Взяла протянутые листы.

Вопросов было всего два: «страдает ли обвиняемая психическим заболеванием, если да, то каким именно» и «нуждается ли обвиняемая в применении принудительных мер медицинского характера».

Сама я казалась себе абсолютно адекватной, хотя и допускала что все сумасшедшие думают точно так же и вряд ли сомневаются в себе, поэтому считала, что экспертиза поможет определить правду более объективно.

Из головы не уходили мысли о возможной беременности и в собственной голове я пыталась посчитать дни, прошедшие с последней ночи, проведенной с Дэном. Или предпоследней. Или одной из почти сотни предыдущих.

Я помнила каждую. Эти воспоминания грели мне душу здесь, за забором из колючей проволоки. Каждое нежное слово и трепетное прикосновение. Каждый горячий поцелуй и любящий взгляд. Каждое признание, сказанное чувственным шепотом. Всё это — мои сокровища, которые все это время помогали мне удержаться на плаву.

Почему-то мы с Дэном, оба прагматики до мозга костей, никогда прямо не обсуждали вопрос о детях. Их появление в будущем казалось естественным и правильным следствием нашей любви друг к другу, но мы никогда не планировали конкретно «сколько», «когда» и «какого пола». Как-будто это вообще можно планировать.

— Ева Сергеевна, долго ты еще будешь дебет с кредитом сводить? Там два вопроса всего. Или успела настолько деградировать, что читать разучилась? — недовольно напомнил о себе Прокопьев, но я так и сидела, застыв с постановлением о назначении экспертизы и ручкой в онемевших руках.

Ёшкин кодекс, а если я и правда беременна? Может ли вообще родиться здоровым ребенок, зачатый и выношенный в условиях непрекращающегося стресса? Паршивая еда, отсутствие витаминов, недосып и нервотрепка вряд ли могли положительно сказаться на моем здоровье.

— Ясенева, ау! Мне вообще-то работать надо.

Перевела взгляд на Прокопьева, словно впервые его увидев. Пробормотала:

— Протокол давайте.

Подписала документ об ознакомлении и молча отдала следователю, удивив собственным смирением.

Просто мысли в голове блуждали самые противоречивые. О том, стоит ли вообще проверять факт беременности или лучше будет жить в счастливом неведении. О том, что ребенок после тех условий, в которых я содержусь, просто не может родиться без отклонений. О том, что срок содержания под стражей мне недавно продлили и я такими темпами родить успею за решеткой. Вот только стоит ли в таком случае рожать?

— Ты здорова? — взгляд, которым смерил меня Прокопьев, прежде чем уйти, был странным и неподдающимся определению.

— Не волнуйтесь. Эксперты разберутся, — нервно бросила я, послушно подавая подошедшему конвоиру руки для наручников.

Мысленно я была где-то далеко отсюда. Мой мир, который несмотря на все происходящее вокруг только-только начал становиться стабильным, снова в одночасье перевернулся с ног на голову.

Погруженная в раздумья, я быстро шагала по длинному коридору, не поднимая головы.

Это было одним из неписаных правил из серии «не верь, не бойся, не проси». Ни на кого не смотреть, лишнего не говорить, ничего не спрашивать. И то, что я беспрекословно следовала им, уже успело уберечь меня от множества потенциальных проблем.

Но в этот раз я почему-то его нарушила. Между лопаток зачесалось и кожей ощутив на себе чей-то внимательный цепкий взгляд, я резко подняла голову и осмотрелась по сторонам. Людей вокруг было не так много и для того, чтобы понять, кто именно на меня смотрел, не потребовалось прилагать особых усилий.

Я встретилась с ним глазами и сразу узнала несмотря на отсутствие привычного лоска, дорогой одежды и начищенных туфель. Несмотря на изменившееся выражение лица. Земсков выглядел совершенно иначе в черном спортивном костюме и кроссовках, без обычной черной трости, на которую величественно опирался. Без шлейфа непоколебимой самоуверенности. И все же это без сомнения был он.

Не сдержала улыбки, глядя на то, как он первым отводит зло прищуренные глаза, позволяя конвоиру себя увести.

