Прохладный осенний ветер развевал волосы и трепал легкую блузку. Пыль обочины была теплой, а мелкие камешки кололи босые ноги. Момент, когда обе машины приближались, останавливались, поднимая шинами пыль с нагретого солнцем асфальта, тянулся целую вечность. И все это время мне казалось, что кислорода не хватает, а сердце бьется так оглушительно, что я слышу каждый его глухой удар.

Но даже вечность может закончится. Дверцы джипов распахнулись одновременно и те же пятеро в масках, которых я уже имела неосторожность рассмотреть, побежали в мою сторону.

Первого, оказавшегося самым беспечным, мой удар битой по голове сбил с ног, заставив упасть в пыль и зарычать от боли и признания собственного поражения. Второй увернулся, успев резко отскочить, оставшиеся трое замерли, переглядываясь.

Трезво оценивала свои шансы и уровень физической подготовки. Бита почти не давала мне преимущества перед более сильными противниками. Страх сковывал мышцы, но я знала, что без сомнений ударю того, что подойдет следующим.

Мужчины в масках разошлись, видимо, решив меня окружить, и я опасливо сделала шаг назад.

В этот момент звучащая из машины музыка резко прервалась сигналом входящего телефонного звонка. Мелодия песни «Hurt» с некоторых пор вызывавшая у меня в памяти один памятный вечер с медленным танцем, была установлена лишь на звонке одного человека.

Я понимала, что сейчас Дэн уже не сможет мне помочь. Но все равно очень хотела услышать его голос. Понять, обижается ли он, что утром я ушла, оставив его одного, или нет? Почему-то это казалось важным, хотя я и осознавала, что этот факт ничего не изменит.

— Ответить, — произнесла я дрожащим голосом, снова приблизив к губам эплвотч.

В этот момент один из мужчин шагнул ко мне, и я замахнулась битой, но вместо того, чтобы схватить меня, он снял собственную маску. И, увидев перед собой Матвея, моя рука замерла, и почему-то не ударила.

— Ева… — приглушено раздалось из динамика колонок машины голосом Лазарева.

В следующее мгновение я сама ощутила сильный удар по голове откуда-то сбоку, не успев даже понять, что это было: тяжелый кулак или какой-то увесистый предмет. Голова словно взорвалась изнутри ослепляющей вспышкой боли.

Бита выпала из мигом ослабевших рук и я соскользнула вниз, но упасть не успела, будучи подхваченной кем-то из пятерки в масках.

И в затухающем сознании, перед тем, как всё вокруг окончательно поглотила кромешная тьма, была мысль о том, что Дэн не злился. Его голос был полон тревоги и беспокойства за меня. Вполне, надо сказать, обоснованных в этот раз.

А после я потеряла сознание.

Первым связным предложением, четко оформившимся в голове, было то, что у меня ужасно болит левая часть лица от виска до подбородка. А еще хочется пить. Однако возможности, как и необходимости в том, чтобы говорить об этом хоть кому-нибудь все равно не было абсолютно никакой — мой рот оказался заклеен полоской скотча.

Медленно открыла глаза и, поморщившись от боли, снова закрыла, так и не поняв, где нахожусь.

Состояние было крайне паршивым, сознание — мутным, а мысли метались в голове, словно беспокойные кузнечики, запертые в банке.

Осторожно пошевелила челюстью из стороны в сторону, снова ощутив боль, но не такую, которая свидетельствовала бы о переломе. Просто сильный ушиб. Запястья, крепко стянутые за спиной и мышцы рук уже успели затечь, начиная неметь без движения.

Резкий запах нашатырного спирта, ударивший в нос, заставил сначала сильно зажмуриться, потом снова распахнуть глаза.

— Говорил же, очнулась. Да и Лёха сказал, что ничего серьезного, — хохотнул незнакомый мужской голос, и я получила возможность рассмотреть его темноволосого и заросшего неаккуратной щетиной обладателя. Он походил на колоритного бандита из старых вестернов и вероятно был одним из тех пятерых, что участвовали в моем похищении.

Страха, который я теоретически должна была испытывать, учитывая сложившееся положение, отчего-то не было. То, что я до сих пор была жива, немного обнадеживало, поскольку хотели бы убить, не стали бы заморачиваться с доставкой меня сюда, но и не давало никаких гарантий, что планы похитителей не поменяются в одночасье.

