— Ну же! Не бойся, островитянин! — ухмылялся Угиль. — Больно не будет! Ну, может, чуть-чуть…

Он нарочито неуклюже, по сужающейся спирали подходил к ниппонцу. Тот тоже был довольно высоким, но на фоне Звезды выглядел крохой. Чосонский командир, кажется, был вдвое тяжелее! Гванук даже представить боялся, чтобы оказаться против этого могучего тигромедведя. Правда, сейчас Угиль показывал лишь свою медвежью сторону — тяжелую, неспешную. Гото Арита оставался предельно спокойным и расслабленным. Он не отступал перед напором врага, лишь постоянно поворачивался к нему невозмутимым лицом.

— Хха! — хвандо со свистом рассек воздух, метя в соединение шеи и плеча.

Удар страшной, убийственной силы, завершился перед самой плотью ниппонца. Разве что лист бумаги можно просунуть между кожей и сталью.

Гото Арита даже не моргнул!

Гванук завороженно смотрел на твердого, как сталь, самурая, видел, как закипает Угиль.

— Давай же! Раньше я не слышал, что среди самураев имеются трусы! Надо будет запомнить твое имя, чтобы потом доказывать всем обратное.

Стрела не достигла цели. Видимо, ниппонец ждал чего-то подобного. Но лицо его потемнело. Угиль почувствовал, что нашел верное направление.

— Хотя, зачем мне имя? Нет, я передумал убивать тебя, трус и сын труса. Я просто уговорю сиятельного отдать мне тебя. Буду водить за собой на веревочке по площадям и делать вот так, — и тигромедведь смачно зарядил пинок куда-то в район зада самурая.

Вспышка мелькнула со скоростью молнии — стальная полоса выпорхнула из коричневых ножен и пролетела по широкой дуге, рассекая пространство надвое. Только невероятная звериная реакция позволила Звезде отшатнуться и почти уйти от удара. Лишь самый кончик тати прошелся секущим ударом поперек огромной груди Угиля. Одежда была сильно порезана, но рану он, кажется, не получил.

С радостным смехом Звезда сгруппировался, взял хвандо в две руки и выставил его перед собой. Клинки медленно приблизились, соприкоснувшись в последней четверти.

— Как близко встали, — пробормотал кто-то из воинов Угиля. — Очень опасно.

Дальнейшее Гванук мог описать с большим трудом, даже при всем своем желании. Слишком быстро всё происходило — встретились два больших мастера. Воины, как будто, взрывались, звон наполнял тишину, а потом всё резко стихало. При этом, противники вели себя по-разному. Чу Угиль был подобен воде — текучей, напористой. Он то наваливался на ниппонца всей своей массой, то норовил перехитрить множеством обманных движений, то волной откатывался назад, разрывая дистанцию. Гото Арито же был подобен камню: твердо стоял на месте, выставив свой тати, о который разбивались, расплёскивались все атаки чосонца. Несмотря на малый вес, самурай твердо занимал центр боевой площадки, вынужденно шагая назад, лишь когда Угиль уже давил всем своим огромным весом. Сильные удары Звезды остановить блоком почти нереально, но Гото Арито всегда так хитро выкручивал свой меч, что мощный напор хвандо каждый раз уходил куда-то в сторону. Он даже атаковал! Если Угиль в своих атаках показывал все невероятные возможности и каждый раз делал длинную серию до десятка ударов, надеясь, что хоть один достанет противника, то самурай был лаконичен. Поймав своего врага на каком-то промахе, он вдруг резко прорывался вперед, делая один, реже два смертоносных удара, а потом быстро возвращался в закрытую позицию.

Это был невероятно красивый бой, Гванук даже не думал, что может такое сказать о схватке насмерть. При этом, бой совершенно равный: каждый из воинов не раз оказывался крайне близок к успеху, но ни хвандо, ни тати еще не пустили ни капли крови. Даже увлекшись схваткой, слуга не забывал поглядывать на своего господина. И, в отличие от всех завороженных боем зрителей, тот недовольно кусал губы. Почему? Гванук вгляделся в поединок новыми глазами и, кажется, понял, в чем дело. Тигромедведь всё еще оставался таким же быстрым, но огромному телу не хватало воздуха: лицо Звезды покраснело, грудь вздымалась, подобно кузнечным мехам. А вот самурай дышал совершенно спокойно; не было заметно ни капли усталости. Напротив, в нем разгорался какой-то внутренний костер: глаза посверкивали, на губах стала чуть заметна кривая улыбка.