Дэн сдержал обещание. Он отправил Земскова за решетку. И хоть пока учредитель Техностроя находится в том же подвешенном и неопределенном состоянии, что и я, само его присутствие здесь уже о многом говорит.

Лазарев справился. А вот я — пока нет. Но гордость за его успех почему-то придала сил мне самой.

— Чего такая довольная? — полюбопытствовала Ирка, потому что улыбка еще не сошла с моих губ, когда я вернулась в камеру. — Неужели на этот раз не следователь приходил?

— Следователь, — усмехнулась, сама не понимая причин маленького огонечка счастья, затеплившегося в груди.

Последние полтора месяца я улыбалась настолько редко, что сокамерницы не могли не заметить столь резкую перемену настроения.

— И с каких пор его визиты вызывают у тебя прилив радости?

Так странно было осознавать, что встреча с неприятным человеком в неприятном месте может оказаться приятной. Наверное, это как в математике, где «минус на минус дает плюс».

— Он тут ни при чем. Просто одного знакомого встретила.

— Хорошего? — лукаво подмигнула Оксана, когда я села на кровать напротив нее, а заметив, что я отрицательно качнула головой, продолжила: — Или это у тебя на фоне беременности гормоны буйствуют?

Напоминание о возможном ребенке заставило меня тяжело и напряженно вздохнуть и стерло улыбку с лица, поскольку неожиданная встреча с Земсковым вытеснила мысли о нем из моей головы.

И всё же мне нужно как-то узнать, существует ли в действительности этот ребенок или это плод Оксанкиной фантазии.

— Девочки, а мог бы кто-нибудь из вас попросить своих передать сюда тест на беременность? — спросила я, переводя взгляд с одной на другую.

Ирка удивленно подняла брови:

— А чего сама не попросишь?

— Чтобы мама с ума сошла от беспокойства? — ответила я вопросом на вопрос, нервно закусив губу.

Аллочку я бы тоже просить не стала, понимая, что она из благих побуждений точно ляпнет об этой новости Сашке, а тот, в свою очередь, растреплет Лазареву. А Дэну об этом пока знать не желательно. Сначала я сама должна получить какую-то определенность.

— Без проблем, — отозвалась Оксана. — Старшую дочь попрошу, она в ближайшие дни передаст. А сама-то ты как думаешь, беременна или нет? Такие вещи обычно интуитивно знаешь, еще до тестов.

Наверное, так оно и было. Каждая женщина должна была почувствовать зарождение внутри новой жизни. Точно знать, что внутри твоего организма отныне бьется не одно сердце, а два. Но я не знала. Интуиция коварно молчала, не желая подавать никаких знаков, и я пожала плечами.

Но мысли в моей голове, до этого дня вяло скрипевшие, словно вековые деревья в лесу, сейчас забурлили с новой силой. Апатия куда-то ушла, уступив место тревожному ожиданию перемен, которые в скором времени обязательно должны были наступить.

Это я, в отличие от ребенка, чье существование было под вопросом, точно чувствовала интуитивно.

— Простите, — всхлипнула я, вытирая слезы, лившиеся из глаз непрерывным горячим потоком, который я никак не могла остановить.

Во время экспертизы мне пришлось рассказать о себе всё, начиная с детства. Вывернуть душу наизнанку перед суровой комиссией из эксперта-психолога и эксперта-психиатра.

Последним оказался суровый мужчина с кустистыми седыми бровями. Ему бы еще длинную бороду и был бы вылитый Дед Мороз. Вот только вместо новогодних подарков мне пришлось стерпеть от него несколько неприятных личных вопросов, призванных, видимо, вывести меня из равновесия.

Потом я в который раз рассказала о том, что произошло со мной после похищения, не зная точно, удалось ли мне утаить тот факт, что пожар в доме на Лазурной произошел по моей вине. Слишком уж каверзными были вопросы. Иногда об одном и том же перефразированно спрашивали по нескольку раз и под конец я совсем запуталась. И, хотя и держалась из последних сил, все же не выдержала и разревелась.