— Понимаешь, кроме «соглядатаев» Императора есть еще подобные люди от Совета Старейшин. Мы никак не связаны друг с другом.

— Кто? — коротко спросил я.

Не люблю шпионов! Пусть даже таких, кто следит только за отношением бойцов к Императору и его политике, надо полагать.

— Я не знаю, — развел руками Данил. — В том-то и дело. Говорят, что у Совета целый штат разведки, но я достоверно не знаю, есть ли такие люди в клане Черных Псов. Точнее, раньше они были, но не факт, что остались после недавних событий. Скажем так, после реструктуризации клана. Возможно, что теперь их и нет, но я обязан перестраховаться. Всякое бывало.

Данил прошел и раздал бокалы.

Стрелок уселся на стул верхом, облокотился на спинку и с явным удовольствием пригубил напиток.

— Зря отказываетесь, командир, — довольно произнес он. — Янтарный порто — шедевр наших виноделов. На юго-западе Империи много хороших напитков, но этот один из лучших.

— Обязательно попробую, — оборвал его я. — После того, как получу все объяснения.

— Хорошо, — вдруг произнес Данил. — Пожалуй, я готов начать разговор.

Он резко встал, даже не глотнув из своего бокала, прошел обратно за стол, откинул небольшую часть крышки. Что-то там сделал.

— Блин, Андрей, неужели всегда надо быть таким несговорчивым? — усмехнулся он. — Мне нужно было, как можно больше записи разговора, чтобы автоматика смогла составить из этого что-то правдоподобное. Тут все стены имеют уши, но обладая некоторыми возможностями, я могу обеспечить нам полную конфиденциальность, даже от собственных кураторов. Спасибо, Стрелок, что подыграл мне.

— Обращайся, — довольно ответил Стрелок. — Особенно, если будешь приносить такое.

Он поднял над головой бокал, а затем сделал еще один маленький глоток, довольно закатив глаза.

Данил все еще возился с чем-то в столе.

— Ну вот, теперь все готово, — произнес он. — Мы с вами мирно попиваем порто за беседой, в которой даже смысл будет, — он усмехнулся. — Вы расскажете мне, что в клане все любят Императора, но подозревают, что за ними следит Совет Старейшин. Это само-то для моего ведомства. А теперь поговорим о том, для чего я вас всех тут собрал.

Маша сегодня первый раз шла в театр. По этому поводу бабушка выдала ей лучшее платье, прелестные черные туфельки, совсем не по-детски выглядящую сумочку и даже тканевые перчатки. Маше очень нравилось выглядеть почти, как взрослая. Вот только дурацкий бант, повязанный ей няней по просьбе бабушки, казался девочке лишним. С ним она вновь выглядела на свои одиннадцать. И никакое платье и сумочка не могли этого скрыть.

Попытавшись избавиться от банта, девочка получила серьезный выговор, надулась и решила не разговаривать с бабушкой, которая стояла в своей комнате и прихорашивалась. Маша замерла в широком проеме дверей и наблюдала за ней.

Бабушка выглядела потрясающе. Пышная длинная юбка, огромные серьги и колье, перчатки и туфли на небольшом каблуке. Маша с восторгом смотрела на свою сегодняшнюю спутницу, но все равно молчала. Ей вдруг показалось здорово, что в театр ее ведет не мать с отцом, а именно бабушка. Мама бы нарядилась, как обычно в длинное узкое платье с таким вырезом, что все дяденьки только туда бы и смотрели, словно голодные пупсы. А папа бы делал вид, что ничего этого не замечает. То ли дело бабушка! В своем наряде она была похожа на фею. И Маше это очень нравилось. Она даже готова была простить дурацкий белый бант. «Простить готова, но говорить пока не буду», — решила про себя девочка.

— Машенька, идем, нам пора, — хрипловато-грудным голосом позвала ее бабушка, бодро развернулась и вышла из комнаты, продефилировав совсем близко от внучки.

Сладко-медовый шлейф духов вызвал у Маши в голове образ пирожного.

Маша тихо хмыкнула, подумав, что не понимает, для чего все эти запахи, хоть ей и нравилось есть сладкое.

Девочка развернулась и поплелась следом.

— Ваша светлость, — обратилась няня к Машиной бабушке. — Я могу быть на сегодня свободна? Вы ведь поздно вернетесь, и ночная сиделка уже придет.

