Перед обедом все, за исключением Сергея Ивановича и Елены Федоровны, отправились на Волгу. Чужому человеку никак невозможно было догадаться, что если в определенном месте с бетонки свернуть налево, то можно обнаружить чуть дальше внизу спуск к реке, где за огромным, выше человеческого роста тростником спрятались небольшой песчаный пляж и лодочная станция. О них знали лишь дачники и их гости. Это было любимейшим местом отдыха у местных, укрытое самой природой от ненужных глаз. Разумеется, порой сюда наведывались посторонние, ничего не поделать, но все же таковых, к счастью, наблюдалось немного.
На пляже стояла деревянная кабинка для переодеваний, но дачники ею почти совсем не пользовались, предпочитая возвращаться на свои участки зачастую в одних плавках и купальниках. Никаких лежаков и спасательной вышки. Люди постарше приходили сюда со своими раскладными креслами, семейные ставили пляжный зонт, но большинство довольствовалось лишь тем, что по старинке стелили на песке покрывала. Здесь не было привычки брать с собой перекус, потому что в основном приходили ненадолго, чтобы просто освежиться.
С левой стороны пляжа, на берегу всегда находилось несколько перевернутых рыбацких лодок. Практически в любую погоду рядом с ними возился загорелый как мулат Николаич со своей дворнягой или еще кто-нибудь. Рыбаки присматривали за пляжем. По давнему уговору, именно они следили за чистотой и краем глаза — за порядком в целом. Недалеко от лодочного лежбища пыхтел насос, качавший воду для дач. Он включался в строго определенные дни и часы поочередно дежурившими лодочниками.
Обитатели «Зеленой листвы» расположились на своем любимом месте под открытым небом. Все они любили позагорать, чтобы можно было как следует прожариться, прокалиться, а затем нырнуть в прохладную воду. Главным правилом здесь было — не переборщить, не затягивать. Следовало уйти с пляжа с чувством, что «немного не хватило». К этому приучила всех Марина — сначала мужа, а потом детей. К ее зеленым глазам, конечно, лучше всего подходил морской загар, но зато речной дольше держался. В молодости, когда они ездили на юг, это приносило Вадиму немало головной боли. Марина не флиртовала с другими мужчинами, но невозможно было не обратить внимания, когда она — высокая, фигуристая, загорелая — шла по набережной в белом платье. Вадим комплексовал. Вадим стеснялся, что он «не мачо», что совсем не умеет драться и говорить людям в лоб неудобную правду. Он стыдился некоторой собственной неловкости, но Марина любила своего «итальянца», как его называли близкие друзья за кудрявые волосы и смуглую кожу. Еще в университете она поняла, что ей не нужен никто, кроме Вадима. Не раз в разговоре с матерью она задавалась вопросом: «Почему я выбрала именно его, ведь столько ребят за мной ухаживало?» И сама себе же и отвечала: «Потому что он такой же умный и добрый, как папа, и еще по причине такого рода, которая никогда не будет понятна разуму. Только Вадим должен был стать отцом моих детей».
Марина любила полежать на солнце еще и потому, что не выносила прохладной воды: в девяти из десяти случаев она всегда казалась ей ледяной. Поэтому прежде, чем идти в воду, Марина предпочитала «хорошенько по ней соскучиться». То же можно было сказать и в отношении склонного к простудам Вадима. Зато дети, придя на пляж, тут же стрелой бросались в реку.
Было особым удовольствием лежать впятером на одном покрывале. Это напоминало времена, когда в субботнее или воскресное утро, едва проснувшись, ребята с разбегу прыгали на большую родительскую кровать, чтобы беззаботно поболтать, порадоваться предстоящему выходному дню и построить праздные планы. Теперь в выходные по утрам прибегал только Алешка и иногда Лиза, а значит, лишь на пляже сохранялась возможность ненадолго вернуть давние приятные чувства. Они словно вновь все вместе лежали на большой двуспальной кровати и громко мечтали о будущем.
Сейчас рядом с Мариной расположился Алеша, рядом с Вадимом — Лиза, а посерединке — Гера. Все так примерно было и в жизни: дочка — папина, младший сын — мамин, а старший… Гера был «общим» или самим по себе. Так повелось, что он не был ни «родительским», ни «бабушкиным», ни «дедушкиным». Это не было каким-то упущением со стороны взрослых, просто вот так случилось, что в первые два года жизни Гера как первенец опекался не кем-то отдельно, а сразу всеми. Его все обожали, и каждый старался дать ему самое нужное и полезное. Правда, с появлением Лизы и Алеши Гера перестал быть центром мира и с чего-то вдруг оказался должен помогать родителям в присмотре за братом и сестрой. Когда Гере было шесть, ему говорили, что он должен подавать хороший пример своей четырехлетней сестре, а когда исполнилось семь — вменили в обязанность учить трехлетнего брата считать кубики и собирать пазлы.
