— Нет, не переживайте, вы выглядите почти идеально, но всё же почти. А я уверен, что такая женщина, как вы, редко совершает ошибки, так что теперь я абсолютно уверен, что направили вас сюда против воли.

— Владимир прав, вы чересчур опасны, — откинувшись на кресло, Ида положила руки на подлокотники, и её веснушки, не прекращая свои хаотичные движения, стали менять цвет на золотой. — Так что теперь я уверена, что мне нужно просмотреть ваши воспоминания об экспедиции в Зону. Полностью.

— А если я не позволю вам этого сделать?

— Это не просьба. Балашов, конечно, идиот, но идиот с развитым чувством самосохранения. А теперь и я вижу, что с вами нужно быть осторожным, — лицо женщины пошло волнами, и на ставшей гладкой поверхности без глаз и рта стали проступать черты совершенно другого человека.

— Язык мой — враг мой, — протянул я, ощущая, как эфирный обруч стягивает голову. — И почему никто по-нормальному разговаривать не хочет?

— Помолчите, барон, — раздался властный голос женщины, сменившей юной лицо на старушечий оскал, и я почувствовал, как тонкие щупальца эфира из обода стали проникать в мою голову. — А теперь вспоминайте, господин Исаев, вспоминайте!

Не, ну раз просите…

В голове замелькали картинки нашего проникновения в зону. Путешествие по тоннелям, спокойное пересечение границы и подъём на поверхность, где мы впервые столкнули с местными тварями и понесли первые потери.

Пока мы с Кабановым отбивались, позволяя багги с пассажирами уехать, непонятно откуда взявшиеся крылатые твари с огромными тонкими когтями атаковали машину с Бекки Пратт.

И им почти удалось оторвать багги от земли, но подоспевший Кабанов с помощью одного из бойцов превратил одну из тварей в фарш, заставляя остальных бросить огрызающуюся добычу.

Внешне машина была почти целой, не считая слегка погнутой сверху рамы. Но стоило мне подбежать к багги и открыть дверцу, как мне на руки из машины вывалилась Бекки.

На броне девушки в области груди была видна дыра, пробитая острыми когтями твари. Уже понимая, что всё бесполезно, я тем не менее стянул шлем с головы девушки и принялся вкалывать ей всё, что было в походной аптечке…

Картинка замерла, а я, приоткрыв глаза, смотрел на Иду. На лице старой женщины на мгновение промелькнула грусть, а глаза заблестели, будто она была готова вот-вот расплакаться. Похоже, я чуточку перестарался с нагнетанием эмоций.

Тут же, подавив лишние мысли, продолжил «трансляцию», демонстрируя гибель отряда, особенно уделив внимание сгоревшей заживо Пановой и беснующегося за гермодверью в считаных метрах от неё Кабанове.

Продолжая нагнетать эмоции, Рамос должна была прочувствовать весь ужас произошедшего: я показал, как мы добыли необходимую формулу и втроём, я, Сергей и последний оставшийся в живых гвардеец, покинули лабораторию.

А дальше — изматывающий марафон, с целью добраться до точки эвакуации и гибель Кабанова в считаных метрах от спасения. Гвардеец погиб ещё раньше, прикрывая наш отход.

Накал транслируемых эмоций буквально оглушил женщину, сгорбившуюся в кресле. Глядя на неё, я на мгновение почувствовал угрызения совести, но тут же вспомнил, что мне говорили о ней… Жалость — чувство, которого достойны далеко не все…

Неожиданно дверь в комнату со стуком распахнулась, и на пороге я увидел двух мужчин. А вот и очередная проблема. Вряд ли эта парочка пришла пожелать мне спокойной ночи…

— Он не лгал. Информация о посещении Зоны и побеге из неё правдива. Погибли… Они все погибли… — с застывшими в уголках глаз слезинками Ида повернулась к вломившимся в комнату Балашову и Савицкому.

Вот только я прекрасно видел, что сейчас их это меньше всего интересовало. Эфир из этой парочки буквально рвался наружу, и, кажется, я знал, на кого он будет направлен через пару секунд.

— Простите, Ида, но сейчас вам нужно будет нас покинуть, — успел я негромко произнести и «вскрыл» воспоминание, так долго пребывающее взаперти.

