«Скорее «Гордости, предубеждения и зомби», помнишь, мы видели недавно?» — хихикает чертик на моем плече, напоминая о том, как на прошлой неделе мы смотрели веселую пародию на роман Джейн Остин, где Элизабет была мастером боевых искусств, а Дарси — жестоким убийцей зомби.

— Ты ошибаешься, — говорю я Лере, протирая лицо тоником, нанесенным на ватный диск. — И склонна видеть только то, что хочешь.

Она не спорит, а чертенок, не удержавшись, добавляет со злой иронией:

«И старательно не замечать того, чего не следует».

Наношу на лицо сыворотку и крем с защитой от солнца, пока Дубинина с любопытством наблюдает за мной, считая процедуру собственного умывания оконченной на чистке зубов.

Не знаю, как относиться к той информации, которую она мне только что поведала. Нестеров явно не выглядит ранимым и хрупким, каким Лерка усердно пытается представить его в моих глазах.

Марк вполне доволен своей жизнью, более того — считает себя ее хозяином. Любит работу, не отвлекаясь от нее даже в свободное время. Финансово обеспечен настолько, чтобы ни в чем себе не отказывать. Всегда имеет в шаговой доступности Лауру, готовую исполнять его прихоти. И он точно не боится обжечься о кого бы то ни было.

Наскоро делаю гимнастику для лица и вакуум, чтобы не лишать себя ежедневных ритуалов. Ведь для того, чтобы привить себе полезную привычку, требуется около шестидесяти дней, не пропуская ни единого, а чтобы от нее избавиться — достаточно пару раз поддаться лени.

Закинув на плечи влажные полотенца, мы возвращаемся в лагерь, над которым уже взошло солнце, начинающее припекать.

Сахаров обнаруживается под тентом. Он готовит что-то на туристической печке с подсоединенным к ней ярко-красным газовым баллончиком. Пахнет вкусно, но в моем распорядке до завтрака запланирована йога, которой я и собираюсь заняться. К тому же, подходить к Нику после того, как он меня продинамил, не хочу. Пусть достаточно помучается чувством вины, потом явится сам. А пока, Дубинина составит ему компанию.

Но, оказавшись на берегу, замечаю Нестерова. Он снова без футболки и, приняв упор лежа, отжимается на песке. Можно было бы, конечно, подойти к нему и проверить Леркину глупую теорию о том, что он меня якобы боится, но я этого не делаю. Принимаюсь за йогу, выполняя несколько простых асан.

Море с утра спокойное. Утренний бриз не качает волны на его гладкой поверхности и прибой не шумит, как обычно, а шепчет что-то еле-слышимое. Чайки с криками режут поверхность голубого неба, выискивая что-то съестное. Идеальная атмосфера для йоги, позволяющая растянуть мышцы, погрузиться в себя, ощутить состояние внутренней гармонии с окружающим миром. Дышать полной грудью, пропуская пахнущий солью воздух через себя.

Заканчиваю комплекс упражнений выполнением Сурьи Намаскар и собираюсь вернуться в лагерь, бросив напоследок косой взгляд на Нестерова, чья зарядка оказалась значительно длиннее моей. Этот факт внезапно вызывает неудовольствие. Вроде бы не было между нами никакого соревнования, а то, что он посмел в чем-то меня превзойти, отчего-то раздражает и приятного состояния гармонии внутри как не бывало.

Хмуро желаю Лере и Нику, с удобством расположившимся под навесом с тарелками, приятного аппетита. Подхожу к плите, понимая, что понятия не имею, как ее вообще включать.

— Давай помогу, — вызывается сердобольная Дубинина, собираясь отставить тарелку с недоеденным омлетом, но Сахаров останавливает ее.

— Я сам помогу, родная, — улыбается он невесте. — Все равно я уже доел.

Ополаскиваю водой сковороду и наливаю в нее немного оливкового масла, достаю из сумки-холодильника пару куриных яиц.

Пользуясь тем, что Лера сидит спиной к плите, Ник встает позади меня, гораздо ближе, чем следовало бы. Его руки будто бы вынужденно оказываются по обеим сторонам, а дыхание щекочет кожу на затылке, когда он показывает мне как подключать газовый баллончик и зажигать на одной из конфорок сине-фиолетовый огонек.

— Прости, — почти неразличимо шепчет он, склоняясь к самому уху, а его грудь при этом касается моей спины.

