— Спасибо за гостеприимство и разрешите удалиться! — холодно произносит он и кладет руку мне на плечо. — Нам нужна была только маска! Все остальное неинтересно! Пойдем отсюда!

Андрей все испортил. Расстроил очень нужный мне разговор и разрушил все планы. А еще вызвал у меня чувство благодарности. Это и есть настоящая мальчишеская дружба, Тьма ее забери! Дружба, о которой я мечтал, и которой у меня никогда не было!

Я еще могу вырулить, могу обратить все в шутку, вернуть разговор в нужную канву, но это будет разговор втроем — Андрея я потеряю. Причем, навсегда.

Еще одно правило в новом «Кодексе Агента» звучит просто и очевидно: «Настоящая дружба превыше всего!».

Я встаю со стула, киваю братьям и молча выхожу из апартаментов вслед за Трубецким.

— Я не спал с этими уродами! — горячо заявляет он мне, как только двери лифта закрываются за нашими спинами. — Ни втроем, ни с девками!

— Гребаный аристо!

— Гребаный бастард!

— Спасибо, Андрюха! — благодарю его я и заключаю в крепкие, неуклюжие объятия, игнорируя сопротивление. — Спасибо, друг!

Мы выходим из высотки, садимся на байк, и Трубецкой снова сжимает меня клещами и прижимается к спине, дрожа от страха на каждом крутом повороте. Сильнейший боец, сильнейший же одаренный в будущем и борец с Темными, разрази его Тьма!

Мы едем не в ресторацию, а в тихую кофейню на Никитской. Мы хотим поговорить, а не напиться. Я все же пробил стену молчания, хотя бы одну.

Столик в полутемном приватном углу заведения настолько мал, что расстояние между нашими лицами на грани комфортного минимума. Глядя в синие глаза Трубецкого, я рассказываю ему все. Рассказываю о выборгском сиротском доме, о Приюте, о своей прежней миссии, о том, как познакомился с Шуваловым и даже о том, что Андрей мог бы стать моей целью. Рассказываю о Темном Кристалле в подвалах Александровского Дворца, о встрече с могущественным Темным и Светлым, рассказываю о трех Осколках и таящимся во мне Темном начале.

На душе становится так легко, будто я сбросил с груди непомерную тяжесть, гнувшую меня к земле последние недели.

— А еще я не хочу быть Императором и мужем Романовой! — добавляю я вишенку на торт и, выговорившись окончательно, принимаюсь поглощать вкуснейшие кофейные эклеры.

— Саша, моя сестра не любит тебя! — нехотя выдавливает из себя Андрей, окатывая меня ушатом ледяной воды. — Если ты отвергаешь Наталью ради нее, то совершаешь большую ошибку! Она вообще никого не любит! И покойного Воронцова не любила — это была лишь юношеская страсть! И ты тоже ее страсть, не более того!

Я услышал то, что и сам осознавал, Андрей лишь закрепил мои догадки. К собственному удивлению, я не расстроился. Даже наоборот, как будто освободился от мягких, но крепких оков и вздохнул свободно.

— Я отвергаю Романову не ради Ольги, а ради себя! — признаюсь я. — Я даже страсть к ней не испытываю, несмотря на ее красоту! Разве что по пьяни или от тотального недотраха!

Какое-то время Трубецкой молчит, переваривая услышанное, а затем его прорывает, и слушателем становлюсь я. Через час я знаю о нем все. Андрей рассказывает о своем детстве, о сложных отношениях с отцом, который с детства учит их с сестрой быть холодными и расчетливыми мразями, о том, что у него никогда не было настоящих друзей и настоящей любви. Княгиня Воронцова и немногочисленные случайные связи не в счет, потому что это страсть, но никак не любовь.

Он рассказывает о плачевном положении дел в Империи, постоянных дрязгах между Главами Великих Родов, о тайном засилье Темных в России и реальной опасности, которая угрожает стране из-за рубежа тоже от Темных, но гораздо более могущественных и коварных.

И я верю ему: мой Темный дар подтверждает, что парень говорит правду. Он знает все это, потому что является частью системы, и видит ее недостатки изнутри. Я верю словам Андрея больше, чем официальным источникам, Великому Князю Шувалову, Шефу Приюта, и всем Темным и Светлым, танцующим вокруг меня с бубнами и зазывающим в свои ряды.

