Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Их окружала глубокая тишина, словно весь мир затаил дыхание.

Бальтамос был в панике.

Он отступал вверх по течению ручья, еле удерживая деймона-жука, который бился, кусался и царапался, и пытаясь как можно лучше спрятаться от человека, который не разбирая дороги ломился сквозь заросли за ними следом.

Если он их нагонит, тогда конец… Бальтамос, знал, что отец Гомес убьет его на месте. Ангелу его ранга не справиться с человеком, даже если этот ангел здоров и силен, а он не мог похвастать ни тем ни другим; вдобавок его измучили тоска по Баруху и стыд за то, что он бросил Уилла.

– Стой, стой! – воскликнул отец Гомес. – Пожалуйста, погоди. Я тебя не вижу… давай поговорим, прошу… пожалей моего деймона, умоляю тебя…

Пока что все было наоборот: это деймон не жалел Бальтамоса. Ангел смутно видел зеленое существо сквозь тыльную сторону своих рук; раз за разом оно впивалось в его ладони мощными челюстями. Разожми он руки хотя бы на секунду – и оно улетит. Но Бальтамос был полон решимости.

– Сюда, – сказал он, – за мной. Выходи из леса. Я хочу поговорить с тобой, но не здесь.

– Но кто ты такой? Я тебя не вижу. Подойди ко мне – как я смогу понять, кто ты, если не увижу тебя? Постой на месте, не беги так быстро!

Но в быстром передвижении заключалась единственная защита Бальтамоса. Он старался не замечать укусов деймона и пробирался вверх по ручью, ступая с камня на камень.

Потом он сделал ошибку: кинул взгляд назад, тут же поскользнулся, и нога его съехала в воду.

– Ага! – удовлетворенно шепнул сам себе отец Гомес, услышав всплеск.

Бальтамос тут же восстановил равновесие и пустился дальше – но теперь с каждым его шагом на сухих камнях оставался мокрый след. Священник увидел это, прыгнул вперед и почувствовал, как по его руке скользнули перья.

Он замер в изумлении; в его мозгу колоколом прозвенело слово «ангел». Воспользовавшись паузой, Бальтамос снова метнулся вперед, и новый жестокий приступ боли заставил священника устремиться за ним.

– Еще немного, – бросил Бальтамос через плечо. – Только до вершины холма, а там мы поговорим, обещаю.

– Давай здесь! Пожалуйста – клянусь, я тебя не трону!

Ангел не ответил, ему было не до того. Он должен был делить свое внимание между тремя задачами: следить, чтобы его не схватили сзади, смотреть, куда бежит, и стараться не упустить деймона, терзающего ему руки.

Что же касается священника, то он соображал быстро. По-настоящему опасный враг прикончил бы его деймона сразу; этот же явно боялся нанести решающий удар. Придя к такому выводу, отец Гомес стал спотыкаться, притворно стонать и несколько раз умолял противника остановиться – а сам не терял бдительности, подкрадывался все ближе и старался оценить, насколько враг силен, как быстро он может двигаться, в какую сторону смотрит.

– Пожалуйста, – повторил он, и голос у него сорвался. – Ты не понимаешь, как это больно… я не сделаю тебе ничего плохого… разве нельзя остановиться и поговорить?

Ему не хотелось упускать из поля зрения рощу у подножия холма. Они уже достигли того места, откуда начинался ручей, и он видел траву, едва заметно примятую ногами Бальтамоса. Священник следил внимательно и был твердо уверен, что ангел стоит именно там.

Бальтамос обернулся. Священник поднял глаза до того уровня, на котором, как он думал, должно было находиться лицо ангела, и впервые увидел его: всего лишь легкое дрожание в воздухе, но ошибиться было нельзя. Впрочем, он был слишком далеко, чтобы достать до него одним прыжком, да и пленение деймона лишало его сил. Вот если бы подойти еще на шажок-другой…

– Сядь, – сказал Бальтамос. – Сядь там, где стоишь. Ни шагу дальше.

– Чего ты хочешь? – спросил отец Гомес, не двигаясь.

– Чего я хочу? Убить тебя, но для этого я чересчур слаб.

– Но ты ведь ангел?

– Какая разница?

– А вдруг ты ошибаешься? Мы можем оказаться на одной стороне.

