— Хотел бы, — нехотя отвечает он, сделав крошечный глоток.

— Власть, толпа подобострастных фрейлин и пажей, положение в обществе, признание, наконец? — спрашиваю я и осушаю чашку одним махом.

— Это меня и без трона ожидает, — Трубецкой пожимает плечами с горькой усмешкой на лице. — Я бы хотел кое-что изменить в России! Многое изменить!

— А что именно?

— Пустое! — Трубецкой машет рукой. — Скажи лучше — как кофе?

— Удался! — отвечаю я. — Мыслями о будущем так и не поделишься?

— Пойдем лучше в музей? — предлагает он, иронично улыбаясь. — Ты же за этим приехал?

Мы в неловком молчании выпиваем еще по кофе, а затем покидаем апартаменты Андрея. Музей Синих расположен там же, где и наш. Все высотки совершенно одинаковые, и мне в голову приходит шальная мысль, что захватить любую из них не составит труда для любого же рода.

Пока мы спускаемся в лифте, я мысленно повторяю аргументы Андрея по поводу выбора меня в качестве пары для наследницы Российского Престола. Отсутствие Императорского титула — слабый аргумент, потому что по-настоящему важны не имена и титулы, а реальная Сила и контроль над имперской бюрократией. А вот наследственность, мои гены — другое дело. И аргумент о предполагаемой магической мощи моих отпрысков не может быть главным, потому что дети того же Трубецкого, рожденные Романовой, могут обрести мощь не меньшую, а даже большую.

Стоп! Какой же я идиот! Как я мог упустить столь очевидную и важную деталь! Цвет глаз и принадлежность к магии одного из семи цветов передается только по отцу, и мои дети должны быть фиолетовоглазыми! Пока Цесаревич не слег, цвет глаз детей Натальи не интересовал вообще никого, но сейчас…

Выбор мужа будущей Императрицы означает выбор Великого Рода, который наследует Престол! В теории Император может развестись с Императрицей и нарожать новых наследников, но Великие Рода их не признают, потому что семейный союз для высших аристо священен и нерушим, несмотря на измены, тайные гаремы и мелкие интрижки за спинами благоверных!

Можно зачать бастардов, причем, в неограниченных количествах, но, как показывает практика, бастарды не всегда обретают Дар!

— Приехали! — сообщает Трубецкой, и я отвлекаюсь от размышлений.

Мы выходим из лифта, и весь путь до входа в музей я вновь и вновь обращаюсь к мыслям о ситуации с наследованием и наследниками, и не могу ухватить какой-то простой и чрезвычайно важный фактор, очевидный и находящийся перед самым моим носом.

— Идем сразу к маске? — деловито спрашивает Андрей и уверенно ведет меня через ряды музейных экспозиций, не дождавшись ответа.

Музей Синих не особо отличается от нашего. Многочисленные экспонаты, исторические находки и древние фолианты меня интересуют не особо, как, впрочем, и Андрея.

— Сплошной пафос и обман для непосвященных, — сообщает он, остановившись у стеклянной витрины, в которой выставлена маска, и обводит рукой музейный зал. — Как-нибудь мы с тобой придем сюда, захватив пару бутылок вина из фамильных винных хозяйств, и я буду терпеливо развенчивать рассказанные здесь мифы!

— Ловлю тебя на слове! — отвечаю я, не в силах оторвать взгляд от цели визита.

— Она — твоя! — сообщает Трубецкой и распахивает витрину. — Пользуйся, сигнализация отключена!

Я осторожно снимаю синюю маску с бархатной подставки и прикладываю к лицу. Она садится идеально. Кожу пронизывают тысячи иголочек, Осколок на груди нагревается, и меня вновь бросает в дрожь. Все как в музее Шуваловых. Я нехотя отнимаю маску от лица и внимательно рассматриваю ее внутреннюю поверхность. По ней проносятся медленно затухающие синие сполохи.

— Ты мне друг? — спрашиваю я у Андрея, не глядя ему в глаза.

— Обычно после этого вопроса друзья просили меня о чем-то опасном, позорном или непотребном, — отвечает Трубецкой. — Правда, такие заходы прекратились лет в тринадцать, если не раньше!

— Можешь примерить? — спрашиваю я и протягиваю погасшую маску Андрею.

— Могу, конечно, но зачем? — искренне недоумевает он.

