Вот сейчас домой приду и узнаю.

Еще ж у родителей дни рождения один за другим: сперва у мамы, на следующий день у отца.

Мысли в голову лезли не о насущном. Сегодня мне надо решить вопрос с дачей и постараться отправить бабку Тима восвояси. Думаю, задерживаться она не будет, укатит первым рейсом. Если что, поспособствую, проводники-то знакомые есть, а дальше попрошу Илью, чтобы показал Лидии дом, и она привезет детей. Нет, так неправильно. Сам после торговли и обмена денег к ним заеду, все покажу, поселю и отдам ключ.

В подъезд я вошел, твердо решив, что так и сделаю…

Ба-бах! Этажом выше что-то так разбилось, что я аж вздрогнул. Кто это там буянит? Соседи все тихие. Кто-то что-то уронил?

Ступенька, еще ступенька. Донесся Наташкин возмущенный возглас, и снова бахнуло. Из соседней квартиры высунулась бабка-сплетница, собралась прижаться к нашей двери ухом, но отшатнулась, увидев меня.

— Так кричить, так кричить! Ромка вернулся, что ли? — пробормотала она виновато. — Опять бьеть?

Послышался мамин дрожащий голос, а следом — снова Наташкин возглас. Да что у них происходит-то? Не было же причин для таких разборок.

Тихонько открыв дверь, я просочился в прихожую.

— А дальше что? — дрожащим голосом говорила мама из детской. — Он же старик!

— Нет, Андрей не старик! — крикнула Наташка. — И мы любим друг друга!

— Сколько ему? Сорок? Пятьдесят? Тебе…

— Да блин, ты все сделала, чтобы я была несчастной! И сейчас хочешь нас разлучить! Нет! Не позволю!

В детской что-то загрохотало, Наташка пулей вылетела из комнаты — еле успел к стене прижаться. Следом выскочила мама, красная и злая. Наташка принялась обуваться, мама развернула ее рывком — сестра упала на задницу, вскочила как на пружинах и заорала:

— Убери руки! Не трогай меня, или я отвечу!

Мама схватила ее за патлы и вытащила в кухню. Встала в двери звездой.

— Пока ты малолетняя, за тебя отвечаю я! Надо — на цепь посажу. Тебе год учиться осталось, ты что же, школу бросишь, раз зачесалось⁈

— Не позволю, — прорычала сестра, схватила кеды и, всхлипывая, ринулась на балкон. — Выпрыгну нафиг! Чтобы твою рожу не видеть!

Побледнев, мама бросилась за ней. Наташка завозилась на балконе — неужто и правда прыгать собралась? Что-то упало, сестра вскрикнула, мама сказала:

— Вообще ополоумела? Ноги хочешь поломать?

— Отпусти! — Наташка взвыла.

И снова возня и грохот.

Что делать? Кто прав, кто виноват? Одно ясно: мама узнала, что жених Наташки — мужчина в возрасте. Или есть отягчающие обстоятельства в виде прогулов?

— Кому ты без ног нужна, дура!

— Ему! Ему я всякая нужна! У нас любовь!

Растащить их по углам или не вмешиваться? Пока я решал, что делать, Наташка вырвалась и босиком вылетела из квартиры с криком:

— Ненавижу!

Уже с лестничной клетки она прокричала маме, которая, держась да бок, приковыляла в прихожую:

— Ты свою жизнь просрала! Хочешь и мою просрать? Не позволю, поняла⁈

Гнаться за ней мама не стала, выбросила на лестницу туфли и сумку с учебниками, упала на диван и закрыла лицо руками, а из-за открытой двери донеслось:

— Все равно! Я! Буду! Счастливой! Никто мне не помешает!

Донеслись торопливые шаги. Хлопнула дверь подъезда, я закрыл входную и уселся рядом с мамой. Она не плакала, а будто окаменела.

— Что случилось?

— Наташка прогуляла целую неделю! Говорит, что то она в театре, то в школе, а сама — с ним! Учительница меня встретила, рассказала, что видела ее с мужчиной, — она судорожно хлебнула воздуха, — с мужчиной лет пятидесяти, на белых «Жигулях».

— Так уж и пятидесяти? Не привирает ли?

Мама вскинулась:

— Если сорока, что это меняет? Он старше вашего отца, а ей шестнадцать лет! Она дурная еще совсем, а он поиграется и выбросит. Хорошо если ребенка не заделает. И вся учеба, вся жизнь — под откос! Она же ведь в театральный хотела! Неужели и сцену бросила? Вот что делать?

