– Совершенно верно. Специально разузнавать ничего не надо – я не хочу, чтобы ты угодил в беду. Но если ты случайно услышишь что-нибудь интересное, можешь прийти и рассказать мне. И да, о книгах мы тоже будем говорить. Что скажешь?

– Потрясающе! Просто замечательно!

– Вот и славно. Очень хорошо! Тогда можем начать прямо сейчас. Смотри, вот тут стоят детективные романы – тебе такое нравится?

– Мне все нравится.

– А здесь – книги по истории. Некоторые из них, наверное, скучноваты… не знаю… но, так или иначе, кроме них еще хватает всякого разного. Выбирай! Может, возьмешь один роман и еще что-нибудь посерьезнее?

Малкольм вскочил и бросился к полкам. Ханна осталась сидеть и только молча наблюдала за ним, не желая ничего навязывать. Когда она была маленькой и жила в деревне, одна пожилая дама по соседству точно так же одалживала книги ей, и Ханна помнила, какое это счастье – возможность выбирать самостоятельно и взять с полки любую книгу, какая только приглянется. В Оксфорде было две-три платных библиотеки, но со свободным доступом – ни одной; не удивительно, что Малкольм изголодался по книгам!

Ханне было приятно смотреть, с каким удовольствием и страстью мальчик роется на полках, вынимая то одну книгу, то другую, раскрывая, проглядывая первую страницу и возвращая книгу на место, чтобы тут же приняться за следующую. В этом любознательном мальчике доктор Релф узнавала саму себя.

Но, в то же время, ее терзало ужасное чувство вины. Она ведь беззастенчиво пользуется им, подвергает его опасности. Делает из него шпиона. Пусть даже мальчик храбр и умен – это ничего не меняет: он еще так мал, что даже забыл вытереть рот после шоколатла – на верхней губе осталось пятно. Он еще не настолько самостоятелен, чтобы понимать, во что ввязался, – хотя, подозревала Ханна, если бы ему предложили стать шпионом, он бы с радостью согласился. И все же она его вынудила – ну, или соблазнила, неважно. Она была сильнее и взрослее – и злоупотребила своей властью.

Малкольм между тем выбрал две книги и сунул их в ранец, чтобы не промокли. Условившись с Ханной о следующей встрече, он попрощался и вышел в сырую вечернюю мглу.

Ханна задернула занавески, села и обхватила руками голову.

– Нет смысла прятаться, – заметил Джеспер. – Я все равно тебя вижу.

– Я поступила плохо?

– Конечно. Но у тебя не было выбора.

– Я не должна была этого делать.

– Но тебе пришлось. Иначе ты бы чувствовала себя совсем беспомощной.

– А так я чувствую себя виноватой. Нельзя принимать такие решения с оглядкой на чувства!

– Это просто выбор между плохим и худшим. Ты выбирала меньшее из двух зол. Тебе был нужен помощник, и ты его нашла – единственного, какой имелся. Прими это и перестань себя грызть.

– Я понимаю, – сказала она. – Но все равно…

– …тяжело, – закончил за нее деймон.

Об ученой даме, которой он вернул книгу, и о ее предложении дать ему почитать еще Малкольм решил рассказать родителям – чтобы ничего от них не скрывать… ну, разве что кроме самого главного. Первые две книги он показал маме перед ужином, когда она раскладывала по тарелкам рагу из ягненка.

– «Труп в библиотеке», – прочла она, – и «Краткая история времени». Не таскай их в кухню, а то заляпаешь жиром и подливой. Если кто-то тебе что-то одолжил, береги чужую вещь.

– Я буду держать их у себя в комнате, – пообещал Малкольм, убирая книги обратно в ранец.

– Вот и молодец. А сейчас поторопись, у нас сегодня много народу.

Малкольм сел за стол.

– Мам, – спросил он с полным ртом, – когда я закончу начальную школу, я потом пойду в среднюю?

– Это как папа скажет.

– А как папа скажет?

– Думаю, он скажет: «Давай-ка ешь, да побыстрее!»

– Я могу есть и слушать одновременно.

– Жалко, что я не могу болтать и готовить.

Назавтра монахини были заняты, а мистер Тапхаус сидел у себя, так что у Малкольма не было предлога отправиться после школы в монастырь. Вместо этого он валялся у себя в комнате и читал по очереди то одну книгу, то другую, а когда снаружи перестало лить, пошел поглядеть, достаточно ли уже сухо, чтобы написать на лодке название новой красной краской. Увы, сухо не было, так что он угрюмо поплелся обратно к себе и стал плести фалинь из хлопкового шпагата.

