В каждой кабине два обращенных друг на друга диванчика в пурпурно-желтых чехлах. На вид они довольно тесные, но тем не менее каждый может вместить до четырех человек. Кабины были без стен: только легкий тканевый навес над головами защищал от солнечных лучей. Когда Алеша находился там, этот навес был собран, и пассажиры сидели под открытым небом. Этот странный поезд очень походил на караван, и, когда он приходил в движение, казалось, что сидишь на спине какого-то невероятно огромного животного. Караван то ли идет, то ли плывет, то ли летит. Впрочем, что бы это ни было, его ход был неспешным и торжественным. Кабина приятно покачивалась, не сильно, в самый раз, чтобы задремать. Кажется, что само дыхание происходило в такт покачиваний. И уже нет сомнений, что этому движению не будет ни конца ни края. Но вдруг остановка.
Алеша проснулся оттого, что почувствовал, как ему в глаза светит солнце. Пахло пионами. Мальчик понял, что проспал свое любимое раннее утро, но караван, в котором он прокатился, явно того стоил. «И в общем-то, хорошо, что караван сделал остановку, — думал Алеша, спускаясь вниз. — Ведь так можно было проспать весь день». Все вышло так, будто Алеша действительно куда-то ехал, а теперь была промежуточная станция. Он ощущал явь как продолжение сна. То, что происходило теперь, было развитием того, что было тогда — ночью, как будто его на попутке довезли до места. Такое с Алешей случилось впервые.
Весь день его не покидало чувство, что ночью он снова продолжит свое путешествие в той загадочной повозке. Во время завтрака глаза Алеши всем хитро улыбались, как будто он один знал что-то совершенно особенное. В этом взгляде не было вызова, разве что нечто чуть-чуть заговорщицкое и отрешенное. Помогая после бабушке на кухне, Алеша был полон задумчивости. Он не успевал вытирать тарелки, которые мыла Елена Федоровна, и потому ей приходилось ждать, когда внук доделает свою работу, чтобы из ее рук принять новую посуду.
— Что с тобой сегодня? Где ты витаешь? — спрашивала Елена Федоровна. Всю свою жизнь она была чрезвычайно деятельной. Эта была какая-то врожденная установка, что питала ее силы. Только выполняя работу, Елена Федоровна могла ощущать себя «на своем поле», лишь находясь в движении, она могла ясно соображать. Она терпеть не могла безделья. Ее выводила из себя всякая неряшливость и праздность, ей становилось физически не по себе при виде даже намека на беспорядок.
— Да я тут, бабушка, тут… — улыбался в ответ Алеша, который не мог собраться с мыслями.
— Приснилось что? — задала вопрос проницательная Елена Федоровна, не отрывая взгляд от тарелок. Она обратила внимание, что Алеша сегодня «прогулял утро», которое так любил, а значит, на то были веские причины.
— Да, приснилось. Но мне сложно пересказать… Я вроде ехал куда-то на огромной железной штуке на рельсах. Хотя мы передвигались как черепахи, но мне очень понравилось так путешествовать, смотреть по сторонам… Оттуда было многое видно.
— И куда ж ты приехал в итоге?
— Сюда, на дачу, — пошутил Алеша. — Не знаю. Я проснулся. Понимаешь, во сне, там так ярко светило солнце, как в африканской пустыне, а когда я проснулся, первое, что увидел, — так это солнечный свет из нашего окна. Получается, что я приехал сюда. Так?
— Да. И по-моему, это очень хорошо. Я рада, что ты приехал сюда, а не на какую-нибудь чужую дачу… А теперь можешь пойти поиграть с ребятами, все равно сегодня от тебя мало толку.
— Мне что-то не хочется.
— Тогда иди почитай.
— А что именно?
— Я не знаю… Что ты вчера читал?
— Вчера я ничего не читал…
— Тем более — значит, надо сегодня.
— Может, вместе?
— Алеша, я пока не могу. Ты же знаешь, дел полно. Давай попозже.
В семье Глебовых существовало странное распределение дел: внуки любили слушать истории деда, но читать вслух книги должна была непременно бабушка. Не только Алеша и Лиза, но даже взрослый Гера тогда тоже приходил послушать Елену Федоровну.
