— Моя малышка страдает по мне, — шепчу я ей в губы, отстраняясь, чтобы посмотреть вниз.

Ее глаза следуют за моим взглядом, где она практически втирает мокрое пятно в темную джинсовую ткань моих джинсов. Возвращая взгляд ко мне с припухшими, только что поцелованными губами и затуманенным взглядом, она просто кивает.

— Такая чертовски нуждающаяся, — комментирую я, подавая ей свое бедро и грубо прижимая его к набухшему клитору под промокшими трусиками. Ее голова откидывается к стене, а ноги раздвигаются. — Моя развратная маленькая киска не может насытиться, да?

Она впивается зубами в нижнюю губу от моих слов. Брайони обожает, когда я унижаю ее, что я нахожу заманчиво ироничным, потому что в реальной жизни она не потерпела бы, чтобы мужчина унижал ее. Но со мной в этом есть свобода, потому что она знает, как я расширяю ее возможности в мире за пределами нашего секса.

Я скольжу рукой к ее затылку, сжимаю в кулак ее длинные черные волосы, заставляя ее смотреть в потолок. Моя рука проскальзывает под юбку, задевает колготки спереди, убирает бедро, прежде чем нащупать край ее трусиков. Оттянув промокший хлопок в сторону, я провожу двумя пальцами по ее щели, а затем ввожу их в ее скользкую, тугую дырочку. Она задыхается, выгибает спину, а ее руки находят мои плечи и впиваются ногтями в рубашку. Я убираю намокшие пальцы, провожу ими по ее набухшему, ноющему клитору и потираю мягкий кружок, прежде чем снова погрузить их глубоко внутрь.

— О, Боже, — стонет она, ее глаза закрываются.

Я отпускаю ее волосы и свободной рукой бью по лицу, обхватывая ее щеки, в то время как пальцы другой руки остаются глубоко внутри нее, выгибаясь навстречу.

— Открой, — приказываю я, желая, чтобы она смотрела на меня.

Она моргает длинными темными ресницами и задыхается, когда огонь в ее взгляде проникает в мой. Я снимаю верхнюю часть маски со своей головы и надеваю на ее. Она смущенно смотрит, как я одной рукой беспорядочно натягиваю маску на ее лицо: отверстия для глаз прилегают к ее пронзительным голубым глазам, а отверстие для рта прилегает к ее влажным губам.

Вытащив пальцы из ее мокрой киски, я подношу их к ее открытому рту, размазывая по ним ее возбуждение.

— Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек (прим. перев.: Евангелия Иоанна 4:14). — Я бормочу эти слова, пока она раздвигает губы.

Я засовываю два пальца ей в рот, провожу ими по языку до задней стенки горла, пока она не захлебывается ими, ее глаза под маской расширены и слезятся.

Когда я вытаскиваю их, она кашляет, когда слюна попадает из ее рта на мои пальцы. Я кладу руку ей на макушку и надавливаю, пока она не понимает и не опускается передо мной на колени. Опираясь обеими руками о стену, я смотрю на свою маленькую куклу, все еще одетую в чистую форменную рубашку и клетчатую юбку с маской на месте, стоящую на коленях перед своим Богом, готовым признаться во всех своих грехах, которые она совершила своим горлом.

— Вытащи его, — требую я, расширяя позицию.

Она берется за пуговицу моих джинсов, расстегивает их, а затем практически разрывает молнию, чтобы освободить свою любимую игрушку. Ее глаза загораются от восхищения, как всегда, когда она видит мою длину, и ее большой палец тут же щелкает по шпильке моего пирсинга, а ее мягкие пальцы обхватывают меня. Из моего горла вырывается извращенное рычание, и мой член пульсирует в ее мягкой ладони, ощущая, как по всему телу разливается кровь, и я становлюсь твердым, как сталь.

— Прекрасно, — шепчет она про себя, когда ее пальцы обхватывают мой бархатистый член и начинают поглаживать его. Они проходят по всей длине, встречаясь с короткими темными волосками в паху. — Опустошительно идеально.

Я на грани того, чтобы трахнуть ее до потери сознания. Особенно если она будет говорить так, когда мой член болтается перед ее лицом, а глаза горят, как у ребенка на Рождество.

— Открой рот, — требую я, нуждаясь в мягком тепле ее горла вокруг меня.