Кажется, Ли Чжонму уже жалел, что запретил Угилю убивать ниппонца. Ведь ситуация вполне могла повернуться и наоборот. Он даже что-то шепнул стоявшим поблизости бойцам отряда Звезды… Понятно, что шепнул.

Жаль, это не помогло.

Гото Арито что-то решил. Очередной яростный удар сверху он принял на тати прямо над головой. Удержал и даже оттолкнул обратно вверх. В тот же миг самурай развернул клинок и нанес горизонтальный удар вдоль живота, припав на правое колено. Угиль никак не успевал закрыться, и смог лишь отпрыгнуть назад, чудом избежав ранения. Но ниппонец не унимался! В каком-то странном полуприсяде, он шагал вперед и вперед, нанося удары с невероятной скоростью частотой. Звезда зарычал, пытаясь их все отбить, уклоняться он уже не успевал. И вот тати режущим ударом распарывает тигромедведю правое бедро!..

По инерции тот делает шаг назад, еще один шаг. Раненая нога внезапно подгибается, Угиль шлепается на зад, заваливается на спину… А самурай — с горящими от азарта глазами — уже навис над ним. Меч его находится где-то за правым ухом и смотрит своим острием строго вверх.

— Остановись! — испуганно кричит Ли Чжонму.

Десятки людей кидаются в круг… Но, конечно, никто ничего не успевает сделать. Даже Угиль. Смертоносная полоса клинка тати, как ястреб, летит вниз, к своей добыче — и замирает на расстоянии толщины бумажного листа от кожи поверженного врага. Ровнехонько в месте соединения шеи с плечом. Через вдох, несколько чосонских копий прикроют тело поверженного Угиля, а еще с десяток упрутся в тело ниппонца. Но за этот вдох он держал жизнь Звезды в своих руках.

И не забрал ее.

— Чу Угиля перевязать! — взволнованно раздавал команды генерал Ли. — Оказать ему всю нужную помощь! А этого — ведите ко мне!

Самурай не сопротивлялся. Свой тати держал в руке лезвием вниз, даже кровь не вытер, но покорно шел, куда вели. А на лице блуждала легкая улыбка довольного человека.

— Меч в ножны, Гото Арита! — громко, но по-доброму приказал главнокомандующий. — И даже не думай красиво уйти. Мои воины проткнут твои ноги; ты всё равно останешься жить, но полноценным человеком уже не станешь.

Самурай и генерал какое-то время играли в гляделки, после чего ниппонец протер лезвие и грациозно вложил свой тати в ножны. И тут Ли Чжонму слегка, еле приметно, но поклонился пленнику.

— Спасибо, что не отнял жизнь у моего воина. Но и сильно не обольщайся: у него тоже был приказ не убивать тебя. Иначе, всё могло повернуться по-разному, — старик с довольным видом оглядел самурая. — Ты — воин, Гото Арита. А воин создан для борьбы и победы. Для преодоления! Но не для того, чтобы самому сдаваться и умирать. Теперь ты чувствуешь это? — ниппонец в ответ лишь резко опустил глаза. — Можешь скрывать, но я вижу, что чувствуешь. Ты такой же, как и я. А я никогда не сдамся. Если даже у меня отнимут всё, если я останусь один на один против всего мира — то буду бороться! Не кидаться на меч — свой или чужой. Нет, Гото Арита, я найду способ победить! По крайней мере, попытаюсь. Разве не это и есть самый правильный путь?

Самурай молчал. Но это было не прежнее, гордое молчание. Нет, перед генералом Ли молчал человек, в котором шла страшная борьба.

«Как он так умеет управляться с людьми?» — дивился О Гванук, восхищенно глядя на своего господина.

— Уверен, что и у тебя есть для чего жить и бороться. Хотя бы — для того, чтобы биться с нами, чосонцами… Хотя, что случилось между нами? Всего лишь, случайная стычка по указке заманивших вас сюда людей Со? Уверен, у тебя имеются настоящие враги. Не то, что мы… Но об этом мы поговорим отдельно. А пока… Пока ты побудешь моим гостем. Независимо от твоего желания. Я не хочу, чтобы ты это воспринял, как плен. Но и не хочу, чтобы опять проснулись глупости в твоей голове. Меч твой мы пока заберем, но он твой! Просто сохраним до тех пор, пока я не сочту правильным его тебе вернуть.