Вера Ивановна изменилась лицом.

— Откуда у тебя такая информация?

Я пожал плечами. Ясно откуда, из ноосферы.

— Ты же понимаешь, что я ответить не могу. — Вера Ивановна сделала паузу. — Потому что сама не знаю.

Но ее тона и этой паузы было достаточно, чтобы понять: я прав.

— Плохо, — вздохнул я.

Да, дрэк — человек своеобразный. Не слишком образованный, пишущий в журнале с ошибками, он может и подзатыльник дать, но все это компенсируется тем, что он честный и без гнилья, а еще он старается для школы, выбивает финансирование в это сложное время и поощряет толковых сотрудников премиями. Джусиха будет грести под себя, фиктивно оформит в штат кучу своих родственников, забрав премии у коллег.

Вера Ивановна направилась в школу, а ко мне, пока я не присоединился к своей компании, подошел Чума и проговорил:

— Я, короче, в курсе, — оглянулся на своих. — Приходи на этой перемене на трубы. Поговорим.

Меня будто окатило ледяной водой, первая мысль была — он знает о том, что у меня опыт взрослого, но откуда?

— Что ты знаешь?

— Не сейчас, — буркнул он, косясь на шагающего к нам Илью. — Ты же сам хотел это скрыть.

Мысли мгновенно переключились с Джусихи и дрэка на Чуму. Откуда он про меня знает⁈ И то ли он имел в виду? Если нет, то что тогда?

— Чего он хотел? — спросил Илья, глядя на уходящего Чуму.

Хотелось поделиться с Ильей, но я лишь пожал плечами.

— Поговорить.

— Страховка нужна? — поинтересовался Илья. — Вдруг он хочет отомстить?

А ведь и правда, может, Чума и компания не простили, что мы тогда им наваляли, и собираются дать мне по голове.

— Пожалуй, да. Понаблюдайте издали. Спасибо.

Мы направились в класс. Он был закрыт, и наши толпились под дверью. Карась вился вокруг надутой Желтковой и повторял, обращаясь к ней:

— Мальчик, который час? Мальчик? Мальчи-ик?

— Я не мальчик, я девочка! — проскрипела Попова, передразнивая Любку. — Не видите, у меня юбка!

Семеняк, Баранова и Белинская захохотали. Заячковская тоже, ей только дай поржать. Любка делала вид, что ничего не слышит, ковыряя вздувшуюся краску на подоконнике.

— Вши есть волосяные, — присоединилась к травле Баранова, — есть платяные, а есть эти, как их…

— Писечные! — воскликнул Памфилов, спровоцировав новый приступ хохота.

— Неправильно — любковые! — закончила Баранова.

Мне не думалось про любковых вшей, все мои мысли были о Чуме, я пытался предположить, что он от меня хочет, потому на уроке отвечать не вызвался, еле дождался перемены и рванул на трубы вслед за Чумой, уверенный, что Илья меня подстрахует, если вдруг начнется замес.

По пути к трубам я мысленно перебирал предметы, которые можно использовать как оружие, подхватил с земли гнилое древко лопаты — на всякий случай.

Но мои опасения оказались напрасными: на трубах Чума был один. Сидел, болтая ногами, зыркал исподлобья. Вытоптанная площадка, где проводились поединки, превратилась в огромную лужу, где плавали палые листья.

— Не ссы, — примирительно сказал Чума и хлопнул по трубе рядом — садись, мол.

Я встал напротив Чумакова.

— Что ты хотел?

Он достал из сумки сигаретную пачку, закурил и ответил:

— Ты это, зла на меня не держи, да?

У меня глаза полезли на лоб, но ничего спросить я не успел, он продолжил:

— Я когда подыхал, кто-то дал денег в больнице. Петюня, петух, блин, сказал, что это он. Но сколько дал, сказать не смог. Знач, не он. Но кто тогда, не в курсе? — Он в упор уставился на меня.

— Откуда мне знать?

— Ха-ха, это был ты! — Он ткнул в меня пальцем. — Но нафига?

— То есть, пришел неизвестный и оплатил тебе лечение? — скосил под дурачка я.

— Кароч, харэ ломаться. Я потом в больничку пришел, поспрашивал, кто приходил. Сказали — пацан. Большой рюкзак, волосы темные, на вид лет пятнадцать. Ну я, кароч, фотку показал того нашего класса. Сказали, нету тут его, знач, не Барик и не Плям. Кароч, кто-то совсем левый пришел и дал денег. Я и прифигел. И аж зачесалось, так захотелось узнать, кто это был. Поспрашивал всех, а врачиха, которая меня лечила, заметила в окно, как ты на мокике укатил.

