Справа от себя Алеша увидел пещеру, выдолбленную в известняке. Залез туда. Пещера состояла из двух «комнат». Первая — достаточно просторная для одного человека, вторая — узкая и тесная. Везде сухо и чисто. Алеша подумал: уж не Дикенького ли мужичка эта пещера? Как тут не поверить в легенды? В первый момент стало страшно, а потом вспомнился дед, рассказывавший обо всем этом. И при мысли о нем сразу сделалось спокойно и легко, как если бы он поговорил с ним. Это был явный знак, что все хорошо, но Алеша решил убедиться на всякий случай. По рассказам деда, рядом с пещерой бьет родник, и действительно, вскоре он смог убедиться в этом сам. Напился. Вода была вкусная. Она немного притупила голод и придала сил. Алеша даже был готов идти дальше, но куда именно? Не лучше ли ему остаться здесь, пусть даже придется переночевать в пещере? В конце концов, не дается ли ему неведомыми силами подсказка, что нужно остаться тут и дожидаться своих, которые непременно отыщут его? Иначе и быть не могло. Алеша вернулся обратно к пещере. Хотелось есть, но мальчик твердо решил, что не притронется к ягодам. Он сел у входа и прислонился к стене, подумал о своих домашних, как они, должно быть, сбились с ног в поисках его и страшно переживают. Заплакал. Затем почувствовал резкую усталость и провалился в сон.

Поначалу это был даже не сон, а нечто странное, чего раньше никогда с ним не происходило: то ли забытье, то ли дрема, какая бывает при укачивании в автобусе, то ли и вовсе тот вид яви, известной ему по сказкам и некоторым дедовским новеллам. Он будто плавал в каком-то огромном пузыре. Внутри него было очень спокойно, там «мир, лад и клад» — все как в домашней застольной присказке про счастливую жизнь. Все тревоги казались теперь ему глупостями. Бояться нечего и некого, даже тысячу дикеньких мужичков, потому что он не один, потому что за него весь мир!

И вдруг что-то могучее подхватило его, оторвало от земли и показало небу. Алеша открыл глаза. Это был отец.

Победителем в грибном чемпионате по общему решению всего семейства стал Алеша. Весь следующий день он был настоящим героем. Еще бы — насобирал грибов и земляники, потерялся в лесу и при этом не упал духом, и даже нашел легендарную пещеру. «Молодчина!» — так говорили близкие и соседи.

Его не стали ругать, хотя он изрядно потрепал всем нервы. Все-таки жив, жив, нашелся засранец! После перенесенного стресса у Елены Федоровны ноги были как ватные. Она, конечно, верила, что все обойдется, но все равно не смогла избежать удара от стресса. Зная, что матери нельзя волноваться, Марина уговаривала ее показаться врачу, но женщина даже не стала слушать. В отношении собственных недугов она всегда терпела до последнего, до тех пор, пока опасность не подходила слишком близко, зато домашних гоняла по врачам при малейшем «нездоровится».

Как только обнаружилось, что Алеша потерялся, что дело серьезное и что они не справятся своими силами, Сергей Иванович позвонил дочери. Через два часа перепуганные родители примчались на дачу. На совете Шестнадцатой решили срочно прочесывать лес всей улицей. Никто не остался в стороне, вместе со взрослыми ушли даже дети. На всей улице остались только мартышка, павлин и кошка Веры Афанасьевны.

В лесу все разделились на небольшие отряды. Боялись, что не успеют найти до того, как стемнеет. «Как он мог заблудиться? Что с ним? Далеко ли ушел? Здоров ли? Жив?» — эти и десятки других похожих вопросов по бесконечному кругу задавались в поисковом отряде. Наконец Сергея Ивановича осенило. Он вспомнил, что сегодня хотел показать внукам пещеру монаха-отшельника. Они с Вадимом бросились туда, еле успев до темноты.

Не сказать, что Алешу мучила совесть, но ему было досадно, что из-за него случился такой переполох, ведь он уже не маленький, а тут потерялся, причем как-то глупо. По случаю счастливого завершения поисков для всей улицы на «Зеленой листве» было решено устроить совместный ужин. На гриле нажарили сосисок и куриных крылышек. Сергей Иванович достал из запасов домашнее вино, которым очень гордился: «оно лучше, чем заводское». На душе было легко и хорошо.

