– Здесь же есть недалеко озеро?

– Да здесь повсюду озера. Рядом два больших.

Она не осмелилась спросить о господине Педере. Тогда все станет слишком явным. Ингеборг заметила:

– Нет, если тебе нужен хутор, который находился бы и у леса, и у хутора, тебе надо в Нурмарку. Там на холмах есть то, что тебе надо.

Было очевидно, что Кристе не удастся здесь ничего больше узнать. И она спросила о другом:

– А ты знаешь, где живет Ларс Севальдсен?

Он должен знать о Линде-Лу больше.

– А разве Ларс не в тюрьме? – спросила Ингеборг. – Я слышала, что мать шептала отцу про это.

– Ну, в тюрьме – слишком сильно сказано. Его обвиняют в воровстве, вот и все, что я знаю.

– Ну и дурак, – пробормотала Ингеборг.

– И я так думаю. А где он живет?

– Не знаю. Думаю, что где-то ближе к Осло. В Грорюде или где-то там.

Ну, это Криста и сама знала.

Ингеборг подошла к двери, открыла ее и крикнула:

– Мама, где живет Ларс Севальдсен?

Из другой комнаты отозвался голос:

– В Грорюде. Но его там сейчас нет. Он стал такой странный, его положили в больницу для умалишенных.

– Что? Его? Почему?

– Говорят, не выдержал, что его подозревают в том, чего он не делал.

Говорит про странную темноту и отвратительное создание. От него больше и слова разумного не услышишь.

Ингеборг с сожалением обернулась к Кристе, которая прикусила губу. И здесь неудача! Она не стала больше ни о чем спрашивать и ушла, сказав несчастной девушке несколько ободряющих слов на прощание.

Взошла луна, она уже стала больше, почти наполовину, но все равно, в этот светлый весенний вечер в ней еще не было достаточной силы.

На дороге стоял мужчина, прислонившись к березе. «Линде-Лу? – подумала она, и что-то кольнуло ее в сердце. – Или Имре?»

Нет, ни тот, ни другой. Это был крестьянский сын, Петрус, которому Криста всегда нравилась. Когда-то он, возможно, тоже ее немного интересовал, поскольку был единственным молодым парнем в этих краях, о котором она могла подумать. Но это прошло. В ее жизни появилось сейчас так много мужчин.

Он внимательно посмотрел на нее, отошел от березы и пошел к Кристе. У нее по спине побежали холодные мурашки.

Это не предвещало ничего хорошего.

Он был пьян, она поняла это, когда он загородил ей дорогу.

Криста остановилась, пытаясь выдавить из себя дрожащую улыбку.

– Т-ты, – запинаясь, пробормотал он. – Я хочу поговорить с тобой.

– Со мной? – неуверенно переспросила она.

– Да. Слышал, что ты была на собрании. Т-ты…

Он произносил это «т-ты» так тупо и агрессивно, что это звучало почти как «т-та». Требовательно и с вызовом. Он протянул к ней руку.

– Т-ты! Т-ты…

И больше ничего.

– А… о чем ты хочешь поговорить со мной?

Он облапил ее.

– Мы ведь можем поболтать? Пошли!

Криста сопротивлялась, но не хотела показаться невежливой.

– Мне надо домой к отцу, он уже и так слишком долго один.

– Ничего, подождет! Ведь я же сказал, только поговорить!

Петрус был смуглым и сильным, правда, с немного одутловатым лицом: говорили, что он слишком много пьет. Но он был похож на молодого быка и обладал какой-то своеобразной мужской привлекательностью, так что девушки в молельном доме частенько говорили о нем, загадочно хихикая, как будто у них все тело зудело.

– Но ведь мы и здесь можем поговорить, – попыталась Криста. – Что тебе надо?

Он посмотрел по сторонам. Глаза его бегали. В темноте можно было разглядеть соседний дом, а за ним просматривался дом Абеля Гарда. Дом Кристы виден не был, мешали ели.

– Давай, можем зайти сюда, – сказал Петрус Нюгорд и мягко, уговаривая, протянул ее за собой в сторону рощицы. – Скоро народ пойдет из молельного дома, а они ужасно любят болтать. Будет лучше, если они нас не увидят.