– Нет, это не так. Я следил за тобой. Знаю, на чьей ты стороне… нет-нет, не шевелись. Оставайся там.

– Еще не поздно покаяться. Даже ангелам это дозволено. Я готов выслушать твою исповедь.

– Барух! Помоги мне! – в отчаянии воскликнул Бальтамос, отвернувшись.

И как только он выкрикнул эти слова, отец Гомес прыгнул. Он ударил ангела плечом; тот потерял равновесие и, выбросив руку вбок, освободил жука-деймона. Жук немедленно вспорхнул с его ладони, и отец Гомес ощутил прилив облегчения и энергии. Как ни странно, это и стало причиной его гибели. Он так свирепо кинулся на еле заметную фигуру ангела и встретил так мало сопротивления, что не удержался на ногах. Его подошва скользнула по траве; по инерции он пролетел дальше в сторону ручья, а Бальтамос, подумав о том, что сделал бы Барух, отбил руку священника, которой тот хотел ухватиться за куст.

Падение оказалось роковым. Сильно ударившись головой о камень, отец Гомес потерял сознание и погрузился лицом в ручей. Холодная вода мгновенно привела его в чувство, но когда он, захлебываясь, попытался встать, Бальтамос, не обращая внимания на деймона, жестоко жалящего его лицо, глаза и рот, отчаянно ринулся вниз, налег всем своим малым весом на священника, чтобы не дать ему подняться, и удержал его голову под водой.

Когда деймон внезапно исчез, Бальтамос ослабил хватку. Отец Гомес был мертв. Убедившись в этом, Бальтамос вытащил тело из ручья и бережно опустил на траву. Он сложил священнику руки на груди и закрыл ему глаза.

Затем Бальтамос выпрямился – усталый, измученный и полный боли.

– Барух, – сказал он, – милый мой Барух, я больше не могу. Уилл с девочкой в безопасности, и все будет хорошо, но для меня это конец, хотя на самом деле я умер вместе с тобой, Барух, любовь моя!

Мгновение спустя его не стало.

Ближе к вечеру на огороде стало совсем жарко, и Мэри едва не сморил сон. Но когда раздался голос Аталь, в котором звучала не то радость, не то тревога, она встрепенулась: неужели упало еще одно дерево? Или снова появился человек с винтовкой?

– Смотри! Смотри! – говорила Аталь и тянулась хоботом к ее карману.

Мэри достала телескоп и последовала совету подруги, направив его в небо.

– Скажи мне, как ведет себя шраф! – попросила Аталь. – Я чувствую, там что-то изменилось, только не понимаю что.

Грозный поток Пыли наверху остановился. Конечно, он не застыл в воздухе; Мэри осмотрела сквозь янтарные стекла весь небосвод, замечая где слабое течение, а где что-то вроде вихрей или небольших водоворотов, – но постоянного движения в одну сторону больше не было. Вернее, было, но другое: теперь частицы Пыли медленно опускались вниз, точно снежинки.

Она подумала о колесных деревьях: наверное, цветы, раскрывшиеся навстречу этому золотому дождю, теперь напьются вволю. Мэри словно чувствовала, как жаждут этого их бедные пересохшие горлышки, которым пришлось так долго обходиться без животворного эликсира.

– А вот и они, – сказала Аталь.

Мэри обернулась с телескопом в руке и увидела вдалеке Уилла с Лирой – они не спеша возвращались в поселок. Держась за руки и сблизив головы, они разговаривали друг с другом, не замечая больше ничего вокруг, – она поняла это даже на таком расстоянии.

Сначала она хотела поднести телескоп к глазам, но передумала и снова убрала его в карман. В нем не было нужды, она и так знала, что увидит, – две фигуры, словно состоящие из живого золота. Теперь они выглядят так же, как испокон веков выглядели люди, в которых проснулась их истинная природа.

Пыль, которая пришла со звезд, вновь обрела свой живой дом, и причиной этому были они – дети, переставшие быть детьми и до краев переполненные любовью.

Глава тридцать шестая

Сломанная стрела

И все же Цели той, единой,
Я, верится, достичь бы мог,
Не преграждай железным клином
К ней каждый раз пути мне – Рок.
Эндрю Марвелл
(пер. А. Шадрина)
240
{"b":"907459","o":1}