— Я с ней поговорю, — пообещал я.

— Не послушает, — мотнула головой мама. — Надо отцу рассказать, пусть посадит… Андрея. Это ж подсудное дело! Совращение несовершеннолетней! Педофилия!

— Отец — оружие последнего шанса… — Я быстро сообразил, что мама вряд ли такое знает и объяснил: — Только в крайнем случае, будет еще хуже.

— Да куда уж хуже! — всплеснула руками мама.

— Сбежит из дома, пойдет бомжевать, затаит обиду. Не надо пока подключать отца. Может, учительница преувеличила, и он не такой уж старый, этот Андрей…

Мама закатила глаза совсем как Наташка и выдала:

— Дело же в другом! Она прогуливает, а он этому не препятствует! Рушит ее жизнь! Ну ты же взрослый человек, с тобой девочка, ну пользуешься, так хоть не губи! Вот что делать?

— Так, главное — не пороть горячку. Сперва я с ней поговорю. Если не поможет, найду ее Андрея, надавлю на совесть, если он окажется невменяемым, припугну отцом.

— Это ведь неправильно, когда девочки — со стариками! Надо что-то делать!

— Полностью согласен, но, если Наташка влюблена… Влюбленный человек — невменяемый, с ним надо осторожно, иначе можно навредить еще больше, понимаешь?

Мама погрустнела и кивнула, скривилась.

— Я не сдержалась. Надо было — осторожно.

Неужели что-то начала понимать? Аллилуйя! Я продолжил объяснять:

— Нравится нам или нет, это уже случилось. Теперь нужно разгребать, но так, чтобы не обозлить Наташку, чтобы она не думала, что мы ее враги.

Мама тяжело вздохнула и задумалась. Я перевел тему:

— Что у тебя на работе? Адвоката я буду искать сегодня-завтра. Как найду, состыкую тебя с ним.

— У меня нет столько денег…

— И не надо. Они есть у меня. То есть у бабушки. Дед приедет — вернет.

Про работу мама как будто забыла, у нее появилась более важная проблема — дочь снюхалась со стариком. Интересно, насколько старик таковым является? Вдруг мужику лет тридцать пять… Да все равно двадцать лет разницы — перебор. «Спать со школьницей — перебор! — вопил опыт взрослого. — Ну раз, ну два, а дальше — о чем?.. И при том, что над постелью нависает тень прокурора. Она ведь ребенок, у нее в голове одни глупости — скучно. Ни один зрелый развитый мужчина с нормальной психикой не спутается со школьницей. Пятьдесят лет мужчины и тридцать — его возлюбленной — уже проще, девушка сформировалась как личность. В шестнадцать еще нет мозгов, а если они и есть, то бал правят гормоны».

Вот только где теперь искать Наташку, чтобы с ней поговорить? Домой она точно в ближайшее время не вернется.

— Если что, я свободна, — сказала мама, вставая с дивана. — Вот только умоюсь, и пойдем покупать дачу. Что от меня нужно?

— Паспорт. Все. Ты ж развелась с отцом?

Она сделала лицо, как у… «Кота из 'Шрека», — подсказала память взрослого. Я не сдержал ругательство. Ну да, как я этого не предвидел? Она все еще любит отца и ждет, что он вернется, заявление подала, но при наличии общих детей надо суетиться, так быстро не разведут. Меня совсем не радовали мысли, что моя дача может достаться отцу при дележке имущества. Он, конечно, ее продаст и упакует Лику или оплатит ей обучение. От этой мысли стало совсем обидно. Я потер виски.

— Так… Значит, на тебя оформлять не будем.

— Почему? — удивилась мама.

— Потому что это ваше совместно нажитое имущество. Он телек из дома вынес. Где гарантия, что дачу не попытается отжать?

— Рома так не сделает. Со мной ведь его дети!

— Нельзя рисковать дедовыми деньгами, — отрезал я. — Делаем так. Я еду к нотариусу, узнаю, что сделать, чтобы оформить дом на меня. Ты идешь к продавцу и обсуждаешь детали.

Мама закрыла лицо руками.

— Если ничего сделать нельзя — оформлять будем на бабушку, так надежнее.

— Неужели нельзя…

— Нельзя! — отрезал я. — Знаешь, где дача Горгоцких? Там такая еврейская бабушка и толстый мальчик.

— Знаю…

— Иди туда, тебя там ждут. А мне пора разруливать ситуацию, я подъеду позже.