Сначала дачу нужно было «распаковать». Это касалось законопаченных на зиму построек, труб, емкостей; затем нужно было освободить от укрывного материала виноград, розы и другое, что требовало защиты от морозов. Всегда возникала тревога: перезимовали или нет? Эта зловещая интрига волновала всегда, и чем больше приближалась дата поездки на дачу после зимы, тем быстрее начинало биться сердце.

Когда выносили из сарая железный плуг, начиналось творение нового мира, настоящая титаномахия. Его укоренение каждый год происходило по-разному. Бывало, что он приживался сложно, мучительно. Подстегивали сроки. Случалось, что семена цветов-однолеток никак не давали всходы, а рассада овощей сохла или ее бил ветер. Но у Глебовых никогда не опускались руки, они вновь и вновь повторяли свою работу. Если все-таки какая-то культура не «шла», они спокойно принимали это как есть, довольствуясь тем, что выжило.

Летом посадочная гонка прекращалась, набранный темп замедлялся, а значит, все немного успокаивалось и продолжало уже идти своим чередом. Сотворенный мир уверенно входил в силу, тянулся к солнцу и радовался дождю. Но он по-прежнему нуждался в присмотре. Тогда Глебовы становились его хранителями. Они защищали его от бесчисленных полчищ сорняков и вредителей, от засухи и даже от него самого — от собственной буйности и ошибок роста.

Лето было временем размеренной бдительности, когда можно было перевести дух и подумать о себе. Однако снова себя вне этого нового мира помыслить было невозможно, и подлинное отдохновение наступало только вместе с ладом вокруг. В противном случае какой же тут отдых? Дачный лад нуждался в беспрестанной опеке. Нельзя было днями напролет сидеть в беседке с книжкой, когда не подвязаны помидоры или не подрезаны пасынки у винограда, а еще газон, компост, сбор ягод, подкормка всего и вся, и прочая, и прочая. В правильности такого рода заботы о даче ни у Сергея Ивановича, ни у Елены Федоровны никогда не возникало сомнений. Именно такой образ дачной жизни ими принимался как единственно верный. Это удивляло их самих, поскольку раньше, в более молодом возрасте, они никогда не ощущали в себе подобную потребность. Сейчас же они считали ее благословением свыше.

Внуки ожидаемо прибавляли лету хлопот. Следовало не только опекать новый мир, но также и детей. По сути, это было одно и то же, ведь дети — это и есть новый мир. И то и другое составляло счастье Глебовых.

Осенью этот новый мир делился плодами. Он достигал своей зрелости и раскрывал тайны четырех стихий всем тем, кто его взрастил. Он всегда был преисполнен благодарности. Он знал, что придется уйти, но не торопился и не злился по этому поводу. Уходил мягко, бархатно, по-доброму.

Глебовы очень ответственно готовили дачу к зиме. Что могло быть сохранено — тщательно укутывалось и накрывалось; что нет — с тем достойно расставались. Они знали, что новый мир не погибает, не исчезает совсем, а именно уходит, да и то не полностью. Как прожитый деревом год ложится кольцом на его толще, так и новый мир оставлял после себя нечто, что присутствовало навсегда, сохраняло память о себе и помогало будущим новым мирам достигать своей зрелости.

Особенно трогательно с дачей на зиму прощалась Елена Федоровна. Перед самым отъездом она ходила по дорожкам и что-то чуть шептала, а затем, когда на калитке уже висел замок, она еще долго стояла и так смотрела на дом, что у Марины, наблюдавшей за ней, стоял в горле ком.

Земля она и есть земля, только и подходи, нагибайся, кланяйся ей. Земля, она тянет к себе…

Все живое, что она родит, имеет почти все вкусы, кроме одного. Есть сладкий вкус винограда и дыни, кислый — лимона и крыжовника, вяжущий — хурмы и черемухи, горький — жгучего перца и полыни. А вот соленого вкуса нет. Нет соленого в растительном мире. Соль — это кристаллы. Я думаю, в этом есть какой-то особенный смысл, связанный непременно с землей и со всеми нами. Но вот интересно, между тем соленого есть много в самом человеке: кровь, пот, слезы — все это соленое… Я чувствую, это как-то связано. Получается, то соленое, что она родит, есть ты сам — человек.

Тот, кто не любит землю, такой человек, что-то сложное, явно надуманное себе. Одна моя знакомая однажды в сердцах сказала, что ей лучше мыть общественные туалеты, чем заниматься землей, — так она это не любит. И что она такое говорит? Понимает ли? Ведь нужно заботиться о земле. Мы живем здесь все лето и никогда не сидим сложа руки, работаем и делаем лишь небольшие перерывы на отдых. И спроси для чего, ведь не для продажи и не для другой какой корысти. А просто чтобы было хорошо. И так многие делают, это нормально. Кто не заботится о земле, тот проклят собой. Она же никого не может отторгнуть, даже нерадивых, и, как мать, ко всем полна терпения и заботы. Ведь одно то, что космос враждебен жизни, говорит о том, что, несмотря ни на что, этот мир полон заботы о каждом.

Мир прекрасен! Жизнь прекрасна!