Она читала очень хорошо. Ее голос сохранил мелодичность юности. Он мягко обволакивал, давая возможность унестись в приятное, которое у каждого из детей было, конечно, свое. Хорошая книга служила трамплином в мир, где было так замечательно предаваться мечтам, что иногда целые куски текста оказывались прослушанными. История и голос Елены Федоровны открывали дверь туда, где было всегда хорошо. Разглядывая обои или картины на стенах, дети замирали, слушали затаив дыхание, и ничто не могло отвлечь их от этого таинства.
Что именно читать, определяла сама Елена Федоровна. Иногда советовалась с мужем. Она знала, что нужно ее внукам, и никогда не ошибалась в своем выборе. Это понимание складывалось из мельчайших деталей: из случайно оброненных детских фраз, из их обид и фантазий, вопросов, игр, из того, что их так раздражало и веселило. А еще в этом было много интуиции, которая позволяла одним махом схватить важное для трех совершенно разных ребят, найти то значимое, что было бы общим для них. Неписаное правило гласило, что выбранная для совместного прочтения книга никогда не читалась детьми отдельно ото всех. Параллельно они могли читать все, что угодно, но только не ее. Также нельзя было тайком заглянуть, чем там все закончится, или посмотреть ее экранизацию. К такому табу дети пришли сами. Оно было абсолютно добровольным.
Прошлым летом Елена Федоровна читала детям повести из цикла про Муми-троллей, которые оказались очень созвучными уютным приключениям их собственной дачной жизни. Елена Федоровна припасла ее для дачного чтения уже в марте. Она радовалась, представляя, как будет уместна эта книга на «Зеленой листве», как она прочитает ее внукам после обеда в беседке и на ночь при свете настольной лампы, около которой будет виться залетевший мотылек. Она всегда угадывала с выбором, и с этой книгой не могло быть иначе. Лиза и Алеша сразу попали под ее очарование. «Неужели нельзя взять что-нибудь посерьезней?» — сетовал Гера, но все равно старался не упускать возможности послушать чтение вслух вместе со всеми.
В этом году выбор пал на «Приключения Гекльберри Финна». Елена Федоровна решила сориентироваться больше на старших — на Лизу и особенно на Геру. Хотя ожидаемо и в этом году самым благодарным слушателем стал Алеша. Очень уж его увлекла идея путешествия на плоту. Перед сном он сажал своих воображаемых героев на плот и перед тем, как самому пуститься по волнам сновидений, отправлял их в далекое плавание по длинной извилистой реке.
Алеша взял с собой в гамак старую коробку из-под зефира. Предварительно оттолкнувшись от земли, чтобы привести в движение свою люльку, он лег поудобней, вытянув ноги, положил коробку себе на живот и снял с нее крышку.
Больше всего Алеша любил слушать приключенческие истории, где непременно должны были быть море и парусные корабли. Два последних года он мечтал о дальних странствиях и невероятных приключениях. Отважные капитаны, пираты и плуты всех мастей, ученые-очкарики, юные красавицы со своими тетушками, благородные студенты, юнги, матросы, коки, боцманы — кого в его мире только не было!
Он рос не вполне современным ребенком, в том смысле, что почти ничего не смотрел и не читал из того, что увлекало большинство его сверстников. Спокойно относился к компьютерным играм, то есть играл в меру. Сказывалось влияние дедовской библиотеки и еще того, как Сергей Иванович и Елена Федоровна вовлекали детей в свои интересы, как умело забрасывали удочки и ловко расставляли капканы, при этом часто даже не помышляя ни о каком подобном «коварстве». Результат часто превосходил всякие ожидания. Брейгелевская репродукция, когда-то совершенно случайно оказавшаяся в доме и теперь занимавшая все мысли младшего внука, служила ярчайшим примером такой возвышенной «ловушки». Она появилась в доме своим путем, без всякой педагогической цели, но, с другой стороны, вместо нее могло оказаться что угодно другое. Следовательно, речь шла о влиянии вкусов и убеждений взрослых.
