенный, как от желтого фонарного столба, какие бывают в городах. Елена Федоровна села на диванчик, уединившись со своими мыслями, которые хоть были немного хаотичны, но все же приятны. В какой-то момент ее губы тронула улыбка. Это она снова почувствовала приятное тепло в ступнях своих ног. Вытащив блокнот из кармана, женщина принялась что-то записывать.

Содержать сдвоенный участок было непростым делом в первую очередь из-за сорняков. Так уж устроена трава, что ее не надо сажать, но она все равно будет расти. Она единственная, в чьем «урожае» не приходится сомневаться. Трава росла здесь как сумасшедшая вплоть до середины июля. И это был настоящий сизифов труд — война с ней, совершенно изводившая Сергея Ивановича и Елену Федоровну, которые так любили порядок. Вырвав траву в одном месте, они переходили к другому, затем к третьему, но уже через несколько дней нужно было начинать все сначала.

«Ну и пусть растет, — ругала родителей Марина. — Это же, в конце концов, всего лишь дача. Пусть будет все естественным. Дача должна приносить удовольствие, а вы — не ее рабы». И родители находили все это справедливым и даже соглашались, но уже в следующий свой приезд Марина видела, как, согнувшись в три погибели, Сергей Иванович и Елена Федоровна не жалея себя вновь освобождали свою землю от зеленых завоевателей.

Несмотря на то что сдвоенный участок доставлял большие хлопоты, жители дачного поселка страшно завидовали Шестнадцатой улице, ведь все остальные дачи в основном ограничивались шестью сотками. Слишком близко, слишком тесно, отчего время от времени там бывали склоки между соседями. Иное дело, когда один дом от другого отделяло расстояние, позволяющее рассчитывать на определенную приватность. Тогда ничто и никто не давил и дышалось так, как и должно было дышаться в этих местах.

Проблему с травой на Шестнадцатой решали по-разному. Молодость Воротынских позволяла им достаточно легко справляться с ней. Их неуемной энергии хватало на многое, в том числе на то, чтобы методично уничтожать сорняки. В этом смысле их дача была самой чистой на улице. У них не было компостной кучи, и потому каждую неделю за бетонку они вывозили приличную кучу травы. Они напоминали кроликов, только если те постоянно что-то жевали, то Воротынские непрестанно выщипывали лишнюю растительность. Во всяком случае, так могло показаться на первый взгляд.