Что касается последнего, то тут Криста была с ним согласна, но идти в лес с Петрусом ей не хотелось.

– Давай лучше завтра вечером поговорим, – предложила она. – Когда я пойду за молоком.

– Нет, это срочно! Пошли!

Она осторожно высвободилась.

– Мне кажется, я…

Он грубо схватил ее.

– Ты… я…

И не говоря больше ни слова, он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Она отвернулась от него.

– Мене надо идти. Пожалуйста, отпусти меня!

Но он лишь продолжал свое неуклюжее:

– Т-ты, т-ты…

Не успела она и слова сказать, как он накинулся на нее, и это было ужасно похоже на попытку изнасилования. Так оно и было, но Петрус и подумать не мог, какой сильной и решительной может быть Криста. Конечно, она очутилась на траве, и даже сквозь одежду почувствовала сырой холод, конечно, Петрус был ужасно тяжелый, он отчаянно и слюняво целовал ее и шептал, что сходит по ней с ума, но она боролась изо всех сил. У нее не было ни малейшего желания вступать с ним в какие-то отношения, сама мысль об этом пугала ее до безумия, и ей удалось дотянуться до его сильно пахнущему спиртом лицу и оттолкнуть его. Одна рука Петруса пыталась задрать ее юбки, но она увернулась. Она по-прежнему была в его власти, и выбора у нее не было: она впилась зубами в его плечо, почувствовав по рту привкус грубой ткани его куртки, ощутила вкус кожи и укусила.

Он взревел и на секунду ослабил хватку. Криста выскользнула из-под него, но тут же почувствовала, что он схватил ее за пальто. «Сейчас он мне пальто порвет», – подумала она. Она ползла от него по скользкой весенней траве, отбиваясь и пиная его ногами, била его каблуками, цеплялась за кочки, поросшие травой, хваталась пальцами, ну, еще, и еще немного.

Но он снова настиг ее и сбил с ног. Она была ужасно грязная и чумазая, но ей даже не хотелось сейчас думать об этом, у нее и времени на это не было. Он повалил ее, она лежала на животе, а он пытался ее перевернуть и все время сипел проклятия в ее адрес.

– Я тебе покажу, недотрога чертова, сейчас узнаешь… Оооо!

Криста почти перевернулась на спину и ударила его коленом между ног, причем постаралась вогнать колено как можно глубже. Мали рассказывала ей однажды, что именно так она поступала с глупыми мужиками в дни своей молодости.

Эффект превзошел все ее ожидания. Криста была не слишком осведомлена о самом уязвимом месте на теле мужчины, она просто последовала совету Мали.

Петрус тут же потерял способность что-либо делать, он, скрючившись, лежал на боку и стонал, и она почувствовала себя страшно виноватой, почти хотела просить у него прощения, утешить его и помочь, но тут сообразила, что же ей надо делать на самом деле, встала на ноги и пустилась наутек. Прежде чем ей удалось выбраться на дорогу, она несколько раз падала, поскользнувшись на траве, потом все пошло быстрее. Запыхавшись, она постаралась привести в порядок пальто, слава Богу, оно оказалось цело, по крайней мере, и за это спасибо, но до чего же ужасно она выглядит! И что скажет Франк?

Она никогда в жизни не расскажет об этом, ему – нет!

Может быть… Абелю Гарду?

Она с удивлением обнаружила, что ей этого хотелось. Не выдавать Петруса, это было бы слишком противно, но получить у Абеля утешение и услышать от него успокаивающие слова.

Как странно!

У двери своего дома она остановилась, чтобы отдышаться. Пригладила волосы, одежду, почистила туфли носовым платком. Ей удалось отчистить длинное грязное пятно на чулке.

Ну, ладно. Теперь можно заходить.

Она успела снять с себя одежду и немного умыться, прежде чем раздался смиренный, но укоризненный голос Франка:

– Криста! Где же ты была?

– Иду, папа.

Взгляд в кухонное зеркальце. Пара взмахов гребешком. Ну, теперь она выглядит нормально.

– Что ты так долго делала на кухне?

– Я поскользнулась у ворот и испачкалась. Сейчас все в порядке. А как ты провел время?

– Один, как всегда, – ответил он со сдержанным вздохом. – Пытался почитать немного, но глаза не выдерживают.