Она упорхнула в подъезд, а Каналья остался стоять, провожая ее томным взглядом. Вернулась мама быстро, раскрасневшаяся и свежая. Когда в эту реальность пришел взрослый я, мама была усталой серой женщиной. Теперь же она красила волосы в медный, подводила глаза и выглядела максимум на тридцать пять.

— Я не могу это принять! — Она вернула Каналье пакетик. — Они ж французские! Это сумасшедшие деньги!

Ага, Леха подарил ей духи якобы французские, она не приняла, и сейчас у него был такой вид, словно кто-то умер.

— Наташе отдашь, если не нравится, — решил настоять Каналья. — У меня нет на примете никого, кому бы они подошли. Пожалуйста, Ольга, не расстраивай меня!

— Возьми, чего телишься? — прикрикнула бабушка, выходя из машины и потягиваясь — мама послушалась и уронила:

— Спасибо.

Бабушка обняла ее, поцеловала в лоб.

— Доченька моя любимая! Подарок ждет тебя дома. Как же я счастлива, что ты вернулась!

Мама оцепенела, в ее глазах заблестели слезы. Ну вот, опять собралась сырость разводить! Хотя понять ее можно: семнадцать лет она терпела только унижения от отца, и тут вдруг — столько внимания и любви!

Подарок ей я подарю, когда вернусь из областного центра. Хочу купить что-то, что ее действительно порадует. Как раз подумаю в дороге. И не беда, если придется отдать за эту вещь ползаработка.

Потому учиться в пути не получилось, я думал о маме. Что ей надо? Яркий пуховик на зиму? А вдруг не понравится? Сапоги кожаные? Нет, одежду пусть сама покупает. Но что тогда? Все женщины мечтают о кухонном комбайне. Вещь дурацкая и дорогая, я пока не потяну. Духи Каналья подарил, деньги — по́шло, мы их просто проедим, и никакой памяти не останется. Кухонные принадлежности подарить, например, тот же сервиз? Нет, прошли те времена, когда хрусталь и фарфор были валютой. Сервизы берегли, не использовали по назначению, а выставляли напоказ. Сейчас же они продаются задешево на блошиных рынках, потому что людям нечего есть, а фарфором сыт не будешь.

Золотые сережки купить у валютчика? Можно было бы, но вдруг у него их нет с собой? Раньше надо было подумать и заказать.

Что же маме нужно? Новый телек, о котором она мечтает, однозначно не потяну, да и блажь это — покупать технику по цене земельного участка.

Решение пришло, когда мы с Канальей зашли в кондитерку, где продавщица, похожая на свежую сдобную булочку, брала у нас по две-три пачки. В очереди из трех человек стояла модница в «мальвинах», с лентой, перехватившей волосы, и с сумкой из кожаных лоскутов. «Руби Роуз» — «Дольче Габбана» наших дней. Вот что она хочет! Большую кожаную модную сумку! Помнится, мама рассказывала, как коллега пришла на работу с такой, все обсудили обновку и решили, что ее подарил любовник — откуда у простой медсестры такие деньги.

Так что, продав пак кофе и заработав свою сотку, я побежал на рынок, нашел точку с сумками и пакетами, взял подарок маме аж за тридцатку, глянул на барсетку — завтра ж у отца день рождения. Но вспомнилось, как мы ходили в обносках, а Лика модничала, и я ограничился простым кошельком. А чего вы от пацана хотели? Откуда у меня деньги?

Вопрос с подарком решился, и на обратном пути я прочитал географию и литературу. Потом на рынке обменял полтинник на доллары у своего тезки, узнал, что вскрывших его квартиру домушников никто не поймал — наверное, это были гастролеры, укатившие в другой город.

После мы поехали на вокзал забирать запчасти для «Опеля» и некоторые расходники на «Жигули», к бабушке попали лишь в начале пятого.

Мама и тетя Ира смотрели телек в зале. Натка и Борис ходили вокруг стола и роняли слюну. Я вошел первым и, вытянув перед собой сумку, проговорил:

— Мамуля, поздравляю тебя с днем рождения!

— Это ж столько денег! — Мама встала, закрыв лицо руками.

Показалось, или я прочел во взгляде Ирины бешеную зависть? Мама сгребла меня в объятия:

— Спасибо, сынок!

Ну а как не завидовать, когда собственный сын ничем не интересуется, никуда не стремится? А тут сопля зеленая такие успехи делает⁈

— Я Наташе уже показывала, — протараторила мама. — бабушка мне подарила кухонный! Комбайн! Пойдем покажу…

Мы направились к выходу под возмущенный возглас Бориса:

— Давайте уже есть! Я ща сдохну!

Мама проигнорировала его реплику, но вдруг замерла в дверном проеме, обернулась ко мне.

— Совсем забыла. Еще утром звонил Илья, тебя спрашивал.

— Что хотел?

Мама пожала плечами.

— Потом еще дважды звонил, напоминал, чтобы ты его набрал.

Дурное предчувствие холодом разлилось по позвоночнику, сжало горло, я шагнул к телефону и принялся крутить диск. Тр-р-р, тр-р-р. Как же удобно, когда вместо него — кнопки!

Мама уронила с упреком:

— Давай потом, гости ждут!

Но я приложил палец к губам.

— Я быстро. Это что-то срочное.

Послышались длинные гудки. Щелчок — и Илья выдохнул в трубку:

— Да!

— Илья, привет. Это я. Что случилось?

— Базу ограбили, — сказал он мрачно. — Ночью вскрыли замок. Чашки, блюдце… Мой магнитофон. Вот нафига его оставил, дебил⁈ Твой телек. Все вынесли.

Я закрыл глаза, сглотнул и добавил:

— И Карпа?

— Да. Мопед тоже увели.

Огромных усилий стоило не выматериться и не ударить стену кулаком, на я сдержался. Не стоит портить мамин день рождения, она будет из-за меня переживать. Вихрь мыслей за секунду пронесся в голове. Расспрашивать про ментов, когда мама стоит и слушает, не стоит, потому я шепнул, прикрыв трубку рукой:

— Скоро буду. Ну не прям совсем скоро — где-то через час. Мы только за стол садимся.

Нужно было срочно ехать к Илье. Вот прямо сейчас! Но как объяснить маме эту срочность, чтобы не волновать ее? И как добраться быстро, когда Карпа больше нет? Черт!

— Что случилось? — встревожилась мама — видимо, мне не удалось скрыть эмоции.

Я потер переносицу, словно пытаясь запечатать место, откуда лезла тревога, мотнул головой:

— Да так. Идем, покажешь свою шайтан-машину.

А я пока подумаю и выстрою оптимальный план действий.

В кухне на столе стояло сие чудо техники, новенькое, вон она, коробка. Торговая марка «Энергия», я аж встрепенулся — я-взрослый видел такую штуку у тещи и запомнил, как она нахваливала, что-де двадцать лет комбайн работает, и никаких проблем. Мама погладила чашу и восторженно выдохнула:

— Четыре ножа, представляешь? И все режут по-разному. Можно кубиками — на оливье, можно ломтиками. И есть нож для картошки-фри! Она сегодня у нас будет…

Мама смолкла, провожая странным взглядом силуэт Канальи за окном. Он, видимо, был в подвале и что-то оттуда вынес по просьбе бабушки. Подумалось, что этот комбайн для мамы — как для меня мопед, вот где счастья у человека! И, пока она щебетала, перебирая чаши, насадки, расхваливая кофемолку, я думал о том, что случилось на базе.

Сперва вспомнил рассказ валютчика о взломщиках. Те же это люди или нет? Скорее да. Потом подумал, что если воры те же, то просто так они в подвал не сунулись бы — не их уровень. То есть они знали, что на базе есть что-то ценное. Но откуда?

Кто-то местный сработал наводчиком? Но кто? В памяти всплыли два мужика, которые тащили пианино, а потом за мной кто-то наблюдал из окна. Происходило это в тот момент, когда мы с Яном выгоняли мопед из подвала.

Одна зацепка есть. Надо подняться к той бабке и расспросить, что это за мужики и где она их взяла.

Потом двоих шнырей видел Борис… Борис! Он же художник и должен подмечать детали! Так и подмывало рвануть к нему, но надо было дослушать маму, которая все заливалась соловьем и чуть ли не целовала комплектующие кухонного комбайна.

Наконец она закончила. Я уронил: «Круто!» — и побежал к Борису, едва не задавив Боцмана, распластавшегося посреди двора.

Ворвался в зал, где бабушка открывала бутыль компота, что Каналья принес из подвала, и сказал: