Он с видимой неохотой кивает:

— Да. Не улететь сегодня я уже не могу. Но отвезти тебя ещё успеваю.

Нестеров оплачивает счет и через наполненный звуками вальса первый зал мы выходим на улицу.

На центр Владивостока снова опустилась серая туманная дымка, которую легкий ветер принес с моря. Она легла на дома, дороги и улицы, словно легкая пелерина. Разогнала жаркую духоту и, несмотря на влажность, дышится сейчас легко и свободно.

Черный Лэнд легко минует дорожные пробки. Прелесть машины его габаритов в первую очередь в том, что большинство водителей малолитражек или седанов предусмотрительно уступают дорогу.

— Что всё-таки не так на том фото с Лаурой? — вспоминаю я, сидя рядом с Нестеровым на пассажирском сиденье.

— Так и не догадалась?

— Нет.

Снова открываю это изображение на экране айфона и смотрю, не замечая ничего, что могло бы указывать на его неправдоподобность.

— А ты удалишь меня из черного списка, если я расскажу? — лукаво улыбается Марк, не отвода глаз от перестраивающийся в другой ряд машины впереди.

Отвечаю вопросом на вопрос:

— Ты собираешься мне звонить?

— Может быть. Но по большей части мне просто не нравится сам факт того, что я там есть. Скажи, к какому дому подъехать, — просит он, когда мы снова оказываемся на площади Баляева.

Мне хватает мгновения для того, чтобы ответить себе самой на вопрос о том, хочу ли я, чтобы Нестеров знал, что я живу в «полтиннике». Однозначно не хочу. Его мнение обо мне и так не самое радужное. Если даже и есть ещё куда падать в его глазах, мне этого не хочется.

— К остановке, — отзываюсь я, отводя взгляд. — Так мне будет удобнее.

Марк поворачивает руль, чтобы прижаться к обочине у автобусной остановки, но хмуро спрашивает:

— Думаешь, я намереваюсь тебя сталкерить?

— Знаю, что не намереваешься, — успокаиваю я и понимаю, что даже рада, что он не понял, истинную причину моего отказа. — Так что все-таки не так с фото?

Либо я ловко перевожу тему разговора, либо Марк просто слишком торопится, чтобы выпытывать у меня адрес нового места жительства.

— Прическа, — сдается он, и мой взгляд против воли снова скользит по фото, на разблокированном экране айфона.

Действительно. Меня так заворожило изображение Нестерова, что Лауру я почти не рассматривала, а сделать это определенно стоило. На фото у цербера-помощницы волосы распущены и их длина всего-то чуть ниже плеч, в то время как сейчас она носит их собранными в высокий конский хвост, длина которого почти до поясницы. И как я не обратила внимания на такой явный признак?

— Оно старое, да?

— Ему уже года три, если не больше.

Долго же они были вместе. Хочется спросить об их теперешних отношениях, но я сдерживаюсь. Мы с Марком смотрим друг на друга, но его взгляд нечитаем. Не уверена, стоит ли тянуться к нему за поцелуем. Обещаю с улыбкой:

— Я удалю тебя из черного списка.

И отщелкиваю ремень безопасности, собираясь выйти, но Нестеров перехватывает мое запястье. Пальцами другой руки он ласково убирает волосы с плеча и касается малиново-фиолетового пятна на моей шее. С легкостью понимаю, что никакой вины за собой он не чувствует. И всё же это прикосновение вызывает ураган непрошенных эмоций, чувств и желаний. Но я лишь замираю, завороженная бутылочной зеленью его глаз. Даже дышать на миг забываю, пока сердце в груди трепещет, словно переливающиеся крылышки бабочки-махаона, пойманного сачком.

— Лучше пообещай, что позвонишь мне сама, когда соскучишься, — глухо произносит Марк своим бархатным голосом, от которого количество мурашек на моей коже моментально удваивается.

Большим пальцем он ласково гладит нежную кожу на внутренней стороне запястья, и я понимаю, что сейчас готова пообещать ему что угодно. Оглушенная стуком собственного сердца, молча киваю, не сумев произнести нужные слова вслух.

Но Марку этого, кажется, достаточно. Он разжимает пальцы и отпускает мою руку. Поняв, что поцелуя, которого я так ждала, не последует, несколько раз моргаю, сбрасывая с себя оцепенение.

