Однако царствовать ему суждено было недолго. Ободренный успехом, новый король Неаполя обратил свой взор на Венгрию. 11 сентября 1382 года, через два месяца после убийства Иоанны, умер и Людовик Великий, от болезни, похожей на проказу. На следующий день после его погребения одиннадцатилетняя дочь Людовика, Мария, была коронована как королева, а ее мать, вдова Людовика, Елизавета, стала при ней регентом. Многие венгерские дворяне были недовольны перспективой правления женщины и призывали Карла сместить Марию.

В сентябре 1385 года Карл внял их призывам, покинул Неаполь по морю и высадился в Далмации. Он отправился в Буду и созвал Совет своих сторонников, которые с радостью провозгласили его королем. Мария была вынуждена отречься от трона, и 31 декабря 1385 года Карл стал коронованным государем Венгрии, обосновавшись в королевской резиденции в Буде. Но то, что не смог сделать Людовик Анжуйский с армией в 15.000 человек, Елизавета осуществила в кратчайшие сроки. Прикрываясь ложной покорностью, она дождалась, пока пройдут роскошные коронационные торжества и все разъедутся по домам. Затем, 7 февраля 1386 года, всего через тридцать девять дней после коронации Карла, она послала отряд верных ей людей в замок в Буде, чтобы его убить. В произошедшей стычке новый король был тяжело ранен. Елизавета немедленно восстановила свое регентство, а Карла увезли в Вишеград, где две недели спустя, 24 февраля 1386 года, свершилось возмездие и человек, ответственный за убийство королевы Неаполя, умер от ран.

История не была добра к Иоанне или хотя бы честна с ней. Все рассказы о ней, сосредоточиваются исключительно на ее дурной славе, как королеве, убившей своего мужа, а не на многочисленных впечатляющих достижениях ее правления. Только Климент VII, сохранивший верность и никогда не забывавший, что обязан ей своим положением и властью, додумался публично похвалить ее. "Из всех прославленных женщин этого мира Иоанна, сияющая роза среди терний, окутала нас, всю Римскую церковь и своих подданных, удивительно сладким ароматом… Она перешла от страданий этого мира к блаженству Божьего царства, где она живет и царствует и где, презирая и смеясь над своими противниками, она вернула отобранный у нее скипетр и получила венец святой мученицы"[412], — писал он через несколько лет после ее смерти.

Но факты таковы. Во время своего долгого, богатого событиями правления Иоанна удерживала в своих руках большие и географически далеко разбросанные владения, включавшие Прованс и всю южную Италию, и даже распространила свою власть, пусть и ненадолго, на Сицилию и Пьемонт. Она была последней средневековой правительницей, которой это удалось сделать, так как после ее смерти Прованс отделился от королевства и перешел под власть наследников Людовика Анжуйского, а в итоге был включен в состав Франции. Неаполь же на некоторое время оказался под властью сначала сына Карла Дураццо, а затем его дочери, прежде чем в следующем веке отошел к Арагонской короне. Более тридцати лет эта королева кормила бедных и ухаживала за больными, строила церкви и больницы, боролась с преступностью и укрепляла мир, защищала торговлю и вводила новые отрасли промышленности в своем королевстве. Она вела своих подданных к восстановлению после многочисленных случаев чумы, войны, голода и экономической депрессии, характерных для второй половины XIV века. Шансы на то, что ей удастся удержаться на троне, были весьма скромными, а то, что она продержится на нем тридцать лет, было из ряда невозможного. И все же ей это удалось. Иоанна заслужила право на то, чтобы ее помнили такой, какой она была: последней великой правительницей из Анжуйской династии, достойной преемницей Карла Анжуйского и Роберта Мудрого.

Но и по сей день в церкви Санта-Кьяра нет ни памятника, ни изваяния в память о Иоанне I, а отлучение ее от Церкви все еще остается в силе.

XIV век был отмечен появлением золотых монет, точнее, венгерских золотых монет. До этого подавляющее большинство европейских монет, чеканились из серебра. Например, на протяжении всего XIII века короли и королевы всегда использовали серебро в монетах, слитках, а иногда даже в столовой посуде и других декоративных изделиях для финансирования своих войн и выплаты приданого; купцы вели свои счета в серебре; а крестьяне, чтобы купить необходимые вещи, копили маленькие потускневшие серебряные пенсы, известные как денарии в Италии и денье во Франции.

Все изменилось, когда в 1320-х годах Шаробер обнаружив в Венгрии залежи золота, начал чеканить венгерские золотые флорины и активно импортировать товары, в основном из Венеции и Флоренции. Венгерское золото внезапно хлынуло в Италию, а оттуда, благодаря суперкомпаниям, в остальную Европу. Золото, по более ценное, чем серебро, было гораздо более удобным средством для крупных сделок, и золотые монеты быстро стали предпочтительными для аристократии и международного купечества. Хотя среднестатистический средневековый горожанин или крестьянин никогда не видел золотой монеты, не говоря уже о том, чтобы держать ее в руках, все большие платежи эпохи — выкуп короля Франции Иоанна II, финансирование Столетней войны, огромные сделки суперкомпаний, — все они были оплачены золотыми флоринами.

Легко понять, почему. Для того чтобы уравнять покупательную способность золота, требовалось в среднем по весу в четырнадцать раз больше серебра, а поскольку золото тяжелее серебра, серебряные монеты занимали в двадцать шесть раз больше места в седельной сумке или повозке, чем их эквивалент из золота. Так, например, когда представитель одной из флорентийских суперкомпаний отправлялся в Англию, чтобы ссудить деньги Эдуарду III в обмен на лицензию на импорт шерсти, он мог взять с собой золотые флорины, монеты весом в 3,5 грамма каждая, или серебряные гроссо — крупные серебряные монеты, каждая из которых весила 1,7 грамма. Но использовать серебро означало взять двадцать восемь гроссо вместо каждого флорина, так как два гроссо равнялись весу одного флорина, и для получения той же покупательной способности их требовалось в четырнадцать раз больше. И, разумеется, носить с собой двадцать восемь крупных легких серебряных монет вместо одной маленькой более тяжелой золотой монеты означало брать гораздо больший мешок, особенно если речь шла о суммах в сотни тысяч или, в случае Англии, о полутора миллионах флоринов, которые Эдуард III занял у семейств Барди и Перуцци.

Естественно, каждое королевство чеканило свои собственные монеты, название, вес и качество отделки которых варьировались от места к месту, хотя флорентийские золотые флорины повсеместно принимались в качестве основной международной валюты. Неаполитанское королевство продолжало чеканить крупные серебряные монеты, называемые джильято или карлино, и использовало их для оплаты воинов и моряков в нескончаемой войне за Сицилию, или обменивало их на золотые флорины, по приблизительному курсу двенадцать джильято за флорин, для ежегодных выплат Папе. Франция начала чеканить свои собственные золотые монеты, франкдор-а-шеваль, в основном эквивалентный флорину, в 1360-х годах, но до этого королевство чеканило в основном мелкие серебряные денье (пенсы) и, как и Неаполь, обменивало их на флорины, когда короне требовались деньги для крупных политических платежей. Англия начала чеканить свою первую золотую монету, нобль, которая была более чем в два раза больше флорина (англичане всегда стремились отличаться от других народов), в 1351 году, но также чеканила и пенсы. Графство Дофине, расположенное недалеко от Авиньона, начало чеканить свои собственные золотые флорины уже в 1340-х годах, чтобы давать многочисленные взятки и совершать подкупы, при пышном дворе Папы Климента VI.