Абеля Гарда? Нет, этого она не хотела, отношения с ним и так были довольно напряженными.

Франка?

Нет, мир Франка был очень сужен. Он касался только его самого, его здоровья и хлеба насущного. Другие люди его не интересовали, едва ли он знал, как называется соседний хутор.

Растерянная, она медленно пошла домой.

Куда же ей идти?

Она должна найти его, найти Линде-Лу, это вдруг стало для нее жизненно необходимым. Он выглядел таким одиноким, таким бедным, таким несчастным. Да и ничего удивительного – если то, о чем говорилось в балладе, было правдой. Если он таким ужасным образом лишился своих младших брата и сестры.

И он, должно быть, жил неподалеку, поскольку она видела его у молочной платформы на перекрестке пару месяцев тому назад.

Из чего она могла исходить?

Песня, имя. Линде-Лу. Жестокосердный крестьянин по имени Педер.

И еще маленький хутор: Стурескугсплассен!

Это были важнейшие ориентиры.

Их хутор и усадьба Педера должны были находиться на разных берегах озера. Поскольку Линде-Лу греб туда на лодке каждое утро.

Лес, озеро…

Кто же может знать?

Криста остановилась.

Ингеборг! Бедняжка Ингеборг, она прожила в этом приходе всю свою жизнь! А Криста переехала сюда недавно.

Она же все равно собиралась навестить Ингеборг. Вся община, а, возможно, и весь приход отвернулись сейчас от девушки.

Криста была уже на пути к дому Ингеборг.

А что, если девушку выгнали из дома? Что, если она перебралась в Осло? Вполне вероятно, ведь так неправдоподобно легко выкинуть из дома ставшую бременем дочь, убрать позор с глаз долой самым простым способом. Криста не особенно хорошо знала родителей Ингеборг, не знала, относятся ли они к числу тех многих, которые больше думают о собственной морали, нежели о теплом и доверительном отношении к дочери.

Еще не поздно, можно, наверное, идти в гости?

Конечно, можно.

Кристу охватил доселе неведомый азарт, ей вдруг стало ужасно важно узнать побольше про Линде-Лу. Возможно, тут была тайная мечта утешить, рассказать ему, что он не одинок.

Застенчивая, мягкая улыбка…

Она не могла забыть ее.

Мать Ингеборг едва приоткрыла дверь, подозрительная и оскорбленная. Самая обычная женщина, бедная в бедной Норвегии, где лишь привилегированные одеты хорошо, но и где носить плохую одежду было не стыдом, а почти правилом.

Не без колебаний, она разрешила Кристе войти в убогую кухню с вышитыми полотенцами и пословицами на стенах, с печной трубой в стене и водой в ведре. В доме не было водопровода.

Мать Ингеборг была немногословна, лишь попросила Кристу подождать, пока позовет дочку.

Ингеборг вышла одна. События последнего времени тяжело отразились на прежде такой цветущей девушке. Лицо стало бледным, глаза опухли, немытые волосы непричесаны. Похоже было, что она похудела на несколько килограммов.

– Привет, Ингеборг, – приветливо сказала Криста. – Мы так давно с тобой не виделись, захотелось узнать, как ты тут. Да и сама я теперь редко куда-то хожу, может, знаешь: я работаю?

Сначала в глазах Ингеборг появилось что-то агрессивное, как будто она ожидала, что подруга станет язвительно отзываться о ее состоянии, но потом она отвела глаза и с равнодушным видом опустилась на стул.

– Да, явное дело, ты, конечно же, слышала, как у меня дела, – с горечью произнесла она.

– Услышала сегодня вечером. Поэтому-то и пришла сейчас.

Криста внезапно протянула руку через засыпанный крошками стол.

– Ингеборг, мне так жаль тебя! Ты знаешь, я твой друг, я на твоей стороне, что бы ни случилось.

Ингеборг недоверчиво взглянула на нее исподлобья, она пыталась отыскать в глазах Кристы злорадство, но не увидела его… Тогда она взяла протянутую руку и тихо заплакала.

– Какая же я была глупая, – всхлипывала она. – Я не знаю, что мне делать. Мать и отец больше не разговаривают со мной. Я думала об аборте, но я же никого не знаю.

– Забудь об этом, – сказал Криста. – Ты потом обязательно будешь жалеть. А что говорит парень? Тот, из хора?

