- А она?

- Сперва возмутилась. Она почему-то везде и во всем видела попытку ограничить её свободу. Она заявила, что не нуждается в деньгах, что Анатолий богат… в общем, с юными девушками разговаривать оказалось весьма непросто, - Одинцов положил руки на подлокотники. – Но затем Надежда успокоилась все же, и мы поговорили. И в Змеевку отправились вместе.

- Ты, она и твоя матушка?

- Я, она и моя жена, - сказал Одинцов. – Я счел, что присутствие матушки будет несколько излишним. А она решила, что это хороший повод обидеться на мою черствость и холодность. И отбыла на воды.

Бекшеев тихо порадовался, что его матушка не имеет обыкновения лезть в чужую личную жизнь. Может, потому что собственная её довольно увлекательна. Настолько, что того и гляди придется думать о свадебном подарке, как выразился старший брат. А потом еще посмотрел на Бекшеева и сказал, что с этого стоило бы все начинать, и что это Бекшеев подал матушке дурной пример.

И смотрел же превыразительно.

А Зима, при которой это было сказано, сделала вид, что ничего-то не понимает. И сказала, что в жизни наоборот родители подают пример детям.

На том все и закончилось.

- Анатолий мне не слишком понравился. Честно.

- Мне тоже, - признал Бекшеев.

- Причем даже не могу понять, что не так. Он безукоризненно вежлив. Любезен. Пусть не слишком обрадовался моему появлению, но сделал все возможное, чтобы произвести впечатление. Только…

- Гнилью от него тянет, - Зима подняла кружку и поставила её на пальцы. – Такой, внутренней…

- Скорее меня насторожили некоторые его фразы. Такие, знаете ли, вскользь брошенные, но… к словам цепляться как-то не слишком красиво. Тем паче намерения у Анатолия были самые серьезные.

- Они действительно богаты?

- Весьма. Когда-то были примерно одного достатка с Пестряковыми, но во время войны Каблуковы умножили состояние.

Он снова поморщился, однако уточнил:

- Занимались военными поставками…

А это дело довольно выгодное. Особенно, если себя не забывать.

- Сейчас у них несколько заводов, прядильная фабрика и земли, конечно. Анатолий – единственный сын. Он же и наследник. Отец его умер почти сразу после войны, и дела приняла матушка. Женщина весьма строгих нравов.

Бекшеев выразился бы иначе, но пока лишь кивнул.

- Она и предложила подписать договор о намерениях, что уже само по себе говорило о серьезности этих вот намерений. Однако сошлись, что в современных реалиях достаточно будет помолвки. Тем паче, что и сама Надежда не желала скорой свадьбы. Нет, она несомненно любила Анатолия, но… как бы это… ей хотелось работать в школе. Учить детей. Она отлично рисовала, и как-то Ольга обмолвилась, что этот талант стоило бы развить, что можно пригласить наставника и для Надежды. Живописи. А там, глядишь, и отправить во Францию, Италию… там хорошие школы живописи. Если Надежда захочет.

- А Анатолий?

- Солгу, сказав, что это его обрадовало. Напротив, он желал скорейшей свадьбы, но здесь я проявил твердость. Возможно, с моей стороны это не слишком порядочно, но… - Одинцов сделал выдох. – Я весьма надеялся, что помолвка не закончится свадьбой. Он мне не нравился. Категорически.

- И ты решил соблазнить девочку новыми перспективами?

- Не такими и новыми… но да. Мне подумалось, что Надежда ничего-то помимо Змеевки и не видела. Что, возможно, она влюбилась в Анатолия, поскольку на фоне местных он гляделся этаким принцем. И что, выглянув за пределы своего мирка, Надежда поймет, насколько неприятен этот человек. И лучше бы, чтобы она поняла это до того, как свяжет с ним жизнь. Все же проще не доводить до свадьбы, чем потом с разводом возиться.

- Одинцов, - Зима закинула ногу за ногу. – Ты коварная сволочь.

- Какой уж есть, - он потер щеку. – Ольге удалось найти общий язык с девочкой. Они переписывались. Звонили… я провел в поместье телефон. Знаю, что Надежда присылала Ольге картины. И преподавателя ей нашли… женщину, если ты думаешь обо мне плохо.

- Я не думаю. Я знаю. Ольга настояла?