— Это был не я.

Не хватало, чтобы он растрезвонил об этом — мои не поймут.

— Ой, да не свисти! — Чума запрокинул голову и выдохнул дым вверх, чтобы не на меня. — Вот нафига ты это сделал? Я ж сдохну, если не узнаю.

— Живи, Чума. — улыбнулся я. — Просто будь человеком и с этим вот дерьмом, — я кивнул на сигареты, — завязывай.

— Так нафига?

— Откуда мне знать, если это был не я?

— Да ясно, что не светишься, я не растреплю, зуб даю! Но спасибо, бро. Ты реальный пацан, хоть и долбанутый. Я, типа, должен тебе.

— Ничего ты не должен, а если и да, то не мне, — улыбнулся я, протянул руку. — Мир?

— Да понял я, не тупой. — Он пожал руку. — Спасибо, кароч. Мир. Если кто наедет, ты это, говори.

— Ты еще не вкурил, что я могу разрулить любой наезд?

— Ну типа да. Хошь, петушка нашего зачмырю? Всех достал, падла.

— Да пусть живет. Любку лучше не трогай, жалко ее, дуру.

— А, эт да. Дура дурой. И страшила. Но не буду.

Так мы и разошлись. Илья, что дежурил у торца школы и следил за нами, чтобы дать сигнал остальным, стоящим на стреме, сразу же подошел.

— Чего он хотел?

— Помириться, — почти честно ответил я.

Прозвенел звонок на урок, и мы рванули в класс.

А на большой перемене, как водится, отправились в столовую, где я и объявил, что с Чумой у нас теперь мир. Рамиль сверкнул глазами, ударив кулаком о кулак. Гаечка задумалась и уронила:

— С чего бы это?

— Он отбитый, но не тупой, — объяснил я. — Понял, на чьей стороне сила. А значит, выгоднее дружить, а не воевать. Может, за ум возьмется.

Я попытался ему внушить это во время нашего разговора, но не был уверен, что подействует, с волей у Чумы все в порядке, а под мое влияние попадают только слабые.

Интересно, способность влиять на людей прокачивается? Было бы здорово расширять возможности по мере того, как становлюсь сильнее. А вдвойне здорово было бы научиться влиять на гнилушек и делать из них нормальных людей, но это на грани фантастики, хотя…

Случались и более удивительные вещи.

Учебный день прошел спокойно. После разговора с Чумой я испытывал неописуемую легкость. Словно все это время за мной наблюдал снайпер в коллиматорный прицел, а теперь он ушел, и остался только чувак с биноклем, который не может причинить вреда. И даже скорая покупка дачи уже не нависала дамокловым мечом.

Словно кто-то расколдовал наш ряд у двери, и он перестал считаться отстойным, над нами больше не нависало облако враждебности, и дышалось свободнее.

Получается, у меня осталось два с половиной доброжелателя: Райко, Баранова и Семеняк, причем последняя — и есть половинка: куда Баранова, туда и она.

На третий урок пришла Фадеева, представительница древнейшей профессии. Рано вставать она не привыкла, вот и проспала. А с дороги ее выгнал ливень. Ну какие клиенты? Где и как их искать?

Так, глядишь, скоро школа из зоны дискомфорта станет зоной комфорта, и я постараюсь сделать, чтобы не только моим друзьям тут было хорошо.

Парни в казарме рассказывали мне-взрослому, что некоторым в школе нравилось больше, чем дома, и они не могли дождаться сентября, чтобы увидеться с друзьями. Я же с двадцать девятого августа впадал в меланхолию.

Повлияет ли на одноклассников изменение климата в коллективе? Пробудит ли тягу к знаниям? Откроет ли им двери в нормальные учебные заведения? Нормальные заведения — ответственные должности, когда человек имеет право голоса и правда может на что-то влиять хотя бы локально. По сути, я запускаю цепную реакцию.

Так я думал, возвращаясь домой. Периодически прилетали мысли о Борином конкурсе. Столько всего навалилось, что вылетела из головы дата, когда объявят победителя. По идее, это должно свершиться сегодня. Хоть беги, смотри на стенд. Вроде рисунков там не было вообще, да и Борис молчал. А если бы ждал результаты, все уши прожжужал бы.