Воздух был свежий и чистый. Лира купила карту центральной части города и прошла с полмили до площади, обсаженной деревьями, на которых только начала пробиваться листва. Над площадью высилась статуя какого-то турецкого генерала – скульптор не поскупился на медали.
Кафе «Анталья» оказалось тихим и старомодным, с накрахмаленными белыми скатертями и панелями из темного дерева. Казалось, в таком месте молодую женщину без спутника (и уж тем более – без деймона) едва ли встретят приветливо, слишком уж патриархально и церемонно выглядело это кафе. Однако пожилой официант предложил Лире столик с безукоризненной учтивостью. Она заказала кофе с пирожными и стала разглядывать других посетителей: какие-то бизнесмены; муж и жена с детьми; пара мужчин постарше, одетых с подчеркнутой элегантностью, один из них в феске. И еще один посетитель, сидевший за столиком в одиночестве и что-то старательно записывавший в блокнот. В ожидании кофе Лира решила сыграть в игру в духе «Оукли-стрит» и понаблюдать за этим человеком, не глядя на него прямо. Льняной костюм, синяя рубашка, зеленый галстук… рядом на стуле – панама… На вид ему лет сорок или чуть старше. Светловолосый, поджарый, мускулистый… похоже, много двигается… «Наверное, журналист», – решила Лира.
Официант принес кофе, тарелку с пирожными и графинчик воды. «Пан сейчас сказал бы: больше одного не ешь», – подумала Лира. Журналист за своим столиком закрыл блокнот. Даже не глядя, Лира знала, что его деймон – некрупная белая сова с огромными обведенными черным желтыми глазами, – смотрит сейчас на нее. Она сделала глоток кофе, оказавшегося очень горячим и приторным. Журналист встал, надел панаму и двинулся к выходу, мимо Лириного столика. Но, поравнявшись с ней, внезапно остановился, приподнял панаму и вполголоса произнес:
– Мисс Лира Белаква?
От испуга Лира чуть не подпрыгнула. Сова на плече мужчины прожигала ее взглядом, однако сам он смотрел на Лиру дружелюбно, озадаченно, заинтересованно, чуть-чуть озабоченно, но прежде всего – удивленно. Акцент у него было новодатский.
– Вы кто? – спросила Лира.
– Шлезингер. Бад Шлезингер. Что, если бы я сказал: «Оукли-стрит»?..
Лира вспомнила теплую, чисто прибранную цыганскую лодку и наставлявший ее голос Фардера Корама.
– Если бы вы так сказали, мне пришлось бы спросить: и где же она?
– Определенно не в Челси.
– Это верно. Далековато ее занесло.
– Ходят слухи, до самой набережной[46].
– Верно… Мистер Шлезингер, может, вы, наконец, объясните, в чем дело?
Оба говорили очень тихо.
– Можно я на минутку к вам подсяду?
– Прошу вас.
Он держался раскованно, неофициально, почти по-дружески. Но, вероятно, эта встреча застала его врасплох и поразила даже больше, чем Лиру.
– Что?..
– Как?..
Оба заговорили одновременно, но все еще были слишком потрясены, чтобы рассмеяться.
– Сначала вы, – сказала Лира.
– Так вы Белаква или Сирин?
– Раньше была Белаква. Теперь – Сирин. Для друзей. Но… ох, все это слишком сложно. Откуда вы обо мне знаете?
– Вы в большой опасности. Я ждал вас тут больше недели. Вас объявили в общий розыск – я имею в виду, среди агентов «Оукли-стрит», потому что Верховный совет Магистериума… Вы же слышали об этом новом учреждении? Ну так вот, Верховный совет отдал приказ о вашем аресте. Вам об этом известно?
Лире стало нехорошо.
– Нет, – пробормотала она. – Впервые слышу.
– Последний раз наши агенты видели вас в Будапеште. Кто-то заметил вас, но не смог установить контакт. Потом поступил отчет о том, что вы побывали в Константинополе, но подтверждения этому не было.
– Я старалась не оставлять следов. Когда… почему… За что Магистериум хочет арестовать меня?
– Среди прочего – за богохульство.
– Но это же не запрещено законом…
– В Британии не запрещено. Пока что. И этот приказ не для широкой публики… Никто, так сказать, не назначал цены за вашу голову. Просто Совет неофициально дал понять, что власти будут рады вашему аресту. Вот так нынче делаются дела. Чтобы привести машину в движение, достаточно одного слова.