- Да нет… я решил, что художники – ненадежный вариант.

Зима расхохоталась.

А Бекшеев подумал, что и сам бы действовал примерно так же.

- Одинцов… ты чудовище.

- А ты?

- И я. Я уже говорила, мы все тут чудовища.

- Просто… взрослая жизнь, она такая, - Одинцов развел руками. – Все шло более-менее по плану… насколько я знал. Ольга упоминала, что Анатолию многое не нравилось. То, что Надежда преподает в школе. То, что она учиться живописи. То, что хочет отправиться в Италию… даже не так. Желание окрепло и Надежда стала строить планы. Мы отправили некоторые её работы и получили ответ, что способности у нее имеются. Её готовы были принять в художественную школу. На год. Как минимум. Тогда Анатолий заявил, что если Надежда уедет, он разорвет помолвку.

- А она?

- Она сказала, что ей нужно подумать. Все же она его любила. Страшно расставаться с тем, кого ты любил… даже когда любви уже не осталось. Извините.

- Дальше, - сухо произнес Бекшеев.

- Дальше… она взяла на раздумье три дня. Просила не мешать ей. Мы с Ольгой не звонили. Не торопили. И я бы принял её выбор. В конце концов, это её жизнь… да и развод сейчас не такая и проблема.

- Одинцов… - Зима произнесла это с упреком.

Одинцов же пожал плечами и ответил:

- Он с ней не справился бы. Не тот характер. И рано или поздно, она захотела бы свободы. Она чем-то тебя напоминала… так вот, на третий день позвонила Софья Васильевна. И сказала, что Надежда умерла.

Слово было произнесено. И упало гранитной глыбой.

- Как? – после недолгой паузы уточнила Зима.

- Её нашли в лесу. У реки. Она часто туда ходила. Брала с собой этюдник и рисовала. Она рисовала, когда нужно было подумать. Ольга говорит, что это хороший способ уложить все в голове. Не знаю. Я рисовать не умею.

Тут Бекшеев его понимал. И дело даже не в умении или неумении. Просто у женщин в голове все как-то иначе работает.

- Её хватились ближе к вечеру. Начали искать. И нашли. Уже мертвую, - Одинцов потер пальцем нос. – Согласно официальной версии, её укусила гадюка. Ранняя осень была, но погода, помню, стояла теплая. И змеи были активны. Там, у реки, обычно ужи. Вот она или перепутала, или просто не увидела в траве.

- Уверены?

- Уже – нет. Тогда… я лично ездил. Это как…

Пощечина.

Хуже.

Это признание его, Одинцова, неспособности сдержать слово.

- Я отвез тело в Петербург. Я нашел хороших специалистов… лучших из доступных. Я даже с некромантом беседовал, но тот сказал, что времени прошло многовато, а смерть была тихой, поэтому четкого следа и не осталось. И да, все подтвердили, что виновата именно змея. Змей там много. Село поэтому и прозвали Змеевка, что змей там много. Одно время там их отлавливали, яд сцеживали и жир плавили. Но это еще до войны…

- Гадюки, конечно, могут ужалить, но… - Зима сменила позу. – У нас в деревне случалось, что кого-то кусала… иногда это даже не чувствуется, особенно, если на покосе там. Просто нога начинает пухнуть, место болит. И ранки тогда видны. Под коленом.

Она и коснулась ноги.

- Но у гадюки не такой яд, чтоб человек сразу умер. Да и не сразу. Потом лихорадит, вроде… и слабость[1]. Потом еще болеют долго.

- Мне сказали, что у Надежды было слабое сердце. Результат того, что им пришлось голодать, мерзнуть… и в целом её здоровье было далеко от идеального. А еще она была беременна.

- Анатолий?

- Нет. Он очень сильно возмутился, когда услышал. Высказался тогда… нехорошо. О моральном облике Надежды. Назвал её недостойной женщиной.

- Это да, - Бекшеев согласился. – Называть он горазд. Ты пытался найти отца ребенка?

- Зачем?

- Возможно…

- Он устроил этот несчастный случай? Нет… тогда у меня и мыслей не было, что речь идет не о несчастном случае.

- А теперь? – спросила Зима.

- Теперь… теперь я не уверен. В том и проблема, что я ни в чем не уверен, - Одинцов встал и потянулся. – Проклятье… галстук этот… бесит.