— Спасибо, Ник, — нарочито громко отвечаю я, а холодный тон позволяет понять, что прощать я не собираюсь, ибо у меня вообще-то есть гордость, и я не на помойке себя нашла.

Он мог бы что-то сказать в свое оправдание, но в этот момент, судя по голосу к лагерю приближается Нестеров и Ник с печальным понимающим вздохом делает шаг назад, а потом возвращается Лере.

Разбиваю яйца в сковороду. Оборачиваюсь и вижу, что Марк говорит по телефону. Надо же, у него что, у единственного здесь есть связь?

— …в любом случае, я должен получить эту информацию первым, — резко говорит он невидимому собеседнику на том конце провода. — Что бы ни выявили аудиторы.

То ли из-за присутствия Нестерова и его приказного тона, то ли из-за непривычной обстановки, яйца я разбиваю неаккуратно. Чертыхнувшись по этому поводу, размешиваю их вилкой и добавляю соль. Тем временем, Марк продолжает разговор:

— Что бы ни выяснили, пусть дождутся моего возвращения. Никаких заявлений. Если боишься, что сольют — напомни про договор о неразглашении.

С кем бы он ни говорил, я этому человеку не завидую. Голос у Нестерова — безапелляционный и властный. Лично я терпеть не могу, когда так со мной разговаривают. Да, собственно говоря, никто и не смеет разговаривать со мной так.

— Я вернусь через пару дней и все решу, — резко заканчивает разговор Марк, а потом внезапно оказывается около меня. — Ммм, вкусно пахнет, милая.

Нестеров шумно вдыхает аромат готовящейся еды и заглядывает в сковороду из-за моего плеча:

— А вот выглядит что-то так себе, — с усмешкой признает он. — Ты уверена, что это съедобно?

«Кажется, Милашечка, у Маркуши инстинкт самосохранения полностью отсутствует, — сочувственно качая головой с надетым на нее поварским колпаком диагностирует чертенок. — Это ж надо такое ляпнуть!»

— Съедобно, — недовольно ворчу я, поняв, что Нестеров не только, вопреки мнению Лерки, меня не боится, но и вообще живет по принципу «слабоумие и отвага». — И «это» называется «скрэмбл» вообще-то.

Кажется, в его жизненных принципах я не ошиблась, потому что в следующий момент, вооружившись вилкой, Марк зачерпывает мой скрэмбл прямо из сковороды. Потом, подув, чтобы остудить, пробует.

— Я не знаю, что такое скрэмбл, оно явно пересолено, милая, — доверительно сообщает он и кладет вилку обратно на стол. — И вообще, по-моему, хрустеть на зубах это не должно.

Лера и Ник предпочитают не вмешиваться, а, заметив, что я готова огреть Нестерова сковородой, Дубинина, зачем-то заговорщически мне подмигивая, утаскивает жениха к ручью под предлогом мытья тарелок. Я прищуриваюсь:

— Что ты это ни было, Нестеров, я готовлю не для тебя.

— Что ты, я и в мыслях не допустил бы, что ты хочешь меня отравить, — мягко отодвинув меня от плиты, Марк снимает сковороду с конфорки, где продолжает гудеть подпитываемый газовым баллончиком огонек.

С абсолютно невозмутимым выражением лица, он отходит на несколько метров и вытряхивает содержимое сковороды прямо на песок, где к нему сразу же слетаются местные чайки, не избалованные подобными деликатесами.

— Ты в своем уме? — с шипением интересуюсь я, обретя дар речи, которого на миг лишилась от его наглости. — Ты что вообще себе позволяешь?

Это он что, после проведенной в одной палатке ночи решил стереть между нами вообще все границы? От этого вкупе с демонстративным указанием на мою кулинарную некомпетентность, я всё ещё киплю от злости.

А Нестеров, как ни в чем ни бывало, командует:

— Помой помидоры, пожалуйста.

Он ополаскивает сковороду и снова наливает на дно масло. Ставит на огонь. Ловко чистит и нарезает луковицу. Я открываю рот, чтобы сказать ему то, что думаю, потом почему-то закрываю.

Обнаруживаю, что пара спелых красно-розовых томатов уже помыта и лежит на столе, будто бы специально для меня приготовленная. Но когда тянусь за ними, Нестеров усугубляет ситуацию. Обернувшись, торопит: