В зале артефактов скука поглощает меня окончательно. Смотреть на тысячи пустых безделушек и читать о том, что с их помощью творили в прошлом наши беспринципные, но героические предки неинтересно. Я машинально следую за не на шутку увлекшимся Бестужевым и держу пальцы скрещенными за Андрея.

Коллекция подарков Темных немного оживляет мой интерес, но их артефакты и оружие практически не отличаются от наших, что и понятно, потому что жесткое размежевание цивилизаций произошло относительно недавно.

Историческая одежда поражает не роскошью и вычурностью, а прежде всего размерами. Мысленно я ставлю себя на место молодого аристократа, которому досталась в жены бабища в три раза шире его, и гадаю — смог бы я выполнить с ней супружеский долг или нет. Да еще и не один раз! А ведь выполняли, иначе бы нас в природе не существовало! Хочется взять золотой, украшенный драгоценными каменьями кубок из витрины, наполнить его хорошим вином и махнуть за непоколебимое здоровье предков, не испорченное утонченными порнографическими изысками.

К залу, в котором собраны государственные регалии, я похожу в твердом убеждении, что сделал правильный выбор и мой план прекрасен. Все, что связано с государством и его управлением, мне неинтересно. Ни в ретроспективе, ни в настоящем, ни в будущем. А социология и экономика — особенно. Вчера вечером, слушая увлеченные комментарии Трубецкого о проблемах во всех сферах экономики страны и разглядывая громоздкие графики и таблицы, я радовался, что скоро буду от этого далек. Если выживу.

Управление Империей — не мое, в этом нет никаких сомнений!

Увлеченный собственными мыслями, я не сразу замечаю, что мы оказываемся в небольшом зале, где собраны регалии нынешней правящей династии. Вокруг меня щедро рассыпано золото, изумруды, зеленая эмаль всех оттенков и зеленые же шелка.

— Мы у цели, — сообщает Бестужев и кивает на небольшую витрину, столбиком возвышающуюся в центре зала.

Я иду прямо к ней, игнорируя сверкающее великолепие вокруг. Останавливаюсь у оливковой полупрозрачной маски, покоящейся на темно-зеленом бархате, провожу пальцами по стеклу и вопросительно смотрю в глаза моего верного сопровождающего.

— Ты хочешь ее вытащить? — удивленно уточняет Бестужев, и я невозмутимо киваю.

— Один момент! — с готовностью произносит он, достает из кармана телефон и кому-то звонит.

Чтобы убить время, я блуждаю среди экспонатов, любуюсь портретами многочисленных зеленоглазых предков Романовых и думаю о следующих двух посмертных масках — голубой и желтой. С Воронцовыми мне поможет Трубецкой: нужно будет поспешить, пока договоренности о его помолвке с Еленой в силе. А вот что делать с Нарышкиными — ума не приложу. Наверное, придется просить о помощи Шувалова.

— Добрый день, Ваша Светлость! — меня приветствует похожий на колобка невысокий мужчина, вкатившийся на коротких ножках в зал. — Анисим Петрович Бабушкин, директор оружейной палаты, к вашим услугам!

Его лицо расплывается в улыбке, отчего глубоко посаженные глаза окончательно тонут в складках кожи лица, а на покрасневшей лысине выступают крупные бисеринки пота. Несмотря на солидные размеры, он явно относится к тому типу людей, которые влезают в любую, даже самую узкую задницу без мыла.

— Добрый день, Анисим Петрович, я хотел бы подержать в руках посмертную маску Основателя Великого Рода Романовых, — надеваю на лицо самую располагающую улыбку и склоняю голову.

— Как можно, Александр Игоревич! — толстяк по-бабьи всплескивает руками и закатывает глаза. — Это даже студентам и ученым запрещено, а вы — всего лишь…

Непроизнесенное слово «бастард» колобок проглатывает, и пылкий румянец уступает место мертвенной бледности.

— Игорь Всеволодович должен был вас предупредить! — мои брови взмывают вверх, а губы превращаются в тонкую, режущую взгляд линию. — Но если он этого не сделал, я ему напомню…

Достаю из кармана смарт и делаю вид, что собрался сделать звонок.

