Эта мирная конференция, по своей концепции столь принципиально похожая на современные, стала вершиной не только внешней политики Иоанны, но и, возможно, всей европейской дипломатии XIV века. Впервые используя для разрядки напряженности инструменты дипломатии, а не военное давление, собравшиеся сановники сумели примирить противников менее чем за два месяца. Хроники того периода единодушно сообщают, что в последнюю неделю марта 1378 года было достигнуто приемлемое для флорентийцев и Церкви соглашение, по которому Флоренция согласилась выплатить репарации в размере 800.000 флоринов в течение пяти лет.

Затем, 31 марта 1378 года, в Сарцану неожиданно пришло известие о том, что Григорий XI скоропостижно скончался в Риме 27 марта, и в считанные мгновения надежда на мирное и светлое будущее померкла.

Смерть Папы создала вакуум, в котором быстро столкнулись интересы европейских держав. Однако даже по меркам хаоса XIV века неразбериха и анархия, начавшиеся после кончины Григория, достигли заоблачных высот. Впервые за семьдесят четыре года понтифик умер не в Авиньоне, а в Риме, поэтому на первый план вышла самая острая и жизненно важная политическая проблема эпохи, сводившаяся по суди к одному — кто будет управлять церковью, Франция или Италия.

Шестнадцать кардиналов находившиеся в Риме (одиннадцать из которых были французам) во время смерти Григория и отвечавшие за выбор следующего Папы, прекрасно осознавали эту проблему. Еще в феврале 1378 года, когда Григорий заболел настолько, что врачи запретили ему вставать с постели, по Риму поползли слухи, что Папа уже умер, а французские кардиналы держат его смерть в тайнее, чтобы избрать на его место кого-то из своих. Эти слухи были настолько правдоподобны, что делегация из нескольких высокопоставленных членов городского правительства, желающих узнать правду, настояла на встрече с Григорием и получила аудиенцию в его опочивальне. По словам очевидца, эти чиновники, убедившись, что Григорий еще жив, но быстро теряет силы, и опасаясь, что он, как и Урбан, планирует перед смертью вернуться в Авиньон, когда покидали понтифика уже составляли заговор: "Папе не удастся сбежать. Пришло время показать себя добрыми римлянами. Мы должны позаботиться о том, чтобы на этот раз папство осталось за итальянцами и римлянами"[362]. В начале февраля, а затем в начале марта произошел бунт толпы, который вынудил кардиналов укрыться в замке Святого Ангела, а французских кардиналов, в частности, неоднократно предупреждали о заговорах с целью их убийства. "Кардиналы опасались за свою жизнь еще за несколько месяцев до выборов, и не без оснований"[363]. Еще до смерти Григория члены Священной коллегии, обеспокоенные реакцией принимающего их города на исход папских выборов, приняли меры предосторожности для защиты себя и своего имущества. "Поскольку кардиналы, особенно французы, чувствовали себя несколько неспокойно, они распорядились, чтобы все их личное имущество, особенно деньги, книги, драгоценности и все другие движимые вещи, были перевезены в замок Святого Ангела, как только Григорий умрет"[364], — сообщается в официальном церковном меморандуме того времени.

Папа скончался 27 марта 1378 года, и на следующий день во время церемонии погребения в церкви Санта-Мария-Нова сенатор Рима "и другие должностные лица подошли к ним [кардиналам] и смиренно и вежливо изложили просьбу о том, чтобы был избран достойный человек из итальянского народа… Эта просьба была повторена ими в последующие дни, когда они изложили свои причины: римский собор… сильно пострадал из-за долгого отсутствия Папы; кроме того, состояние самого города Рима было критическим и близким к краху… Единственным способом исправить такое положение дел было избрание Папы-римлянина и, кроме того, чтобы сами кардиналы проживали в Риме и не презирали город, как до сих пор"[365]. Жители Рима не были столь вежливы и 7 апреля, как только кардиналы собрались на конклав, перед дверями дворца собралась разъяренная толпа и начала скандировать: "Нам нужен Папа-римлянин!"[366], а иногда, для острастки, "Давайте убьем их!"[367].