Она прислоняет голову к стене кухни, ее губы раздвигаются, а руки скользят к верху моих джинсов, захватывают край и тянут их вниз достаточно далеко, чтобы мой член вырвался на свободу. Без всякого предупреждения я удерживаюсь на пятках и провожу кончиком по ее губам, перекатывая его на языке, подаюсь бедрами вперед и грубо толкаюсь, пока не чувствую, как задняя стенка ее горла смыкается вокруг головки моего члена. Мои яйца упираются в ее подбородок, и она, как я и ожидал, задыхается, а ее руки хватаются за мои штаны, чтобы отдышаться. Я держу себя глубоко, пока ее слезы не падают на черную вязаную маску, а тушь уже растекается под глазами.

Отстранившись, она задыхается, когда нас соединяют нити слюны.

— Плюнь на меня, — приказываю я.

Она моргает своими водянистыми глазами, глядя на меня через прорези маски, и плюет на мой твердый член, подпрыгивающий в воздухе перед ней. Блять, как мне это нравится. Обильная слюна стекает по моему члену, когда я крепко сжимаю ее макушку под тканью, снова проталкивая его в ее горло.

Блять, это так приятно. Ее теплое, влажное, принимающее горло.

— Мерзкая маленькая сучка, — бормочу я, прижимая ее голову к стене. Ее бедра пытаются сомкнуться, но я бью ее по внутренней стороне бедра, снова раздвигая их. — Держу пари, ты просто умираешь от желания прикоснуться к себе, не так ли? Жаждешь насытиться. Умираешь от желания наполнить эту распутную киску всеми видами членов сегодня вечером.

Она хмыкает, обхватывая мой ствол, ее мягкие губы раскрываются все шире, когда я проталкиваюсь глубже, чем позволяет ее челюсть. Завтра ей точно будет больно.

Ее язык массирует основание моего члена, а ее глаза не отрываются от моих.

— Ощути то, что я собираюсь почувствовать, Брайони, — задыхаюсь я, трахая ее рот, а затем проталкивая себя глубже, пока она снова не задыхается во мне.

— Полностью.

Я проникаю в ее горло, а затем полностью выхожу, когда она задыхается.

— Потерю.

Я снова глубоко вгоняю член в ее горло, только для того, чтобы вытащить и ударить им по ее закрытому лицу.

— Потерю контроля.

Я просовываю член обратно между ее раздвинутых губ, слюна льется на ее белую рубашку, а ее лицо краснеет от недостатка кислорода, и прекрасные звуки ее рвотных позывов заполняют комнату.

Я держусь на месте, мои яйца напрягаются от удовольствия, пронизывающего всю мою сущность, пока ее глаза не стекленеют, а хватка на моих бедрах не ослабевает. Отстранившись, чтобы дать ей возможность отдышаться, я протягиваю руку вниз, поглаживая ладонью свой мокрый член, предлагая ей свои яйца.

— Соси.

Я ругаюсь, отстраняясь от нее, оставляя свой член болтаться между нами, пока я пытаюсь собраться с мыслями.

Я уже так близок к тому, чтобы кончить. Ее слезы на глазах, невинная потребность доставить мне удовольствие заставляют меня терять всякий контроль.

— Иди сюда, — протягиваю я ей руку, помогая встать.

Подведя ее к кухонному острову, я поднимаю ее маленькую фигурку, усаживаю на край и снимаю маску. Я бросаю ткань на пол, а ее длинные черные волосы остаются на лице в беспорядке. Она выглядит дикой и необузданной, совсем как грязная кукла, которую я всегда себе представлял.

— Ты готова к члену? — спрашиваю я, оттягивая ее трусики в сторону и снова погружая в нее пальцы.

Она стонет, снова выгибаясь навстречу мне, ее бедра широко раздвигаются, чтобы я мог пройти между ними.

— Эроу, пожалуйста…, — умоляет она, упираясь ладонями в стойку, чтобы укрепить себя, так как ее груди просятся на свободу под застегнутой рубашкой. — Ты мне нужен.

Ее задыхающаяся мольба — это все, что нужно для такого мужчины, как я, чтобы упасть.

— Умоляй меня кончить, церковная девочка, — требую я, снова обхватывая рукой ее шею. — Умоляй меня наполнить тебя. Мне нужно, чтобы ты умоляла об этом.

— Пожалуйста, детка. Наполни меня. Излейся в меня, — настойчиво просит она, откидывая голову назад между лопаток и упираясь пятками в край стойки, раздвигая бедра так невероятно широко. Она обнажает свой розовый влажный центр, промокшие трусики сдвинуты в сторону, отчего ее губы кажутся увеличенными и набухшими. Ее черные чулки, в которых она держит мое лезвие, уже сползают вниз по бедрам.