— Уголь… Сера… Селитра.

Его уважение к старому генералу возносилось на целое ли с каждым словом.

— Неужто и пропорции смеси знаешь, сиятельный?

— Три четверти се… литры, — Ли Чжонму быстро привыкал к новым словам. — А уголь с серой — по одной восьмой.

— А вот и нет! — с радостью рассмеялся Чахун. — Не таков секрет мастера Чхве!

— Значит, его порошок хуже… мой состав, — невозмутимо ответил старый Ли. — Покажи!

Сон Чахун ловко достал из специального ящичка кожаный мешочек, развернул горловину и протянул к самому лицу сиятельного. Все в испуге отпрянули, а Ли Чжонму лишь сунул пальцы внутрь, бесстрашно вынул щепоть грозного пороха, осмотрел и развеял на бодром морском ветерке.

— Знаю, как сделать это порох много… взрывнее, — с той же самоуверенностью заявил генерал.

— Как же? — ветеран уже готов был верить всему, что говорит знаток великой тайны пороха.

— После выдам. Нет… условностей. Покажи Чонтонг в работе!

— Да, сиятельный! — Чахун растянул в улыбке свой огромный рот. — Чонтонг крепко привязан к раме. Сначала сыплем в горло порох. Ровно, как указывал мастер Чхве. Мало насыплешь — ядро рядом упадет, много — Чонтонг разорвать может. Закладываем большой пыж, а сверху — ядро. Вот тут, сиятельный, имеется дырочка — сюда тоже порох подсыпаем. И подносим огонь. Бах!

Ветеран театрально подпрыгнул, взмахнув руками.

— Дым! Огонь! Сила взрыва метает ядро или бомбу с осколками в небеса и на головы врагов Чосона!

Старый генерал зачем-то несколько раз хлопнул в ладони. Гванук подумал было, что это он его позвал… но нет.

— Красиво, — улыбнулся Ли Чжонму. — А потом?

— Потом Чонтонг чистить надо. Сначала сухой метелкой лезу в горло. Потом метелку в воде мочу — и снова. Ибо вдруг в жерле тлеют остатки порошка.

— Верно! — улыбнулся генерал. — Сколько людей при Чонтонге… служит.

— Один я, сиятельный, — развел руками Сон Чахун. — Ну, и эти парни состоят при мне, могут перенести раму, ящики с порохом, бомбами и ядрами.

Старый генерал оказался этим очень недоволен. Но, тем не менее, повелел Ю Сыпу наградить ветерана за службу и тщательно беречь Чонтонг.

— Сколько у тебя имеется пороха, Чахун?

— Больше двенадцати гванов (около 50 кг — прим. автора), сиятельный. А в бомбах — еще с треть от того.

— Береги. Когда мы доплаваемся к Цусиме, я буду тут… править боем. Ты будешь вести взрывание.

Сон Чахун провожал генерала, выпятив грудь и пихая локтем оробевших караульных. А вот генерал Ли в лодке сидел совсем хмурый.

— Всего один мортир… — бормотал он непонятное. — И такое… детское.

Когда гребцы отогнали лодку на чистую воду, Ли Чжонму вынул из-за закромов своего дурумаги бумажный свиток. Развернул его, будто, сам читает, но повернул так, чтобы О Гванук мог рассмотреть.

— Толстячок Нгуен подал. Список воинов в каждом корпусе… на всех выдано… окормление. Ты можешь прочитать?

— Что ты, сиятельный! — Гванук округлил глаза. — Это искусство мне не ведомо! Я знаю всего лишь несколько минских иероглифов. От силы двадцать… Видел, как пишется имя мое и еще какие-то слова.

— Двадцать знаков и не можешь читать?

— Конечно! Ведь их сотни!

— Сотни… — старый генерал моментально осунулся.

Маленький О с жалостью посмотрел на большого уставшего от жизни генерала. Мало, что древний старик, шестьдесят лет, а тут такая беда с рассудком. Утром главнокомандующий выглядел намного лучше вчерашнего, и слова меньше путал. А тут опять… Как же он мог всё-всё позабыть?

Слуга с удвоенным старанием всмотрелся в развернутый лист.

— Кажется, это запись ханчой. Вот слово наверху я знаю — эти два знака означают имя нашего короля Сэджона. А может, это и кугыль… вот эти значки, кажется, не минские.

— Вы… Мы записываем свои слова… чуждоземными знаками? — изумился старик.

— Конечно, — ответно удивился Гванук. — А как же еще?