Полулежа-полусидя на большом кожаном диване с грязной засаленной обивкой, я осторожно осматривалась вокруг.

В достаточно просторном, точно жилом, помещении когда-то, вероятно, было красиво и даже уютно, а теперь царили разруха и грязь. Кирпичный камин, несколько обитых кожей диванов и кресел, низкий журнальный стол круглой формы, уставленный немытой посудой с остатками какой-то неподдающейся опознанию еды и пустыми картонными коробками из-под пиццы. На огромном ЖК-телевизоре, украшающем стену, светлела сеть трещин. Цветы в крупных напольных горшках давно засохли. А мебель покрывал видимый невооруженным глазом слой пыли и грязи.

Помимо «героя вестернов», в комнате присутствовал еще один незнакомец, высокий и светловолосый, у которого отсутствовали два передних зуба, что он продемонстрировал, усмехнувшись словам своего подельника. Судя по неаккуратно перевязанной бинтом голове, битой от меня получил именно он, а возможно и зубов лишился тогда же.

Зато человек, с самым вальяжным видом сидящий на диване напротив, был мне неплохо знаком. Земсков, закинувший одну ногу на столик с посудой, лениво разглядывал меня в ответ. Его пальцы небрежно поигрывали тростью, а сам он будто бы рассуждал, что же со мной теперь делать.

— Скотч с нее снимите, — отдал он приказ, показывая собственное верховенство в иерархии из беззубого и бандита-ковбоя.

Однако, как оказалось, в комнате находился еще один человек, который до этого стоял за спинкой дивана и по этой причине оставался для меня незамеченным. Он-то, шагнув ближе и сорвал одним резким движением скотч, мешавший мне говорить. Кожу в месте отрыва тут же болезненно засаднило, и я непроизвольно поморщилась.

— Сорри, Евик, медленнее, было бы еще больней, — произнес Матвей, хотя ни грамма раскаяния в его голосе я не ощутила.

— Воды дайте, — хмуро пробормотала я, снова получив возможность говорить, однако, в отличие от приказов Земскова, исполнять мои ожидаемо никто не торопился.

Олег усмехнулся, а трость в его пальцах, раздражавшая меня своим мельтешением, остановилась.

— Да уж, Ева Сергеевна, — с явно притворным сожалением вздохнул он, умышленно выделяя интонацией отчество. — Задали вы с Лазаревым нам загадку. Заставили думать, нужна ты ему или нет, ставки делать, правда ли вы расстались, или это очередной его хитрый план.

Я сглотнула сухой ком в горле, мешающий говорить, и, с трудом собрав блуждающие в больной голове мысли в кучу, произнесла:

— Вы никак не сможете повлиять на Дениса через меня, только зря тратите время.

— Ты лжешь, — Матвей обошел диван вокруг и уселся рядом со мной, закинув ногу на ногу. — Я больше чем уверен, что Лазарев уже готов на всё, чтобы тебя вернуть. Смотри, как его расстроило твое отсутствие.

Он хвастливо ткнул мне в лицо экран собственного смартфона, где в одном из новостных телеграм-каналов мне бросилось в глаза яркое фото моей машины, на покрытой серой дорожной пылью обочине. Дверца водительского сиденья была открыта и можно было рассмотреть мужчину, полубоком сидящего внутри.

Лица было не разглядеть, но я и без того узнала бы его из тысячи других по развороту плеч, гордому прямому силуэту и аккуратно уложенным прямым светло-золотистым волосам. По моим красным туфлям, удерживаемым за каблуки в крепко сжатом кулаке. И от одного только жеста его широкой ладони, закрывающей лицо, веяло таким отчаянием, что у меня тоскливо защемило сердце. Тот, кто сделал это фото подловил Лазарева в момент крайней уязвимости, обреченности и подавленности.

С усилием оторвав взгляд от снимка, вызывавшем внутри мучительную боль, сконцентрировала его на расположенных ниже буквах, будто бы скачущих перед глазами. Разобрала несколько слов о странной погоне и брошенной машине. без указания чьих бы то ни было имен.