– А как вы меня узнали?
Шлезингер достал из кармана блокнот и вынул вложенную в него фотограмму, отпечатанную типографским способом, – увеличенное лицо с выпускной фотограммы, на которой Лира была изображена вместе со своими однокашницами после первого семестра в Святой Софии.
– Это снимок размножили в нескольких сотнях экземпляров, – прокомментировал он. – Ищут вас под фамилией «Белаква». И я тут, так сказать, дежурил. Не то чтобы я ожидал, что вы поедете через Смирну, но я знаю Малкольма Полстеда, и…
– Вы знаете Малкольма? – удивилась Лира. – Откуда?
– Я защищал докторскую в Оксфорде. Когда же это было?.. Лет двадцать назад, в год великого потопа. Тогда-то я с ним и познакомился, но он, конечно, был еще совсем ребенком.
– А вы не знаете, где он сейчас?
– Прямо сейчас? Точно сказать не могу. Но не так давно он написал мне и приложил письмо для вас, на фамилию «Сирин». Оно у меня дома, в надежном месте. И Малкольм попросил держать ухо востро на случай, если вы объявитесь.
– Письмо… А вы далеко живете?
– Нет, совсем рядом. Дойдем за пару минут. А Малкольм сейчас, судя по всему, в дороге. Держит путь на Восток. Идет какая-то крупная операция, связанная с Центральной Азией, это все, что он мне сообщил. Местные глаза и уши подтверждают, что там заварилась какая-то каша, но подробностей я не знаю.
– Понятно. Похоже, я знаю больше. Это как-то связано с пустыней в Синьцзяне, неподалеку от Лобнора, с таким местом, где… В общем, с таким местом, куда не могут попасть деймоны.
– Тунгуска? – подала голос сова.
– Ну, вроде того, – кивнула Лира, – только гораздо дальше на юг.
– Тунгуска – это место, куда ходят ведьмы, – уточнил Шлезингер.
– Ну да, но это другое. Похожее, но не оно.
– Не хочу показаться невежливым, но мне бросилось в глаза… – начал ее собеседник.
– Всем бросается, – перебила Лира.
– Простите.
– Не извиняйтесь. Это имеет прямое отношение к делу. Я, как и ведьмы, умею отделяться от своего деймона. Но мой деймон пропал. И сначала я должна отыскать его. Все остальное – потом. И для этого мне нужно попасть в одно место, которое называется Синий отель… или Город луны, Мадинат аль-Камар.
– Что-то знакомое… где-то я уже о нем слышал. Что это за место?
– Я знаю о нем только по слухам. Может, это и вовсе выдумки… Но говорят, что это разрушенный город, населенный деймонами. Не исключено, что это полная ерунда, но я должна попытаться.
– Ох-ох, – вздохнула сова. – Будь осторожна.
– Короче говоря, я ничего толком не знаю. Может, там не деймоны, а жуткие привидения. Я даже не знаю точно, где это. – Лира пододвинула к Шлезингеру тарелку с пирожными, и он взял одно. – Мистер Шлезингер, – продолжала она, – если бы вы хотели добраться по Шелковому пути до Синьцзяна, а точнее, до окрестностей Лобнора, как бы вы поступили?
– Вы предпочитаете именно Шелковый путь? Не хотите доехать поездом до Московии, а оттуда уже – до цели, через Сибирь?
– Нет, мне нужен именно Шелковый путь. Так я по дороге смогу собирать информацию – новости, слухи, сплетни…
– Да, тут вы правы. Что ж, тогда поезжайте через Алеппо. Это, если можно так выразиться, крайняя западная точка одного из главных путей. Там присоединитесь к каравану и проедете с ним, сколько получится. Могу подсказать вам, к кому обратиться.
– К кому?
– Его зовут Мустафа Бей. «Бей» – это титул, вежливое обращение. Он купец. Сам уже почти не путешествует, но вложил деньги во многие предприятия – караваны, города, заводы, фабрики – на всем протяжении Шелкового пути. Вы, наверное, и сами знаете, но все-таки напомню: Шелковый путь – это не одна дорога, а целая сеть маршрутов и троп. Одни идут на юг, в обход пустынь или гор, другие забирают дальше на север. Тут уж все зависит от начальника каравана.