«Запись», вспыхнувшая в моём мозгу, мгновенно передалась так и не снявшей с меня свой эфирный обруч Рамос, и та закричала. Громко, отчаянно, с безысходностью загнанного существа, увидевшего неотвратимо надвигающуюся смерть.

Баронессу хватило меньше чем на четыре секунды, после чего она упала в обморок, развалившись на кресле. Я же, воспользовавшись тем, что двое «гостей» растерялись, успел подняться и, отступив на пару шагов, встал в стойку, подняв перед собой руки:

— Не беспокойтесь за неё. Она жива, лишь посмотрела часть моих детских каникул на Нави, — ободряюще улыбнулся я застывшей парочке. — Но теперь, прежде чем я вас покину, может, расскажете, кто и почему отдал приказ меня убить? Нет? Ну что за досада! Почему все поначалу такие несговорчивые?

Резиденция Балашова

Перун

И вот стою я такой весь красивый и гордый посреди комнаты, ощущая, как воздух вокруг буквально трещит от напряжения.

В паре метров от меня лежит в беспамятстве баронесса Ида Рамос, увидевшая то, что для нормального человека не предназначалось. Хоть с инфарктом не слегла, и то хорошо.

А в дверях застыли бароны Балашов и Савицкий, не спешащие давать ответ на заданный им вопрос. Действительно, зачем будущему трупу что-то объяснять?

Щедро зачерпнутый из ядра эфир растёкся по телу, ускоряя рефлексы, замедляя время и давая возможность «подумать».

Хотя что тут думать? Не буду я ставить бюст Доан Ван Као в своём кабинете. Не заслужил старикашка. Весь его хитрый план пошёл по пи… по другой тропинке, в общем. И значительно раньше, чем я мог рассчитывать.

Вот теперь и гадай, кто мог слить информацию о сделке, заключённой между мной и губернатором. Единственное, что я мог сказать с полной уверенностью, так это то, что «крыса» засела на самом высоком уровне, а значит, теперь моим друзьям грозит реальная опасность, и помереть они теперь могут по-настоящему.

Эх, не люблю я грязную работу… Кровь, кишки, вот это всё. «Любите, а не воюйте» — прав был человек, сказавший эти золотые слова. И жаль, что стоящие напротив меня люди любят воевать.

Сверкнувшая молния ударила мне под ноги, а я ощутил, как ступни пронзили иглы разряда. Ноги свело, но, прежде чем Балашов успел добавить мощности, я прыжком сократил расстояние, вбивая колено в живот одарённого.

Но тут же получил удар в бок от успевшего среагировать Савицкого. Барон, чья рука оказалась обёрнута стальную перчатку, успел среагировать и подстраховать товарища.

Удар прошёл по касательной, но меня всё равно откинуло, так что отлетел я к стене, сбив с неё картину, а после упал на небольшой комод.

Незажившие ссадины на теле обожгло, будто кипятком, но, прежде чем я успел себя несчастного как следует пожалеть, пришлось откатиться в сторону.

Новая молния вонзилась в стену над моей головой в считаных сантиметрах, и я ощутил, как расплавленная крошка попала мне на волосы, обжигая и даруя очередную порцию боли.

Горизонтальное положение не способствовало сопротивлению, но и подняться на ноги я не успевал. Пришлось уворачиваться от очередного разряда, при этом прихватив обломок ножки злосчастного комода.

— Да попади ты по нему уже! — раздражённо прикрикнул на товарища Савицкий, заставив Балашова на мгновение сбиться и зарядить свою молнию чуть сильнее, чем нужно для использования в помещении.

Выпущенный разряд на долю секунды залил комнату бело-синим светом и устремился в мою сторону, грозя выжечь половину помещения. Однако на его пути возникла деревяшка, насыщенная моим эфиром до такой степени, что буквально светилась изнутри.

Пускай она была небольшой. Пускай дерево само по себе отвратительно напитывалось эфиром, при этом почти сразу же обращаясь в труху, но ножке хватило времени «прожить» до момента столкновения с разрядом.

Грянувший взрыв вывернул комнату наизнанку, сдув парочку обратно в коридор. Меня же откинуло к окну, моментально осыпавшемуся градом осколков.