– Его здесь уже нет. Я не знаю, где он. Уехал. Ведь он только комнату снимал у Ларсенов. А сейчас его нет. Да и не нужен он мне.

– Понимаю. Но знай, что я твой друг. И если я смогу тебе как-то помочь, то помогу. Но не с абортом.

Ингеборг разрыдалась.

– Ты такая добрая, Криста! Какая же я дура была по отношению к тебе!

– Правда? Я никогда не замечала.

– Да. Ведь у тебя было все, ты такая красивая. Я хотела показать, что и я могу кому-то очень нравиться.

– Но это не значит быть дурой.

– Нет, но иногда я тебя ненавидела, потому что ты такая красивая. И я говорила про тебя глупости. Ничего серьезного, просто, что ты задавака и все такое. Но ты никогда такой не была. Ты такая добрая!

Криста подождала, пока Ингеборг выплачется.

Наконец та распрямилась.

– А мне что делать, Криста?

– Мне кажется, тебе надо расправить плечи и не бояться выходить днем на улицу. Не бояться встретить сплетников и гордиться ребенком, которого ты ждешь. Когда он у тебя появится, ты увидишь, что полюбишь его, и потом тебя уже никто не сможет презирать.

Сейчас она говорила не совсем то, что думала. Она знала, как могут травить матерей-одиночек. Не говоря уже о детях! Но и Ингеборг ничего не выигрывала от того, что запиралась в доме и плакала над своей несчастной судьбой.

Девушка вытерла нос тыльной стороной руки. Потом шмыгнула носом и вновь посмотрела на Кристу с любопытством.

– А правда, что между тобой и Абелем Гардом что-то есть?

– Что? – спросила Криста, похолодев.

– Это правда? Что ты спишь с ним, когда он возвращается домой с работы?

Сначала Криста потеряла дар речи, особенно потому, что в глазах подруги она увидела неприкрытую жажду скандала. Но потом поняла, что любопытство, жадное желание, чтобы слухи оказались правдой, были лишь самообороной. Ингеборг не хотелось оставаться грешницей в одиночку.

– Нет, – вздохнула Криста. – Нет, нет, это неправда. И если так говорят, мне придется перестать там работать.

Ингеборг выглядела крайне разочарованной.

– Господи, – сказала Криста, она была шокирована, сидела, погрузившись в собственные мысли. – Теперь я понимаю тебя, Ингеборг. Как ужасны были для тебя эти сплетни. Как… отвратительно это чувствовать! Но не могу же я встать посреди прихода и прокричать, что то, что вы думаете и говорите обо мне и Абеле Гарде – неправда. Чувствуешь себя такой… беззащитной!

– Вот именно, – пробормотала Ингеборг, наревевшись. – Хотя что касается меня, то тут они правы.

Криста тут же была готова позабыть о собственных проблемах.

– Давай поможем друг другу, Ингеборг. Я буду защищать тебя, а ты можешь приходить ко мне в любой момент, когда тебе понадобится помощь. Я хочу еще сказать, что ты не одна в этом виновата!

– Да, разумеется! Хотя, кажется, о нем никто не говорит. Но ведь так было всегда. Наказывать надо женщин, потому что по ним это больше заметно. Спасибо тебе, Криста, мне сейчас намного лучше. От того, что по крайней мере еще один человек заботится о ком-то.

Криста решительно перевела дух.

– А сейчас я хочу просить тебя о помощи, Ингеборг.

– Что такое? Неужели и ты сбилась с пути?

– Нет, нет! Все проще, мне нужна кое-какая информация.

– О чем же? – спросила Ингеборг, тут же сделавшись подозрительной.

Было очевидно, что она стала сейчас чересчур ранима. Но это можно было понять.

Криста перешла к делу.

– Не знаешь ли ты место, которое называется Стурескугсплассен?

Ингеборг наморщила лоб.

– Я слышала…

– Да, конечно, в балладе. Но есть ли такой хутор в действительности?

– Здесь поблизости?

– Да, я думаю.

Ингеборг думала, старательно наморщив лоб.

– Нет, никогда не слышала.

– Но он должен быть!

Она же видела Линде-Лу неподалеку. Да и потом он был так легко одет, что просто не мог жить далеко отсюда.