Затем берет маску из моих рук и аккуратно прикладывает к лицу.

— Не налазит, — равнодушно сообщает он через несколько секунд. — Мой нос выточен не настолько тонко, насколько — твой! И скулы слишком широки! Мама с папой недоработали!

У меня голова идет кругом. С одной стороны, взаимодействие с масками ничего не значит, это — древние артефакты, и никто не знает точно, как и для чего они сделаны. С другой — обе маски филигранно повторяют черты моего лица. Быть может, двое сыновей Разделенного были близнецами?

— Андрей, мне нужно попасть еще в один музей! — тихо произношу я. — Оранжевых, например!

— Тоже маску примерить?

— Да!

— У тебя крыша едет, бастард! — беззлобно говорит Андрей, вскидывая брови. — Здесь все древнее, как дерьмо мамонта, быть может, маска ненастоящая даже!

— Я понимаю и потому хочу сравнить!

— Обещай, что расскажешь мне все⁈

— Обязательно расскажу! Сразу, как только сам во всем разберусь!

— Ко мне ты можешь приехать и сразу потащить в музей! — продолжает ныть Андрей с едва различимой обидой в голосе. — Любой другой тебя послал бы прямиком во Тьму!

— Потому мне и нужна твоя помощь с Апраксиным!

— Прямо сейчас? — Андрей кривит губы. — А как же разговоры и драка?

— К Олегу можно и завтра съездить, а сейчас мы пойдем в спортзал, и я разделаю твою синюю задницу под орех! Без всяких прелюдий! — в шутку угрожаю я, хотя больше всего мне хочется ощутить кожей лица маску Основателя Великого Оранжевого Рода. — А после мы усядемся в твоей гостиной и будем говорить о России! Точнее, о переменах, которые ты бы вершил! Не вечно же трещать о бабах, и сексе, словно озабоченные подростки…

Мой взгляд падает на портреты, висящие рядом на противоположной стене. На одном изображена красивая черноволосая женщина с пронзительно синими глазами и в пышном синем платье, а на другом — голубоглазый мужчина с правильными чертами лица, одетый в темно-синий парадный мундир.

— Кто это? — с замиранием сердца спрашиваю я.

— Прабабка и прадед по отцовской линии, — отвечает Андрей. — В роду тогда не осталось мужчин, и ей нашли голубоглазого с редкой особенностью: его дети получали цвет глаз матери…

Андрей осекается и растерянно смотрит на меня. Точнее, смотрит в мои глаза фиолетового цвета. Цвета, который наверняка не передастся моим сыновьям и дочерям.

Лимузин Тайной Канцелярии мчит на Лубянку. Мчит для того, кто видит его снаружи, а для того, кто едет внутри, то есть для меня, он плывет, плавно покачивая бортами. Развалившись на мягком кожаном диване, я разглядываю проносящиеся за окном московские улицы и пью коньяк. Естественно, Шуваловский.

Срочный вызов от Великого Князя пришел сразу после окончания тренировки, когда мы с Трубецким зашли в раздевалку. Я даже душ не успел принять, и теперь остро ощущаю запах собственного пота, витающий в шикарном салоне.

Я думаю о своем будущем. Образ жизни аристо, о котором грезит подавляющее большинство бездарей, нравится мне все меньше и меньше. Первоначальный восторг и новизна ощущений ушли, а золотая клетка, прутья которой сдвигаются все ближе, никуда не делась.

Я стал одаренным, и теперь мне море по колено. Большинство опасностей отступило, любые покушения стали нипочем, и формально я обрел ту самую свободу, о которой мечтал. Но это лишь видимость: с двери, изолирующей золотую клетку, сняли замок. Но вместе со свободой передвижений пришла еще большая зависимость от решений сильных мира сего.

Я им интересен, и, судя по всему, мотивы у всех разные.

С Императорским Родом все более или менее ясно. Я нужен им в качестве донора спермы для Наследницы Престола и защитника собственных детей в одном лице. Женив меня на Наталье, они убивают сразу нескольких зайцев: получают сильных, и что важно — зеленоглазых продолжателей Рода, привязывают к себе лояльного консорта и лишают будущего Фиолетовый Род. Если, конечно, Великий Князь Шувалов не отыщет в еще одном Приюте еще одного Симпу.