Ну да. С людьми случается.

- Он же ж вон… хату поправил… - жандарм произнес это, словно оправдываясь. – Она ж вовсе, почитай, рухнувшая была… запущенная… а он поправил. Женился вон. И жене цепку подарил.

- Какую?

- Золотую, - жандарм провел пальцем по шее. – Такая вот. Толстая. Хорошая. И еще колечки у ней были. Три.

Колец среди вещей покойной, как и цепочки, Бекшеев не обнаружил.

- А на цепке той висюлька…

- Кулон?

- Можа, и кулон. Висюлька такая. Сердешком, - от волнения речь жандарма стала сбивчивой, нервной. – С камушком синим.

И кулона тоже не было.

В доме остался?

- Стало быть, не пустым пришел. Вон, Ахтюрин у нас… был такой, земля ему пухом, - жандарм широко перекрестился. – Тоже пришел, пораненый. А после золотишко продавать начал. И вещицы всякие. Сапоги офицерские, хромовые. Часы еще. А жене – швейную машинку притащил, с оказией, стало быть. Вдова егоная вон до сих пор пользуется.

- А что с ним стало?

- Так… упился. Крепко закладывал, без меры. Вот пьяный и потонул в канаве. Но это еще когда было! Давно… так что… не знаю, осталось у Мишки золото аль нет…

Наверняка теща Мишкина думала, что осталось. Потому-то и захаживала, потому-то и подпаивала, надеясь, что пьяный проболтается. А может, и дочь свою подсунула, чтобы та разведала и матушке донесла. Впрочем, это уже фантазии. И чуялось, что непосредственно к делам нынешним они отношения не имеют.

- Кто нашел девушку?

- Кого?!

- Ингу, - терпеливо повторил Бекшеев. – Кто нашел Ингу Северцеву?

- Так какая она девушка? Баба. Мужняя… давно уж.

- Не важно. Кто её обнаружил.

- Так… не знаю… это надобно Пархоменко спытать, он в моргу повез. Или Иванко, с телегой который. Еще ругался. У него кобыла жеребая, еще скинется, покойницы спугавшись…

Ясно.

Точнее ясно, что здесь искать что-то бессмысленно. Да и пользы от местной жандармерии не будет. Вовсе не считают они преступлением вывоз вещей из дома. Скорее уж полагают, что в своем праве та неприятная женщина. А может, просто плевать.

Или не плевать. Или привечает она их, полагая, что с властями выгодней дружить. Тогда-то и польза от этой дружбы будет немалая. Хотя бы в том, что на дело её незаконное посмотрят сквозь пальцы.

Все это было до тошноты обыкновенно.

Просто.

И оттого лишь более гадостно.

- В общем так, - Тихоня взялся за пуговицу, отчего жандарм хотел было попятиться, но глянувши в Тихонины глаза просто застыл соляным столпом. – Северцеву сообщили?

- Так…

Глаза забегали.

Стало быть, нет.

- Куда ему сообщать-то? – голос жандарма сорвался на писк.

- Ничего, - Тихоня пуговицу отпустил и по плечу похлопал. – У нас адресок имеется…

Тот, который Северцев соседке оставил с наказом за женою приглядывать. Она-то и вздыхала, мол, недоглядела, не поняла…

- Так что сами, и сообщим, и вызовем. А вы пока дом опечатаете и поглядите, чтоб ничего, даже листочка, из дому не сгинуло. Опись составите, как оно положено, - продолжил Тихоня, в глаза глядючи неотрывно. – И потом закроете все…

- А…

- И донесете до этой вашей Машки, что ежели сунется она мародерствовать, то я с нею как с мародером и поступлю. Знаешь, как?

Жандарм головой мотнул.

- А вот на ближайшей сосне вздерну.

- Тут… соснов… сосен нету.

- Ничего. Я не привередливый. Береза тоже подойдет… - Тихоня отступил, напоследок сбивши пылинку с плеча. – Так как, мы друг друга поняли?

- Так… да.

- Вот и отлично… идемте, шеф. Или вам еще чего тут надобно?

Бекшеев оглянулся на дом.

Надобно…

Нет, тут – нет. А вот в магазин, при котором Инга Северцева числилась продавщицею, заглянуть стоило бы…

Магазин находился недалече. Он расположился на первом этаже двухэтажного особняка, к счастью, построенного еще тогда, когда колонны с лестницами не вошли в моду.

Распахнутую дверь, подперли камнем.

