Когда он, наконец, увидел ее вновь, был жаркий день. Она лежала в тени оливкового дерева и как будто спала. Сердце Пана подпрыгнуло, он рванулся к ней… но это, конечно, была вовсе не Лира. Незнакомая девушка на несколько лет младше – на вид ей было лет шестнадцать, с платком на голове и в странной пестрой одежде, явно с чужого плеча: что-то из того, что было на ней надето, выглядело дорогим и новым, что-то – нищенским и поношенным, что-то – чересчур большим, а что-то – не слишком маленьким.

Выглядела она уставшей, голодной и грязной. Прежде чем заснуть – или, может быть, во сне – она плакала: на щеках все еще блестели слезы. Она была родом откуда-то из Северной Африки. И еще… у нее не было деймона!

Пан осмотрелся по сторонам, очень осторожно и тихо. Потом внимательно оглядел девушку и убедился, что прав: деймона не было, даже крохотного, вроде мышки. Никто не прятался у девушки под боком, никто не жался к щеке, никто не прятался за головой, покоившейся на подстилке из пыльного мха.

Значит, она в опасности. Двигаясь совершенно бесшумно, Пан взобрался на оливу, под которой она лежала, и стал осторожно прыгать с ветки на ветку, пока, наконец, не поднялся достаточно высоко, чтобы оглядеться. Вдали поблескивало море, вокруг белела гора, на склоне которой росла эта олива, среди выгоревшей травы бродило несколько тощих овец… Овцы! Значит, где-то рядом может оказаться пастух. Но Пан не увидел больше никого, сколько ни вглядывался. Что ж… можно договориться с этой девушкой. Можно делать вид, будто он ее деймон, и тем самым хотя бы оградить ее от подозрений.

Спустившись с дерева, он устроился у ее ног и задремал. Вскоре девушка проснулась, медленно, с трудом села, начала протирать глаза – и, наконец, увидела Пана. Вскочив как ужаленная, она попятилась и выкрикнула что-то, но Пан не понял что. Впрочем, и так было ясно: она поняла, что он – деймон, а не просто зверек, и, не увидев рядом человека, испугалась.

Он встал и приветственно кивнул ей.

– Меня зовут Пантелеймон, – произнес он, стараясь говорить как можно более отчетливо. – Ты говоришь по-английски?

Девушка его поняла – и снова оглянулась вокруг, напрягая глаза и, наверное, думая, что еще не конца проснулась.

– Где твой… – начала она.

– Я не знаю, – быстро сказал Пан. – Я ищу ее, а она, скорее всего, ищет меня. А где твой деймон?

– Мы попали в кораблекрушение. Наша лодка затонула. Я сначала подумала, он погиб, но потом поняла, что этого не может быть. Ведь я все еще жива. Вот только найти его не могу. Как, ты сказал, тебя зовут?

– Пантелеймон. А тебя?

– Нур Худа эль-Вахаби.

Все еще пошатываясь от усталости, девушка медленно села.

– Все это слишком странно, – вздохнула она.

– Да. Но у меня было время привыкнуть. Мы расстались вот уже… э-э-э… не помню точно, но, кажется, очень давно. А твой корабль когда утонул?

– Позапрошлой ночью… или позапозапрошлой… не знаю… Вся моя семья – мама, сестренка, бабушка – все мы плыли на лодке, потому что надо было бежать от людей с гор… это был не корабль, просто лодка… Потом мы столкнулись с настоящим большим кораблем. И все попадали в воду, все до единого. Матросы с большого корабля пытались спасти нас, но меня и еще некоторых унесло течением. Я кричала, пока не сорвала горло, а мой деймон куда-то исчез, и было так страшно и темно, совсем ничего не видно! У меня уже все болело, и я думала, что наверняка утону, и тогда Джамаль тоже умрет, где бы он ни был… это было ужасно, просто ужасно! Но потом взошло солнце, и я увидела горы и поплыла к ним, а потом показался берег, и я плыла, плыла и все-таки добралась… а потом заснула прямо на песке. А когда проснулась, то поняла, что придется прятаться от людей… ну, на всякий случай… ты понимаешь…

– Да. Конечно. Лира, наверное, тоже прячется.

– Ее зовут Лира?.. Мне пришлось воровать. Эту одежду я украла. И немного еды. Но все равно очень хочется есть.

– Где ты научилась так хорошо говорить по-английски?

– Мой папа – дипломат. Когда я была маленькой, мы жили в Лондоне. Потом его направили в Багдад. Мы были там в безопасности, но потом пришли эти люди с гор. Многие от них бежали. Папе пришлось остаться, но нас он отправил.

– Кто такие эти люди с гор?

– Никто не знает. Они просто приходят с гор и… – Нур Худа пожала плечами. – Люди бегут от них, по крайней мере, пытаются. Едут в Европу, но куда именно… я не знаю. Хочется плакать, но я уже столько плакала, что никаких слез не осталось. Я даже не знаю, жива ли мама… и папа, и Айша, и Джида…

– Но твой деймон точно жив.

– Да. Где-то там… он все еще жив…

– Может, нам удастся его найти. Ты когда-нибудь слышала про Синий отель? Аль-Хан аль-Азрак?

– Нет, а что это?

– Место, куда уходят деймоны, оставшиеся без своих людей. Я и сам туда иду.

– А почему ты идешь туда, если твоя девочка не там?

– Я не знаю, куда еще пойти. Может, твой деймон тоже там.

– Как, ты сказал, это место называется? Синий Хан?

– Аль-Хан аль-Азрак. Как я понимаю, люди его боятся.

– Это значит «Лунное селение». Или, может, «Лунный город». Не знаю, как точно сказать по-английски.

– А ты знаешь, где это? – с надеждой спросил Пан.

– Нет. Где-то в пустыне. Когда я ходила в школу в Багдаде, другие дети рассказывали про это место всякие ужасы. Мол, там водятся всякие упыри, привидения, люди без головы и все такое. Жуткие вещи. Так что да, сначала я его боялась. Но потом подумала: наверное, это просто выдумки, а на самом деле его не существует. Так что же, выходит, он все-таки есть?

– Я не знаю. Но собираюсь это выяснить.

– Ты правда думаешь, что мой деймон может найтись там?

Внезапно эта девушка опять напомнила ему Лиру – такую, какой она была несколько лет назад, еще до их взаимного отчуждения: напористую, любознательную, открытую, еще не простившуюся с детством, но уже познавшую боль.

– Да, – сказал он.

– А мы не могли бы…

– А почему бы нам не…

Они заговорили вместе и вместе умолкли, уставившись друг на друга.

– Я могу притворяться твоим деймоном, – сказал Пан. – Можем отправиться туда вместе. Если будем вести себя, как все, никто не подумает, что с нами что-то не так.

– Ты правда можешь?..

– Мне бы это тоже очень помогло. Честно.

Ниже по склону кто-то заиграл на тростниковой флейте. В ответ раздался тонкий, мелодичный перезвон колокольчиков: овцы потянулись за пастухом.

– Тогда давай так и сделаем, – сказала Нур Худа.

Наутро Лира вспомнила вчерашнее состояние покоя и уверенности как прекрасный сон, незавершенный, но все же глубокий и мощный, – и понадеялась, что воспоминание сохранится надолго. Что можно будет снова возвращаться к нему, когда понадобится.

День обещал быть теплым. Приближалась весна, и по какой-то смутной ассоциации это привело Лиру к мысли о бумажнике покойного доктора Хассаля, где среди удостоверений и пропусков хранилось расписание круизного лайнера «Зиновия» – даты его прибытия в разные порты, и в Смирну тоже. Лира отчетливо вспомнила, что на полях напротив одной даты было от руки написано: «Кафе “Анталья”, площадь Сулеймана, 11 утра». «Зиновия» должна была прибыть в Смирну лишь через несколько недель, но все равно, отчего бы не заглянуть в кафе «Анталья»? Можно там и позавтракать.

Но сначала нужно было обновить гардероб. В ближайшем магазине одежды Лира купила цветастую юбку, белую блузку и нижнее белье, не забыв о местном этикете, который предписывал торговаться до цены, казавшейся разумной. Хозяина магазинчика, того самого мужчину в синей рубахе, отсутствие деймона у покупательницы оставило равнодушным, хотя его собственная мартышка отскочила и запрыгнула на самую дальнюю полку. Лира, однако, держалась настолько невозмутимо и спокойно, что обезьянка смутилась и больше ничем не выдала своего испуга.

Вернувшись в гостиницу, Лира вымыла голову, наскоро высушила волосы полотенцем и встряхнулась, чтобы пряди сами улеглись, как им захочется. Потом переоделась в новое, заплатила по счету и отправилась искать площадь Сулеймана.