И все.

Вот те на! Сперва во мне проснулась гордость. Самая красивая девочка в классе в меня влюбилась! Значит, я крутой!

Но потом пробудился взрослый, и стало ясно, что ничего хорошего в симпатии Инны нет. Потому что девушка будет ждать ответ, и нужно что-то ей сказать.

Что? По-любому ведь обижу ее. А если замучу с ней, это будет, во-первых, нечестно, потому что девочка она неплохая, но светлых чувств я к ней я не испытываю и вряд ли испытаю, а во-вторых, Илья… Он меня, скорее всего, простит, но ему будет больно. А если выбирать, кого обидеть, то из двух этих людей я пожертвую чувствами Инны.

И еще вопрос, насколько она искренна? Та девушка, которую знал я в параллельной ветке, огромное значение придавала статусу мужчины. Что, если она просто вычислила самого перспективного и попыталась соблазнить?

Вспомнилось, как она краснела и бледнела, передавая мне записку. Или она и правда влюбилась?

Вчера днем мне хотелось, чтобы побыстрее наступил понедельник. Не думал, что когда-то это скажу: мне хотелось в школу! А сегодня было сложно разлепить веки — не потому, что устал, а из-за Инны. Так бы весь день и прикидывался мертвым.

Не получи я опыт взрослого, так и сделал бы — прятался бы от девушки, надеясь, что само рассосется. Теперь же знал: если пустить события на самотек, будет еще хуже, потому встал и пинками загнал себя в душ, без аппетита сжевал бутерброд с колбасой, с завистью глядя на Борю и Наташку, которые шли в сегодняшний день без таких вот проблем…

Тьфу ты, слово какое! Скажи кому: «У меня проблема: девушка призналась в любви» — засмеют.

Видимо, настроение отразилось на моем лице, и Наташка меня ободрила:

— Че ты дуешься? Все будет хорошо! А если нет — снова на митинг пойдем, и пусть только попробуют!

— Будет, — согласился я.

Но чем ближе мы подходили к нашему месту встречи — шелковице, тем тяжелее становилось на сердце. Инна наверняка там, ждет… Потому ноги не шли, я как будто преодолевал сопротивление слишком плотной среды.

В итоге мы пришли одними из последних, Инны под шелковицей не оказалось. На время я выдохнул и не стал спрашивать у Раи, где ее подруга.

Но получил подтверждение, что Инна таки влюбилась: если бы она просто хотел меня заполучить, то требовала бы ответа и внимания. Получив от ворот поворот, расстроилась бы, но не фатально, а так…

— Русский первым уроком у девятого «В», — сказала Гаечка. — Глянем, там Джусиха или нет, вдруг ее вообще уволили?

— Да. Иначе как мы узнаем? — поддержала ее интерес Рая Лихолетова.

— У кого есть знакомые учителя? — спросил я и подумал про Веру Ивановну.

Эх, все равно у нас первая география! Карина ничего рассказывать не будет. Да и простые учителя обо всем узнают, только побывав в учительской — придется набраться терпения.

— Я буду смотреть Джусь! — воскликнул Ян и вышел на обочину главной дороги.

— Я с тобой! — Боря перебежал на ту сторону трассы, чтобы ее очно не пропустить.

Джусиху они не подкараулили, зато нас заметил Мановар, подбежал, со всеми поздоровался и воскликнул, выпучив глаза:

— Читали «Местное время»?

— Не, — мотнула головой Гаечка, — только «Местную правду», там про нас написали.

— Ща-а! — Мановар полез в рюкзак, достал газету. — Прям в начале! И вот он я!

Забрав у него газету, я зачитал:

— Ученики школы №17 провели якобы независимый пикет в поддержку директора Маркушина Г. К., которого несправедливо отстранили от занимаемой должности. Ранее в этой школе случилась поножовщина, из-за которой вышеупомянутый Маркушин и был отстранен. Но дети якобы не согласны с назначением нового директора. Способны ли ученики так быстро организовать и провести пикет самостоятельно, или за их выступлением стоит умелый манипулятор-взрослый?

— Вот уроды! — воскликнула Лихолетова. — Мы ваще-то против Джусь выступали!

Качнув газетой, я объяснил:

— Тут намекают, что нами управлял дрэк.

