Шум волн, разбивающихся о выточенные водой камни, успокаивает. Я вся в творческих мыслях, думаю, какие ещё сделать снимки. В рюкзаке лежит ещё одна плёнка на 36 кадров, так что я здесь надолго: превращусь в сосульку, но сниму каждый свободный кадр на двух фотоплёнках, зря, что ли, приехала?

Потоцкий мелькает на горизонте. Приложив ко лбу ладонь козырьком, щурюсь, но смотрю на приближающегося мужа. В руках у него большой бумажный пакет, идёт размашистым шагом. Когда расстояние между нами неумолимо сократилось до десятка метров, я замечаю на губах Данила лёгкую улыбку.

Хм… Странно. Время уже же девять утра, разве Потоцкий не должен быть на работе?

Приблизившись, Данил начинает хмуриться. Смотрит на моё обветренное, красное лицо и головой качает.

— Как знал, что нужно взять с собой шарф, — возмущается муж, доставая из бумажного пакета мой любимый вязаный хомут.

Пока Данил обматывает мою шею хомутом, я смотрю на него с недоумением. Но уже через минуту, когда муж начинает греть тёплым дыханием изо рта мои замёрзшие кисти рук, не выдерживаю.

— Потоцкий, обо мне даже так родной отец никогда не заботился, как ты сейчас, — глотаю смешок, но Данилу совсем несмешно, он продолжает смотреть на меня из-под нахмуренных бровей.

— Ах, Настя, на улице штормовое предупреждение, а тебе приспичило сфотографировать море. Как ребёнок, ей-богу, — отчитывает грозно, и я перестаю глотать смешки, Данил сейчас вполне серьёзно. — Через пару часов начнётся сильный ветер, МЧС объявило жёлтый уровень опасности. Поехали домой?

— Не хочу. У меня ещё вторая плёнка в рюкзаке, пока всё не отсниму — никуда не поеду.

— Упрямая, значит.

— Как и некоторые, — не удержавшись, показываю язык, а Данил смеётся. — Зануда. Всего на три с половиной года старше, а ведёшь себя иногда как старый дед.

— Это я старый дед?

— Ну а кто? Здесь другого Данила Витальевича Потоцкого не наблюдается.

— Ах, Настя… ах. Ты совсем не меняешься.

— И не собираюсь. Я даже старой бабкой буду прикольной, вот увидишь. А ты будешь ворчливым, вечно недовольным дедом.

— Значит, вместе до гробовой доски? — подмигивает.

— Ещё чего. Я же моложе тебя, значит, жили долго и умерли в один день — не получится. Я позже тебя уйду на тот свет, но ты не волнуйся, памятник я тебе поставлю знатный. Буду откладывать с пенсии целый год… Ой, — прикрываю рот ладонью, поняв, что меня слишком понесло, но дело не в этом.

Я сама того не осознавая только что расписала перспективное будущее лет на пятьдесят вперёд. Это обескураживает, поэтому я замолкаю. Что-то слишком много болтаю, давно мы так не разговаривали с Данилом, чтоб ни о чём.

— Я понял. Замёрзла? — резко переключается, и я киваю. — Я термос с собой взял. Налить чай?

— Налей.

Данил реально достаёт из бумажного пакета термос с горячим чаем, а я заглядываю внутрь пакета: интересно, что там у него ещё, он же явно подготовился.

Передав мне чашку с чаем, Потоцкий смотрит на меня пристально, а я смущаюсь.

— Что? — спрашиваю, недоумевая, что он во мне «такого» увидел.

— Хочу тебя сфотографировать. Ты сейчас очень красивая.

— Эм… У меня с собой только раритетный «Зенит», ты его вряд ли потянешь.

— Ну так настрой мне его, а с кнопкой спуска затвора — уж как-нибудь справлюсь.

— Окей, ладно. Я могу, да.

Передав Данилу чашку с чаем, настраиваю «Зенит».

— Смотри, можно будет фотографировать только тогда, когда я буду стоять здесь, спиной к морю.

Так непривычно быть моделью, когда на тебя любимый смотрит через видоискатель фотоаппарата. Оказывается, я совсем не умею перед ним позировать. Ветер треплет мои волосы, я всё время пытаюсь заправить непослушные локоны за уши. А за спиной усиливается шторм, волны становятся всё выше и выше.