Ночью Марина долго не могла уснуть. Она ворочалась с боку на бок, искала уютную позу, начинала думать о приятных планах, но ничто не помогало. Сон не шел. Никак не получалось собрать себя — беспокойство дня давало о себе знать. Елена Федоровна и Сергей Иванович хоть и бодрились, но было видно, что этот случай с Алешей оказался для них большим потрясением. Оставалось последнее средство против бессонницы, к которому она прибегала в исключительных случаях.

Она накинула халат и спустилась в беседку. Никто не знал, с чем это было связано, но очень часто вечерами здесь внезапно стихал ветер. Как будто кто-то отключал «ветряной» рубильник, и тотчас становилась тихо, а воздух так сильно уплотнялся, что казалось, его можно трогать руками. Он ощущался густым, маслянистым, топил собой все содержимое «Зеленой листвы» некой застывшей субстанцией вроде окаменевшей древесной смолы. Это было очень странно. К этому невозможно было привыкнуть, и Глебовы всякий раз искренне удивлялись подобным вечерам. Кто знает, может, таким образом «Зеленая листва» готовила своих обитателей ко сну? И приятным удивлением вдруг оборачивалось открытие, сделанное ночью, когда, просыпаясь, дачники видели, что ветер снова лихо треплет ветки деревьев и листья возбужденно шушукаются между собой. Это приносило новые простые радости жизни — посидеть на скамейке у Акулины Гавриловны или постоять на теплом ветру в одних трусах, как это делали мальчишки.

Марина села в кресло и закурила. Она смотрела на лунную дорожку на воде, которая так же, как и в детстве, светила для нее гигантским ночником, чтобы девочке не было страшно в темноте, — ничего не изменилось с тех пор. Она подумала, как это хорошо, что есть то, что останется с ней таким, каким было задолго до нее и будет неизменным бесконечно долго после.

Чуть стукнула дверь. Это был Вадим. Он подошел и сел в соседнее кресло.

— Кажется, меня только сейчас начинает отпускать… — сказала Марина. — Я, наверное, плохая мать и плохая дочь… Да и жена тоже так себе…

— Глупости, перестань сейчас же.

Вадим приобнял жену одной рукой.

— Ты замечательная! И другую нам всем не надо.

— Другую? Ишь чего захотел… Не дождетесь, — попыталась шутить Марина. — Знаешь, я сегодня очень испугалась, понятное дело, за Алешку, но кажется, за родителей еще больше. Может быть, впервые так сильно за последнее время. Эта история… Она мне показала… Я вдруг поняла, что они уже постарели, стали такими уязвимыми, хотя и хорохорятся. И что я могу сделать? Да абсолютно ни-че-го!

Марина стряхнула пепел с сигареты и рукавом халата вытерла слезы. Какое-то время они сидели молча, потому что здесь ничего и не скажешь, как в случае тех материй, которые требуют одного лишь принятия. Но сказать это самое «прими» тоже далеко не так просто — и сложно, и горько, и жутко банально в своей очевидности.

— А что там у нас с приготовлением к празднику? — вдруг спросил Вадим тоном, как если бы он вспомнил, на какой полке в кладовке лежит эликсир бессмертия.

Марина знала, что праздник Дня летнего солнцестояния — это отцовское и что здесь брать на себя инициативу означало навлечь неприятности. Но наряду с этим она понимала, что это самое надежное средство, чтобы позволить родителям выдохнуть. Так уже не единожды бывало. Два таких случая она помнила особенно хорошо.

В первый раз — когда сильно заболела мама. Заболела и как-то внутренне сдала, совсем перестала бороться, будто смирилась перед лицом неизбежного. Марина тогда училась в университете и совсем не знала, что делать, зато хорошо знал отец. Неожиданно он прекратил всю эту больничную суету; вместо поиска новых врачей сказал жене: «Хватит! Будешь заниматься праздником!» В тот год не «Зеленая листва» должна была его организовывать, но Сергей Иванович договорился с «Цветущими клематисами», и это решение оказалось настоящим спасением. Главной героиней праздника стала Елена Федоровна. Это был первый и единственный случай, когда она одна выступила в качестве режиссера всего действа. Сергей Иванович устранился до роли ее ассистента, переложив всю ответственность на жену. И Елена Федоровна ожила.