— Нашел чему радоваться, — проворчала Гаечка, глядя на Моновара, и достала газету со статьей, написанной нашими журналистами. — Все переврали. Надо было вот так! Смотри: злой учитель издевается над учениками и вынудил их устроить пикет под дверью гороно, бла-бла-бла.

Пришлось упрощенно объяснять принцип работы «свободных» СМИ:

— Думаете, нам по телеку правду показывают? Или в газетах правду пишут? Что сам увидел, то и правда. У каждой газеты есть спонсор-заказчик и есть повестка. Обычно это политические силы или олигархи. Например, газета работает на Ельцина, они будут писать, что плохие депутаты засели в Белом доме, мешают работать и хотят гражданской войны. Если это газета коммунистов, они напишут, что Ельцин нарушил конституцию, хочет переписать ее под себя, чтобы отдать наши богатства империалистам, и его надо освободить. Чувствуете разницу?

Все молчали, только Наташка, которая перестала считать стыдным с нами дружить, возмутилась:

— Что за бред: «отдать богатства империалистам»! Он не хочет, чтобы нас снова загнали в стойло!

Рука потянулась к лицу, я остановил ее на полпути. С дедом смог не зарубиться, и с ней смогу. И плевать на племенных вождей, бусики из жвачек и Ельцина, который думает конкретно о Наташке и таких, как она. Надо же, членов моей семьи поразили два совершенно разных информационных вируса!

— Это я не пропагандирую, а привел пример, чтобы вы поняли. Не все написанное — правда, увы, это нормально.

Мановар, раздувая ноздри, скомкал газету и швырнул об забор, но порыв ветра перенес ее за ограждение, и сразу же разоралась агрессивная бабка. В нас полетели комья земли, выгоняя с насиженного, точнее, настоянного места.

­— Имперцы атакуют! — закричал Ян. — Спасайся, кто может!

Мы бросились врассыпную, а собрались на тротуаре со стороны школы. Шагая по школьному двору, я спросил у Мановара:

— У вас русский первый, да?

— Ага. — Сморщив нос, Егор сказал: — Стремно идти, вдруг ее не выгнали, и она меня сожрет. А наши митинг не очень поддержали, овцы, блин.

— Надо отпроситься с географии и заглянуть в ваш кабинет, — предложил я.

Друг за другом вы вошли в школу. Ощущение было, как когда пробираешься на территорию врага по минному полю. Первое, что мы увидели — дрэка, орущего на Ольгу, Карасиху, Шипу и Москву:

— Шо вы мне устроили⁈ Революционеры! Тюрьма по вам плачет! Кто вас просил⁈ — Он вращал побагровевшими глазами, топал и брызгал слюной.

Постучав себя по потному темечку, он чуть ли не взвизгнул:

— Вы понимаете, как меня подставили своей инициативой⁈ — Он указал на кабинет директора. — Хотите поговорить с журналистами, а? А с милицией? Это, между прочим, участие в массовых беспорядках. Зачем вы трепали мое имя?

— Упс! — Мановар сразу растерял смелость и куда-то потерялся.

Я шагнул к директору, кашлянул — он не заметил меня, продолжил разоряться, обрызгивая слюной девчонок. Пришлось его звать.

— Геннадий Ко…

Он развернулся чуть ли не в прыжке и вызверился:

— Что?

Я сделал жалобное лицо и проговорил:

— Мы просто не хотели Людмилу Кировну, а хотели, чтобы вы вернулись.

Видя, что он набирает воздуха, чтобы извергнуться руганью, я затараторил:

— И готовы принять ответственность и поговорить с теми, кто пришел: милицией, журналистами и кто там. — Я заметил инспектора по делам несовершеннолетних, Овечкина, похожего на тощую хищную птицу, и чуть ли не прокричал: — И рассказать правду: что вы вообще не знали, что мы задумали!

Овечкин навострил уши. Ольга, Красиха и другие разбежались, пока я вызвал огонь на себя.

— Так и будет! — воздел перст дрэк, косящийся на Овечкина, входящего в бывший его кабинет.

— Вы не виноваты, и отвечать — не вам, — твердо проговорил я и прошептал, чтобы слышал только он: — Я знаю, как себя вести, и мы вас поддержим. Потому что только вы справитесь с такими оболтусами, как мы.