— Что-то я уже передумала насчёт второй фотоплёнки. Поехали домой, Дань, я замёрзла, — говорю вскоре, поняв, что бороться со стихией — опасно для здоровья.

Потоцкий подхватывает лежащий на песке фоторюкзак, закидывает себе на плечо, и мы вместе покидаем пляж. Крепко держит меня за руку, ведя за собой. Его ладонь такая горячая в сравнении с моими ледяными пальцами. Я быстро перебираю ногами, едва успевая за размашистым шагом мужа.

Лишь оказавшись в салоне «Ровера», когда Данил врубает на полную мощь кондиционер, мне удаётся согреться.

— А ты почему не на работе? — спрашиваю, пока мы едем домой. — Решил взять выходной?

— Типа того, — коротко отвечает, а я закусываю губу, вспоминая, что хотела поговорить с Данилом о детском доме.

Да или нет? Может, не сейчас, а чуть позже?

К чёрту всё. Живём в моменте.

— Дань, я с тобой поговорить хотела, — Потоцкий кивает, мол, внимательно слушает.

— Я вчера в детском доме была по работе. Фотографировала деток и знаешь, так сильно впечатлилась, что теперь не могу забыть о них. Помочь им хочу, возможно, провести фотосессии, а гонорар пожертвовать детскому дому. Но этого мало, конечно же. Там такое дело… Есть детки особенные, им больше всех нужна помощь. Мне очень в душу запала одна девочка, у неё синдром Дауна.

— Хочешь, чтобы я им помог?

— Хочу. Если у тебя есть возможность подключить благотворительный фонд или найти спонсоров, то это было бы круто.

— Хорошо, я подумаю, чем можно помочь. Скинь мне информацию об этом детском доме на мессенджер.

— Конечно, я всё скину что надо, — воодушевлённо отвечаю, ощущая к Потоцкому прилив нежности.

Я ни разу не сомневалась, что он поможет. Чтобы между нами не происходило, я всегда знала, что у Данила доброе сердце. Он таким всегда был, сколько его помню.

Моя первая в жизни фотовыставка случается через неделю после разговора с Данилом. Это он её организовал: арендовал помещение, пригласил «нужных» людей под видом благотворительной акции. Вся сумма пожертвований будет перечислена на банковский счёт детского дома — об этом знает каждый из приглашённых.

Я сегодня в красивом вечернем платье, длиной в пол, встречаю гостей и улыбаюсь. Все приветствуют меня, говорят, что я очень талантливая, и просят записать их на фотосессию. Поглядываю на Данила, который в этот момент общается с одним важным господином: уверена, это дело его рук, муж мне такую пиар-компанию сделал, что просто каждый второй лебезит передо мной, аж до зубного скрежета.

Денис застаёт меня врасплох, подойдя со спины. Не ожидав, что он примет приглашение на фотовыставку, которые я разослала всем своим знакомым и друзьям, растягиваю губы в широкой улыбке.

— Очень рада видеть. Спасибо, что пришёл, — произношу дружелюбным тоном, а Денис тянется ко мне с объятиями.

Ох, зря он это. Потоцкий уже стреляет в нас свирепым взглядом.

— Привет, не ожидал получить приглашения. Приятно. Как думаешь, если я куплю вон ту фотографию, где ты с чашкой чая у моря, твой муж меня казнит или помилует? — смеясь, спешит отстраниться, потому что Потоцкий уже приближается к нам.

— Даже не знаю, что тебе ответить. Я бы на твоём месте так сильно не рисковала.

— Чем бы ты не рисковала, золотце? — спрашивает Данил, оказавшись стоять рядом со мной и не упустив возможности властно обнять меня за талию, давая понять Денису: кто здесь главный.

Забавный Потоцкий. Денис уже и так давно всё понял, ему рядом со мной ничего не светит. И даже не потому, что у меня муж очень ревнивый, просто это я люблю своего мужа так сильно, что других мужчин для меня не существует.

— Да вот спрашивал у твоей жены, — специально подчёркивает «твоей жены», — можно ли купить вон ту фотографию.

Указав на фото, которое напечатано на фотохолсте, размером 50х70 см, ожидает реакцию Потоцкого. Это фото особенное, его Данил сам сделал, точнее, сфоткал меня на старый «Зенит», когда мне вдруг приспичило провести фотосессию во время штормового предупреждения. На фото запечатлена я, конечно же.

— Оно уже продано, так что облом, — усмехается Потоцкий, явно довольствуясь реакцией Дениса.