— Да, Варя, можешь идти, — степенно произнесла бабушка. — Не забудь проверить окна в Машиной спальне. Туда дворецкий не заходит.

— Хорошо, графиня, — няня поклонилась и, попятившись, исчезла за поворотом.

— Идем, — коротко приказала бабушка, и Маша, вздохнув, пошла к выходу. — До спектакля есть немного времени. Хочешь куда-нибудь заехать?

Маша радовалась, когда ей позволяли выбирать что-то. Особенно, если это был маршрут. Девочке нравилось останавливаться в парке или на площади, выходить из семейного лимузина и с важным видом прохаживаться недалеко от него. Так ей казалось, она выглядит важной.

Но Маша обещала самой себе не говорить до приезда в театр, так что она просто неопределенно пожала плечами.

— Как хочешь, — довольно равнодушно произнесла бабушка.

Ей как раз не особо нравились остановки. Маша замечала это каждый раз, когда они их делали.

В лимузине пахло морем и горячим песком. Маше очень нравились эти запахи, и старый водитель Прохор часто баловал графскую внучку, устанавливая именно эти нотки в климат-контроле.

Бабушка уселась на сиденье лицом вперед, так что Маша из чувства протеста решила сесть напротив, хоть ей и не нравилось ездить спиной.

Машина тронулась, и девочка прилипла к окну. Дурацкий атласный бант отражался в поверхности стекла, словно упрекая свою маленькую хозяйку, что та не смогла убедить взрослых не портить красоту. Маша подергала его, но бант сидел крепко, вплетенный в волосы. Девочка с удовольствием бы оставила более взрослую прическу, тем более что парикмахер совсем недавно сделал ей длинное каре, которое так нещадно уничтожила няня, создав из него короткую тугую косу.

Бабушка уставилась в телефон и на девочку особого внимания не обращала. Машу это злило, но она упрямо смотрела на проплывающий за окном вечерний город. Скверы, проспекты, освещённые множеством фонарей. Площадь Покаяния, площадь Дружбы, сквер Воинской славы — все это проносилось перед глазами девочки, не оставляя в памяти ничего, кроме малопонятных и совершенно не близких ей названий.

И вдруг… из-за изгиба живой изгороди, идущей по краю площади, выплыла величественная игла, вонзающаяся в небо. На верху тонкого, серо-желтого в свете фонарей столба, что-то двигалось.

Маша ойкнула, поняв, что на таком расстоянии это точно не жук и даже не крупная птица.

Бабушка нехотя оторвалась от телефона.

— Что случилось?

— Там кто-то ползает, — пробормотала девочка. — Хочу посмотреть.

— Где ползает? — не поняла бабушка. — По стеклу? Его сейчас сдует, не переживай.

— Нет! — чуть капризно сказала Маша. — По памятнику ползает.

Бабушка наклонилась к окну, посмотрела на стелу с кристаллом. Никого там не было.

— Тебе что-то показалось, Машенька?

— Хочу выйти! Ты же говорила, что я могу остановиться и прогуляться, где захочу. Хочу на этой площади, — затараторила Маша, понимая, что лимузин может очень быстро проскочить место.

Бабушка нажала кнопку переговорного устройства и потребовала остановки.

Машина плавно замедлилась, сместилась влево. Водитель искал место, где запарковаться.

Наконец лимузин с едва заметным толчком замер. Маша распахнула дверцу и выскочила на брусчатку.

— Тише ты! — крикнула вослед бабушка, дожидаясь, когда водитель откроет ей дверь. — Ты же будущая графиня! Тебе не пристало носиться, как в попу ужаленная.

Маша никакого внимания на слова бабушки не обратила. Она рванула вперед, ближе к стеле. Хотела оббежать ее, чтобы посмотреть, не с той ли стороны скрылся загадочный ползун.

Девочка, задрав голову, бежала к бетонной игла. С этого расстояния памятник не казался таким уж изящным. Утолщение в центре и тросы, выглядящие издалека тонкими нитями, сейчас казались какими-то подпорками под располневшим брюхом памятника. Ракурс не позволял Маше видеть верхнюю часть стелы, и она попыталась отойти чуть назад. Едва не запнулась, но удержалась на ногах, как вдруг заметила движение у самого верха. Черный силуэт двигался плавно, цепко держась за бетон. Было похоже, что большой черный человек ползет вверх. Маша охнула, запнулась и уселась на брусчатку.