— Ну да, конечно, — закивал Ли Чжонму, бессильно вглядываясь в многоруких паучков на бумаге. — Ладно, Нгуен сам вычитает у меня. Надо завести чтуна…

— Чтеца.

— Да, чтеца. Я же старый! Скажу, что глаза стемнели. Не Нгуена, нет… Тот шибкий. Попроще найти надо.

На флагманском мэнсоне старый генерал первым делом подозвал капитана Ри и попросил выделить ему в помощь моряка или воина, сведущего в чтении.

— Конечно, сиятельный! — Ри Чиньъён завелся с полоборота. — Ты можешь весь экипаж у меня забрать!

И так зло посмотрел на Гванука, что тот съежился от страха.

— Зато именно твой человек приступит читать в меня твой доклад о флотоуправлении.

Ри смолк на полуслове. Подумал.

— Я поищу, — хмуро бросил капитан и ушел по своим капитанским делам.

До обеда на мэнсон прибывали посланники командующих, которые отчитывались о составе всех семи корпусов Трех армий Чосона. Они также приносили свои доклады на бумаге. Но Ли Чжонму требовал, чтобы посланники зачитывали числа вслух и по нескольку раз. А когда те уходили — что-то спешно царапал на обратной стороне докладов. Гванук не удержался, гусем вытянул шею и увидел совсем странные, непривычные значки: простенькие, почти детские кружочки, с палочками, хвостиками… Совершенно незнакомые.

Юный О понял, что, конечно же, глаза генерала его не подводили. Ли Чжонму неплохо видел мелкие закорючки, которые сам увязывал в странные нити. Он не узнавал ни одного иероглифа великой империи Мин, однако, знал совсем неведомые знаки.

— 16800, — грустно сказал он своему слуге, когда вышел последний докладчик. — Понимаешь, О. Мне дали для воевания девятнадцать тысяч, а из оных у меня тысячи нет вообще. Больше тысячи — крестьяне без учения и оружия. А прочие… ты видел, О. Защиты в доспехах нет. Опытности? Даже не знаю. Мне нед… семь дней надо лагерь и сбор. Всё понять. Всё проценить. Не чувствую меру сил нас.

Сидя на постели, старый генерал запустил руки в волосы и сидел несколько вдохов, уставившись в пол.

— Может, и хорошо, что нет на Цусиме всего флота вокоу. Такой армией…

Посмотрел на присмиревшего Гванука и вдруг с улыбкой зажмурил на миг левый глаз.

— Ничего, О! Вступим в бой — а там рассмотрение возникнет!

Он решительно встал, огладил волосы и вышел на палубу.

— Ри Чинъён! Приказ: ставить парус, мочить весла! На Цусиму!

— Да, генерал! — радостно закричал с носа капитан. — Шевелись, черепахи! На Цусиму идем!

— И трубите по трубам, чтобы все видели движение!

Капитан широкими шагами подошел к Ли Чжонму и указал на матроса, который с обезьяньей ловкостью взбирался на матчу. На самом верху вынул из-за пазухи большой красный лоскут и привязал его. Тряпицу перечеркивали три жирные белые вертикальные полосы.

— Вот, сиятельный, первый знак! — довольно пробасил Ри Хинъён. — Все увидят, что мы тронулись, услышат трубы и заодно увидят этот флаг. Так они поймут быстрее, что он значит…

Ли Чжонму кивал, улыбаясь.

— Я поначалу хотел просто красную тряпицу повесить, — доверительно пояснил Ри. — Но потом решил, что на фоне моря или неба лучше видно контрастное изображение. И вот полосы.

— Ты — молодец, Ри! Можно пустить веревку от кормы к верхушке. Снизу цепляешь флаг или много их, тянешь веревку — и они вверх!

— Много флагов… — задумался капитан. — Значит, можно сложные команды передавать.

— Видно мне — твой доклад будет интересен, — старый генерал хлопнул Чинъёна по плечу.

А потом был разговор с секретарем Ким Нгуеном. Тот охотно, с улыбочкой зачитал свои данные по числу воинов великой армии Чосона… А затем генерал выдал совсем другие числа — те, что послали ему другие командиры. И даже не глядя в свои странные записи! Всех до последнего воина назвал. Скольких нет, сколько больных, сколько — безоружных крестьян. В каком корпусе двухсот человек не хватало, в каком — трехсот. Самая ужасная ситуация оказалась в отряде Пак Сила из Левой армии: из заявленных двух тысяч он имел всего 1240 вооруженных людей. А лучше всего, у столичного выскочки Хван Сана — 980 из 1000.