Выхожу из машины. Не оглядываясь, поднимаюсь вверх по ступенькам. И, мысленно повторив обещание про себя, чертыхаюсь. Опять ловушка: позвонив, я признаю, что соскучилась.

Нестеров такой Нестеров. После того, как мы сегодня так хорошо провели время вместе, я начинаю скучать по нему, не успев отойти от черного Лэнда и десяти шагов. Но признаваться в этом, подтвердив звонком — не стану.

Оглядываюсь назад, наблюдаю за тем, как Марк уезжает и удаляю его номер из черного списка. Чувствуя искорки азарта внутри. Это похоже на начало нового соревнования, в котором проиграет тот, кто позвонит первым, а я намерена выиграть.

Площадь Баляева дальше от центра и от моря, и вместо туманной дымки она, словно большая чаша, доверху залита желтыми солнечными лучами. Горячими и густыми, несмотря на то что время близится к вечеру.

Поднимаясь к дому по крутому склону сопки, я отчего-то снова погружаюсь в сомнения и размышления о том, что сейчас между мной и Марком. Приятное сладкое послевкусие от клубничного тартара и нашей сегодняшней встречи перебивает открытие, что в наших отношениях что-то не так.

При том, что Нестеров мил и заботливо галантен, он не поцеловал меня, как раньше, хотя я почти нестерпимо жаждала снова почувствовать его губы на своих. Он больше не предлагал помощи, и ни о чем не просил. Да, Марк сказал, что он не с Лаурой, но ведь он и не со мной тоже.

В который раз жалею о том, что рядом больше нет чертенка, который находил для всего, что происходит в моей жизни, логичные и веселые объяснения.

Сама я пришла лишь к неприятной догадке, что Антон мог рассказать Марку обо мне что-то такое, что заставило его сделать какие-то новые и, судя по всему, неутешительные, выводы. Теперь Нестеров знает про меня слишком много для того, чтобы испытывать то же притяжение, что было раньше.

Но к чему наша сегодняшняя встреча? Неожиданная и приятная. Неужели случайность? По ощущениям больше похоже на свидание, хоть и произошедшее экспромтом.

У «полтинника» тихо. Жара загнала жильцов в прохладу бетонных стен и, обойдя гору оставленных кем-то бутылок, я спокойно вхожу в собственный подъезд, где всё ещё воняет гарью подожженного на днях мусоропровода.

Пожарные и полиция знают дорогу к этому дому лучше многих. Разве что, «скорой помощи» я здесь ещё не видела, но, наверное, и их визиты не редкость.

В пустой квартире теперь чувствую себя непривычно одиноко. Даже на пару тараканов, бегущих по фасаду кухонного шкафчика, реагирую без прежнего энтузиазма. Разувшись, шагаю в комнату, чтобы рухнуть на диван лицом вниз дабы не потревожить свежую татуировку на левой лопатке.

Долго лежу, радуясь легкому ветерку, рвущемуся в комнату через приоткрытое окно. Анализирую события сегодняшнего дня, и сама не замечаю, как засыпаю, погружаясь в дремоту, словно в пушистый и мягкий слой сахарной ваты.

А просыпаюсь через какое-то время от стука в дверь.

Состояние паршивое. Обезболивающий гель, которым Ирэн смазала кожу на лопатке перестал действовать и теперь место нового рисунка болит так, словно его снова колют острой иглой. Всё тело от жары покрылось потом, и футболка неприятно липнет к спине. С трудом прихожу в себя и встаю, когда глухой стук повторяется.

Я никого не жду и знаю, что открывать незнакомцам нельзя. А открывать незнакомцам в «полтиннике» — непозволительная беспечность.

Дверного звонка нет и, когда стучат снова, я осторожно подхожу к двери.

— Кто?

— Фельдшер скорой помощи, — отвечает мне женский голос из-за двери. — Ваша соседка нуждается в срочной госпитализации, но отказывается ехать, вы не могли бы помочь?

Я никогда не была излишне легкомысленной и знаю, что преступники умеют быть крайне изобретательны. Но в голосе женщины, представившийся фельдшером, звучит искренняя обеспокоенность.

Чертенок точно напомнил бы, что «моя хата с краю», но в голове непривычно тихо и я открываю дверной замок, оставив цепочку. Девушка, стоящая в полумраке узкого коридора, на несколько лет старше меня. Она действительно одета в белый халат.