— Я хочу быть Императором! — добавляет он, выговорившись и переведя дух. — Империю нужно перестроить, потому что у нас есть единственный шанс ее сохранить: производить больше современного оружия! Больше ракет, самолетов и кораблей! Если у нас будет десять тысяч баллистических ракет, сюда не сунется ни одна тварь, потому что никакая магия не поможет их обезвредить! Политика сдерживания — единственный шанс остаться на плаву и сохранить национальную идентичность! А избавившись от опасности извне, можно будет приступить к ликвидации опасности изнутри — начать процесс выравнивания в правах одаренных и бездарей! В Приюте вам говорили о том же, и это, действительно, нужно делать! Вопрос лишь в сроках и правильных методах!

— А с отцом ты это обсуждал? — спрашиваю я и одновременно размышляю о том, можно ли такие сентенции озвучить Шувалову.

— Очень аккуратно, в рамках обсуждения школьного курса истории! — отвечает Андрей и его взгляд наполняется неподдельным разочарованием. — Старики ничего не понимают! Они слишком озабочены цветом глаз наследников, балансом Силы между Родами и ослаблением друг друга! А Темные за нашими границами не разделены по Родам и не контролируют все сферы экономики, как у нас! Их общества гораздо стабильнее!

— А Романова? — осторожно спрашиваю я. — Ты ее любишь?

— Да! — наконец, признается Андрей.

— А почему все еще не подкатил — ты же ее с детства знаешь⁈

— Романов бы меня убил, — нехотя признает Трубецкой. — Он никому не позволял, не только мне. Разрешил лишь тебе, поощрял даже, и теперь понятно, почему…

— Даже если он скрытый Темный, не думаю, что он предатель…

— Дело не предательстве, — возражает Андрей. — Есть еще один путь спасения страны от прямого завоевания…

— Посадить на Престол Темного и постепенно сменить элиту, сделать ее своей для соседних Империй? — высказываю очевидную мысль я.

— Именно! — горячо кивает Андрей и смотрит на меня, сузив глаза и сжав губы. — И если я буду вынужден делать выбор между тобой и Россией…

— Я не стану Императором, — перебиваю его я. — И выбор этот делать не придется! План таков…

Мы с Трубецким просидели в кафе до позднего вечера и безостановочно говорили, видимо, наверстывая упущенное. Он сопротивлялся моему плану столько, сколько мог, но в итоге уступил. Да и сопротивление его было продиктовано скорее неверием в успех, чем нежеланием в нем участвовать.

Разговор мы продолжили у него дома, а ночью, за то недолгое время, пока я спал в одной из гостевых комнат, Андрей окончательно обдумал мое предложение, просчитал возможные риски и теперь, поздним утром, рвется в бой даже сильнее, чем я сам.

— По-моему, я выгляжу как неопытный охранник! — возмущается он, внимательно разглядывая в зеркале собственное отражение. — Ненавижу эти классические костюмы!

— Мы оба так выглядим, — возражаю я, невозмутимо попивая кофе, сваренный чудо-кофемашиной Трубецкого, которая стоит целое состояние. — Меня больше волнуют наши невыспавшиеся рожи: незачем было всю ночь слушать музыку и орать караоке!

— Ну, да — тебе бы только с бабами трахаться, — язвит Трубецкой, поправляя галстук. — А нужно заботиться о душе! Наши отекшие лица с черными кругами под глазами как нельзя лучше подходят моменту: мы едем проведать друга, находящегося при смерти!

— А ты циник!

— Причем прожженный! — самодовольно заявляет Андрей и поворачивается ко мне. — Может, заедем к тебе, и ты наденешь свой костюм?

— На мне и твой сидит практически идеально, — возражаю я: ехать в Шуваловскую высотку мне не хочется от слова совсем.

— Костюм синий! — продолжает убеждать меня Трубецкой. — А ты из рода Фиолетовых!

— Насрать!

Я встаю с кресла, подхожу к Андрею и становлюсь перед зеркалом.

— Если я надену синие линзы и немного изменю прическу, то вполне могу сойти за тебя! Или ты — за меня!