Для приличия Гера немного позагорал вместе со всеми, но при первой возможности улизнул купаться. Он отлично плавал, часто брал с собой ласты и маску, чтобы понырять, однако на этот раз не успел ими воспользоваться, так как увидел Костяна и Славку. Они тут же принялись сначала носиться по берегу, а затем продолжили играть в догонялки, находясь по пояс в воде.
— Орут так громко, как девчонки! — жаловалась Лиза, переворачиваясь на живот.
— Алеша, ты чего не идешь к мальчишкам? — спросил Вадим у сына.
— Нет, пап, пока не хочу. Я сегодня, вообще-то, хотел построить песочный замок. Вот сейчас думаю, каким он будет.
— А давайте вместе решим, — предложил Вадим.
Заинтересовавшись услышанным, Марина поднялась с одеяла. Она надела солнцезащитные очки, уселась поудобней, обхватив руками свои колени:
— Я тоже хочу. Лиза, ты с нами?
Лиза лениво завозилась:
— Начинайте без меня. Я попозже.
— Ну, давайте уже. Что за замок у нас будет? — спросила Марина.
— Очевидно, готический, высокий, с острыми шпилями… — предложил Вадим. — Так? Алеш, не молчи.
Алеша зачерпывал ладонями песок, а затем высыпал его обратно. Он всматривался в песчинки, которые составляли целую галактику, а может, даже и Вселенную. Она умещалась у него на ладонях, отчего он мог вообразить себя настоящим великаном или каким-нибудь верховным архонтом, осматривающим свои владения. А когда Алеша погрузил в песок указательный палец правой руки и начал рисовать им круги, то эта галактика, как и подобает ей, стала закручиваться в спираль. От этого завораживающего зрелища невозможно было оторвать глаз ни самому Алеше, ни его родителям, наблюдавшим за «рисованием» сына на песке.
— Это будет замок у моря, — деловито сказал Алеша.
Вадим и Марина последний раз строили песочный замок много лет назад, когда были в Анапе с маленьким Герой. Тогда на полноценный отпуск совсем не хватало времени, но вдруг внезапно появилось несколько дней, которые взрослые решили провести на море. Всего за пару часов обсудили, куда ехать, взяли билеты, покидали одежду в чемодан, под мышку ребенка — и в путь. Марина тогда была уже беременна Лизой и на приличном сроке. Отчего Елена Федоровна, конечно, пыталась отговорить их от поездки, предлагая ее заменить дачей, но, когда так быстро принимается решение, разговорам почти не остается места. Там, в Анапе, Гера так полюбил море, что на берег выходил с настоящей истерикой. Чуть успокоившись и обсохнув, он снова рвался к воде, и ничто не могло его отвлечь, кроме песочных замков и скульптур.
Малыша завораживало, как мокрый песок густыми крупными каплями падал из рук родителей и под ними вырастали крепостные стены и башни. Он тоже хватал эту темно-коричневую массу, пытаясь вслед за взрослыми построить нечто подобное, и громко смеялся своему успеху, когда получалась маленькая башенка. Но верхом восторга стало то, когда вошедшие в раж родители вылепили гигантскую морскую черепаху, панцирь которой выложили ракушками.
Это были самые кипучие годы их супружества, когда они, молодые, еще почти юные, делали только то, что считали важным, и писали, писали… Если нужно было спасать мир, тотчас бросались это делать. Презирали равнодушие к чужой боли, бичевали трусость и душевную скудость. Долой мелочность и мещанство! Жестокость и жлобство должны быть попраны и прокляты навеки! Бывало, они очень жарко спорили, почти так же, как когда-то Сергей Иванович и Елена Федоровна. Иногда им было сложно вместе. Марина — деятельная, очень быстрая, даже реактивная, а Вадим — спокойный, рассудительный, никогда не спешащий. Они по-разному взрослели: Марина гораздо раньше, Вадим чуть позже. Природная энергия Марины и тот факт, что Вадим стал частью ее рода, сделали главой их семьи женскую половину. Именно жена и ее родители задавали направление, по которому следовал Вадим. Периодически он серьезно взбрыкивал, заставляя считаться с собой, и ему благоразумно шли навстречу, уступая разные пустяки. Впрочем, со временем вес этих уступок оказывал все большее влияние на течение жизни обитателей «Зеленой листвы». Значительную часть супружества Вадим еще только готовился стать главой дома, и теперь, по мере старения Сергея Ивановича, по мере угасания его сил, он начал остро ощущать свою нужность для всей семьи. Он никому не признавался, но лишь теперь по-настоящему осознавал себя зрелым человеком, в чем, правда, видел мало личной заслуги. Мужчина немного стыдился и ощущал вину, так как этим был обязан дряхлению своего тестя.