Сложность выбора усугублялась тем, что одиннадцать французских кардиналов, хотя и имели решающее большинство над своими четырьмя итальянскими коллегами (шестнадцатый кардинал, испанец по происхождению, последовательно, голосовал с французами), были разделены между собой по региональному признаку на две партии: лимузенскую и галльскую. Лимузенская партия состояла из кардиналов Лиможа, Эгрефёя, Пуатье, Мармутье и Вернье. Галльская, или французская, партия объединяла остальных французских кардиналов и одного испанца. Последние четыре Папы были выходцами из лимузенской партии. Еще до того, как Григорий умер, а выборщики уединились в конклаве, лимузенцы называли кардиналов Пуатье и Вернье в качестве возможных кандидатов.

Но галльская партия под руководством Роберта Женевского (который жаждал папской тиары для себя) была так же решительно настроена на то, что новый Папа должен быть из их числа, и отвергла кандидатов соперников. "Французы решительно заявили, что никогда не согласятся на такое избрание: лимузенцы не должны думать, что они взяли папство в аренду, потому что последние четыре Папы были их национальности"[368], — сообщалось в официальном церковном меморандуме об этих слушаниях. Итальянские кардиналы, конечно, хотели Папу-итальянца, но из четырех человек, двое римлян, кардинал Орсини и кардинал Святого Петра, были признаны слишком молодым и слишком старым, соответственно, для этой должности, а два других кардинала были объявлены неподходящими, поскольку представляли Флоренцию и Милан, города, выступившие против Григория в недавней войне.

Оказавшись в тупике, кардиналы стали искать компромиссного кандидата, который был бы приемлем для большинства избирателей и чья квалификация удовлетворяла бы главному требованию, с которым они столкнулись: если кардиналы не хотели быть разорванными на куски толпой, новый понтифик должен был быть кем-то из итальянцев. И даже это было рискованно, поскольку разгневанные горожане требовали именно Папу-римлянина, но кардиналы решили, что не стоит идти у толпы на поводу. Как отметил кардинал Лиможский, "народ просил римлянина, поэтому он не может быть римлянином"[369].

В этих затруднительных условиях кардиналы смогли найти только одного человека, который, по их мнению, подходил для этой должности и для защиты их собственных интересов — архиепископа Бари. Неаполитанец по происхождению, архиепископ был карьерным администратором, много лет прослужившим при папском дворе в Авиньоне, и поэтому был знаком как с бюрократическими делами Церкви, так и с привычками и привилегиями Священной коллегии. Привыкшие иметь дело с архиепископом находившимся в подчиненном положении, кардиналы нашли его весьма компетентным, но кротким и угодливым, что отвечало их целям, но лучше всего было то, что "долгое пребывание в Авиньоне дало ему возможность приобрести французские манеры, и узы с равной силой связывающие его и с Италией и Францией"[370].

Выбор неаполитанца не был случайным. Кардиналы прекрасно понимали, насколько важна для Святого престола поддержка Иоанны. Пребывание папства в Италии было бы просто невозможно без ее благосклонности, которая принимала осязаемую форму в виде неаполитанских денег, войск и дипломатов. "По происхождению он принадлежал к Неаполитанскому королевству, которым сейчас правила королева Иоанна, государыня очень набожная и преданная Церкви"[371], — гласил официальный меморандум, освящающий эти события. Выбирая архиепископа Бари, Священная коллегия делала попытку продолжить партнерство с Неаполем, которое оказалось столь выгодным для Церкви во время правления двух предыдущих Пап. Однако в данном случае стремление к сотрудничеству с Неаполем было остро необходимым и выходило за рамки обычной политики. Кто-то должен был противостоять буйной римской толпе, когда она узнает, что кардиналы все-таки избрали не римлянина, и, выбрав архиепископа Бари, выборщики более или менее гарантировали себе, что этот человек будет самым могущественным государем в регионе.