В запыленных до потери прозрачности окнах виднелись раскатанные рулоны тканей, точнее даже силуэты их. Запах в магазине стоял такой вот характерный, мешаный, съестного и несъедобного. Внутри громоздились товары. Ткани занимали одну стену, поднимаясь этакой пестрою горой рулонов. У второй высились полки с мешками и мешочками. В углу виднелась пирамида из блестящих ведер, за ней, сваленные в одну кучу – лопаты с граблями.

Имелись здесь и канистры с керосином, и старые лампы, выставленные прямо на полу.

Даже пара велосипедных колес, съедавших остатки и без того тесного пространства. Прилавком служила пара тумбочек, на одну из которых взгромоздился старый кассовый аппарат, на другой лежала раскрытая книга. Над книгой рыдала девица неопределенного возраста. На вошедших она поглядела мутным взглядом и скоренько мазнула по глазам рукой, стирая слезы и размазывая дрянную тушь.

- Чего изволите? – хрипловатым голосом поинтересовалась девица.

- Инга Северцева здесь работала? – спросил Бекшеев, озираясь.

И знак дал, чтоб Тихоня снаружи подождал.

Все ж внутри для всех было тесновато. Да и запахи… Девочка только сунулась, как чихнула и попятилась обратно, отчаянно тряся головой. Воняло керосином и еще мылом, желтоватые криво нарезанные бруски которого лежали у кассы.

- Инга… тут… Инги нет… померла она… - протянула девица, переходя на вой. Причем голос у нее оказался густым, трубным. Она вытащила платок и высморкалась. – И-извините… она моя… п-подруга…

Подруга – это отлично.

И странновато. Татьяна Сергеевна, знавшая о соседской жизни куда больше, чем стоит знать о соседях, о подругах Инги не упоминала. Наоборот твердила, что жила Северцева тихо, из дома выходила редко, занимаясь исключительно этим домом, огородом и прочим хозяйством.

- Полиция, - сказал Бекшеев.

Девица снова шмыгнула носом и представилась:

- Янка. То есть, Янина я. Троепольцева.

- Приятно познакомиться, Янина.

- Ингу убили, да?

- Почему вы так решили?

- Ну так… если из полиции… и не из нашей… наших-то я ведаю, не почешуться даже ж. А вы откудова?

- Из Петербурга.

- Из Петербурга, - Янина сразу забыла про слезы и даже мечтательно прикрыла глаза. Правда, тотчас спохватилась. – Ой… я того… сейчас… вы ж поговорить, да? А тут толком не поговоришь… я маму кликну, чтоб она приглянула… скоренько…

И прежде чем Бекшеев успел сказать хоть слово, исчезла в махонькой дверце, что пряталась между двумя шкафами. Впрочем, спустя минуту из дверцы появилась женщина постарше. Судя по сходству, родственница.

Матушка?

Тетка?

Круглое лицо. Кудельки выбеленных до полной потери цвета волос, подвязанные цветною косынкой. Золотые серьги.

И цепочка.

…Бекшеев проверит список вещей покойной, но что-то подсказывало, что ни цепочки с кулоном в виде сердца, ни колец он не найдет.

- Полиция? – мрачно поинтересовалась женщина, вытащив из футляра очки в роговой оправе. – А документы есть?

- Есть, - отозвалась Зима, возвращая на полку банку с тушенкой. И документы достала. – А вы, значит, хозяйка?

- Торгую, - документы женщина изучала долго и пристально, явно ожидая подвоха. Потом столь же пристально разглядывала Зиму.

Бекшеева.

И даже шею вытянула, силясь увидеть Тихоню.

- Доигралась, стало быть, Инга… а как чуяла, что не надо было с нею связываться…

- Вы были знакомы?

- Так… приняла на работу, - женщина оперлась на прилавок. – Моя-то, конечно, старается, да только в голове пусто, одни книжки на уме. Мечтания, размечтания… мечтаниями сыт не будешь. А у меня еще на рынке лавка, я на две разорваться не можу. Вот и искала кого, чтоб поприличней. Инга мне глянулась. Тихая девка, услужливая. Но сразу видно, что проблемная.

- Она?

- Да не она… бывают от такие люди, которые сами по себе вроде и нормальные, да вот судьба у них – всякое дерьмо притягивать. От и Инга… сперва муженек её захаживал, все проверял, с кем она тут. Я уж подумывала на дверь указать, потому как мне проблемы не нужны. Но поговорила и вроде приспокоился Мишка. Потом родственнички зачастили… тут бы точно выгнала. Ходют пьяные, щупают все, того и гляди сопрут. Да жалко стало. И моя дуреха к Инге привязалась, потянулась… я уж грешным делом решила, что, глядишь, за ум возьмется. Поглядит, какая жизнь настоящая, чтоб не в книжках…