В начале вечера он, как обычно, работал в баре, подавая клиентам еду и напитки, и вот тут-то, разводя огонь в камине, он и стал свидетелем одного необычного происшествия. Судомойка Элис вошла в бар с полными руками чистых кружек и наклонилась, чтобы поставить их на стойку, и тут один из сидевших рядом мужчин протянул руку и ущипнул ее за задницу.

Малкольм затаил дыхание. Элис сначала будто бы и ничего не заметила. Она аккуратно поставила кружки на стойку и лишь затем повернулась.

– Кто это сделал? – преспокойно спросила она.

Малкольм, правда, заметил, что глаза ее сузились, а ноздри затрепетали.

Никто не шелохнулся и рта не раскрыл. Любителем щипаться оказался дородный фермер средних лет по имени Арнольд Хемсли; его деймоном был хорек. Бен, деймон Элис, превратился в бульдога, и Малкольм услышал, как он тихонько зарычал. Хорек тут же попытался юркнуть в хозяйский рукав.

– В следующий раз, – сообщила Элис, обращаясь ко всему залу, – я даже выяснять не буду, кто это сделал. Просто разобью кружку о башку первому, кто попадется под руку.

С этими словами она взяла чисто вымытую кружку и одним ударом расколотила о стойку, так что в ее костлявом кулаке осталась ручка с зазубренным куском стекла Воцарилась тишина – только осколки еще звенели на каменном полу.

– Что у вас тут происходит? – спросил отец Малкольма, показавшись в дверях кухни.

– Кое-кто сделал крупную ошибку, – отозвалась Элис, швырнув ручку от кружки на колени Хемсли.

Тот испугался, дернулся, попытался ее поймать и порезался. Элис равнодушно отвернулась и пошла прочь.

Малкольм, скорчившись у камина с кочергой в руках, услышал, как Хемсли с друзьями, сдвинув головы, зашептались.

– Чертов дурак, она еще слишком молода… блюдет себя… глупо было пытаться, она недостаточно взрослая… да она меня специально подначивала!.. ничего она не подначивала, совсем, что ли, с ума спятил?.. оставь ее в покое, это же девчонка старого Тони Парслоу…

Потом отец велел Малкольму подмести битое стекло, и больше он ничего услышать не успел, да и клиенты сменили тему, потому что на самом деле говорить они хотели только о дожде и о том, как он отразится на уровне воды. Водохранилища были все переполнены, так что властям пришлось много воды спустить в реку и держать все шлюзы открытыми. Вокруг Оксфорда и Абингдона затопило несколько лугов, хотя ничего необычного в этом не было, а вот что плохо, так это что воду никто не отводил и вниз по течению несколько деревень оказались под угрозой паводка.

Малкольм подумал, не стоит ли это все записать – вдруг это важно? – но потом решил, что ну его. Таких разговоров хватает по всем пабам на всех реках королевства. Впрочем, кое-что странное в этом все-таки было.

– Мистер Энском? – дернул он за рукав одного из лодочников.

– Чего тебе, Малкольм?

– А раньше бывало так много воды?

– Еще как. Погляди на домик шлюзового сторожа на Герцогском канале. Там на стене есть доска с зарубками, показывает, как высоко поднималась вода во время потопа… Когда это было, Дуги?

– В 1883 году, – сказал его приятель.

– Нет, гораздо раньше.

– В 1852-м? В 1853-м?

– Ну, вроде того. Каждые сорок-пятьдесят лет бывает жуткий потоп. Могли бы уже и сделать с этим что-нибудь за столько-то времени.

– А что тут сделаешь? – спросил Малкольм.

– Выкопать больше водохранилищ, – сказал Дуги. – Вода-то всегда нужна.

– Нет-нет, – перебил его мистер Энском. – Главная проблема – в реке. Ее нужно правильно драгировать, углублять русло. Видал, небось, эти их землечерпалки рядом с Уоллингфордом? Жалкие, хлипкие машины, вот что я тебе скажу. У них и людей-то недостаточно для работы. Случись большое наводнение, их самих всех смоет. Когда с гор идет много воды, а ложе реки недостаточно глубоко, чтобы всю ее вместить, она разливается куда может.