— Не стоит, князь! — поспешно заверяет меня Анисим Петрович, достает телефон и кому-то звонит.

С невидимым собеседником он разговаривает властным, привыкшим повелевать голосом, и вызывает у меня чувство омерзения. Уже через минуту к нам подбегает пара старушек божьих одуванчиков, одна из которых протягивает мне белые перчатки, а другая — открывает витрину маленьким блестящим ключом.

— Сигнализация отключена⁈ — на всякий случай уточняю я, не желая стать героем очередного скандала.

— Не извольте беспокоиться! — заверяет меня колобок елейным голоском, предано глядя в глаза, словно собака.

Я неспешно надеваю перчатки, сдвигаю стекло и аккуратно беру маску в руки. Внимательно рассматриваю ее, держа в поле зрения старушек, следящих за каждым моим движением, словно цепные болонки.

Я резко прикладываю маску к лицу, уже зная, что сейчас испытаю, но происходящее далее выходит за рамки моего воображения. Я закрываю глаза, ощущаю привычные уколы кожи, боль, переходящую в сладкую истому, а затем меня хватают за голову цепкие старушечьи пальцы.

Бабки срывают маску с моего лица, она вываливается из их рук и падает на пол. Все происходит медленно, как будто во сне, и, прежде чем спасти древний артефакт, я замечаю выражение искреннего удивления в глазах Бестужева, и невообразимого ужаса на лице Анисима Петровича.

Я окружаю маску конструктом в десятке сантиметров от пола, дергаю его к себе, как учил Шувалов, и маска снова оказывается в моих руках. Я аккуратно кладу ее на темно-зеленый бархат, виновато улыбаясь старушкам, и замечаю в их глазах неподдельный религиозный экстаз.

Прежде чем закрыть стекло витрины, я внимательно разглядываю маску. В том, что это древний конструкт, я больше не сомневаюсь. В момент контакта с Фиолетовой Силой, на его гладких обводам вспыхнули ярко-белые всполохи.

Я наконец-то выспался и теперь скучаю. Листаю Телеграф, привольно развалившись в мягком кожаном сидении лимузина, который везет меня на Имперский Полигон. За окнами мелькают зеленые пригороды столицы, но мне нет до них дела — я бы с удовольствием провалялся весь день в постели и смотрел сериалы. Драматические, а не про бесстрашных супер-аристо.

Лента мессенджера тоже скучна. Трубецкой пропал с радаров и не появлялся в сети с момента нашего расставания, его сестра традиционно меня игнорирует, а больше в этом серпентарии аристо нет ни единого человека, с кем мне хотелось бы пообщаться. Великий Князь — не в счет, но он занят изучением внутренних донесений, и разговаривать не склонен.

Телеграф — та еще помойка. Если верить ему, то я занимаюсь сексом без остановки на перекус, туалет и сон. Трое из красноглазых малолеток, с которыми я фотографировался в высотке Апраксина, написали, что переспали со мной, и это было волшебно, а количество сообщений от бесцветных девушек, предлагающих заняться сексом, вообще не поддается исчислению. Фотографиями обнаженных девиц я теперь обеспечен до старости, если, конечно, до нее доживу.

Собираюсь закрыть приложение, но вспоминаю про стихи. Проверяю разговор и вижу новое сообщение от таинственной незнакомки: «Приходи в клуб 'Темная ночь» в семь вечера. Твоя К.

— Пришли результаты генетической экспертизы, — сообщает Шувалов, отвлекая меня от сладких грез. — С вероятностью 99% у тебя и двух обнаруженных парней одни и те же родители, что и требовалось доказать. Если мы обнаружим еще одного или двух — результат будет таким же!

— И что вы на этот счет думаете? — спрашиваю я, чтобы поддержать беседу.

— Ничего не думаю! — ворчит Великий Князь. — Если бы не ваши разноцветные глаза, то решил бы, что мы имеем дело с экстракорпоральным оплодотворением и рождением всех вас несколькими суррогатными матерями!

— Экстра что⁈

— Искусственное оплодотворение, — язвительно произносит Шувалов. — На примере пестиков и тычинок рассказать⁈

— Не стоит, но мне кажется, что естественное не только проще, но и приятнее!