— Популярность в Телеграфе — она такая, — говорит Трубецкой подмигивая.

— Не завидуй! — поддеваю его я, с грустью оглядывая выстроившуюся ко мне очередь.

В этот самый момент я делаю два вывода. Первый: малочисленный Род — это хорошо, а Род, состоящий из двух человек — еще лучше. Второй: жениться на девушке из Рода Красных или Оранжевых ни в коем случае нельзя — многочисленные родственники могут залобызать до смерти!

Фотосессия длится довольно долго, Юсуповы и Трубецкой терпеливо ждут ее окончания у входа в музей, а я фальшиво улыбаюсь в камеры, вспоминая приютские уроки. Улыбаюсь и гадаю: что журналюги напишут о моих многочисленных фото с юными красноглазыми прелестницами?

— Помаду с правой щеки вытри! — говорит Трубецкой у входа в музей. — Духи великих предков не оценят!

— Как раз предки оценили бы, — возражает Радослав, — своей многочисленностью мы обязаны Основателю, у него было четыре жены и тридцать восемь детей!

— Да уж, ему выпала тяжелая доля, — язвлю я, со скукой осматривая уже привычные гобелены на стенах и портреты пращуров гостеприимных хозяев. — Особенно в процессе их зачатия!

— Он работал как швейная машинка, — поддерживает меня Андрей, и на серьезных лицах Юсуповых, наконец, появляются улыбки. — Если бы все наши предки брали с него пример, большая часть мира управлялась бы цветными, а не Темными, как сейчас!

— Предлагаю тебе начать с себя! — желчно советую я и решительно направляюсь в дальний конец музея, в его защищенную зону.

Я уже знаю, что все ценные экспонаты, в том числе и посмертная маска, находятся там. Юсуповы догоняют меня уже у стеклянной витрины, в которой покоится старинный артефакт. Кроваво-красная полупрозрачная маска освещена яркими лампами под тщательно подобранными углами, отчего кажется, что свет идет изнутри стеклоподобного материала, а не снаружи.

Радослав достает из кармана пульт управления, последовательно нажимает на несколько кнопок, и с потолка опускаются четыре решетки. Они надежно блокируют нас в небольшом пространстве вокруг ценного экспоната, и лишь тогда стекло сдвигается.

— Отец настоял! — равнодушно произносит Бореслав, достает из кармана белые перчатки и протягивает их мне.

— И правильно! — подыгрывает Трубецкой. — От этих бастардов всего ожидать можно!

Шелковые перчатки я надеваю с едва заметной полуулыбкой на лице. Приложив два пальца к губам, награждаю Андрея воздушным поцелуем и поворачиваюсь к витрине лицом. Наверняка служба безопасности Рода снимает меня на множество камер во множестве же диапазонов, но после слов Шувалова о тщательном изучении маски меня это не беспокоит. Судя по всему, свечение на внутренней их стороне вижу только я.

Осторожно снимаю артефакт с подложки и медленно подношу к лицу. Я испытываю такое же волнующее предвкушение, как перед сексом с красивой девчонкой, разнятся лишь последующие ощущения. Матовый материал плотно облегает мое лицо, в кожу впиваются тысячи игл, и меня захлестывает боль, переходящая в наслаждение. Если так передаются те самые легендарные части души Разделенного, я готов принимать их раза по три в день. Вместо секса. Нет, лучше дополнительно.

С сожалением отрываю маску от лица и какое-то время наблюдаю за алыми всполохами, гуляющими по ее внутренней поверхности. Кладу маску на бархат, оборачиваюсь и вижу три гнусные улыбки.

— Села, как гондон! — замечает проницательный Трубецкой. — У тебя такая довольная рожа, будто ты только что кончил! Если дело сделано, то пойдемте прочь из этого древнего склепа!

К апартаментам братьев мы добираемся почти беспрепятственно. Почти, потому что мне приходится сфотографироваться еще с несколькими страждущими девицами.

— Слухи о твоей помолвке с Романовой сделали тебя мегазвездой рутьюба, — добродушно произносит Радослав внутри их с братом апартаментов. — На улице тебе лучше не появляться!

— Осматривайтесь пока! — добавляет Бореслав с радушной улыбкой на лице, и братья скрываются в своих комнатах.

— Смотреть здесь особо не на что, за исключением одного экспоната! — шепчет мне на ухо Андрей и тащит к двери, расположенной между комнатами близнецов. — Он покруче твоих масок будет!

Трубецкой распахивает дверь, и я вижу в глубине комнаты массивную кровать, которая в ширину в два раза больше, чем в длину. В потолке над ней вмонтировано огромное зеркало, и я невольно краснею, вспомнив свою нынешнюю спальню.

— Теперь ты точно нежилец, потому что прознал главную тайну Империи — кровать братьев Юсуповых! — говорит Андрей с ухмылкой на лице. — Зеркало над кроватью — это еще и телевизор!

— Ты подозрительно хорошо осведомлен! — доверительно произношу я и приобнимаю друга за плечи. — Три плюс три, три плюс два или три плюс один⁈ Или просто три⁈

— Урод! — возмущенно восклицает Андрей, сбрасывает мою руку и уходит вглубь гостиной.

Там он останавливается у книжного шкафа и начинает внимательно изучать переплеты старинных книг. На кончике языка вертится шутка о том, что во время многочисленных визитов к братьям он был так занят, что не удосужился ознакомиться с их литературными пристрастиями, но я благоразумно молчу.

— Не обижайся! — примирительно прошу я, останавливаясь рядом. — Я же шучу!

Трубецкой поворачивается и недоверчиво смотрит на меня. Я открыто улыбаюсь и пожимаю плечами.

— И я тебя не осуждаю…

Мне в лицо летит правый кулак Андрея, я принимаю удар левой ладонью, а правой рукой хватаю его за шею и прижимаю к себе, чтобы избежать ненужных разрушений.

— А теперь вист, друзья⁈ — синхронно вопрошают неслышно появившиеся в гостиной братья.

Мы стремительно отстраняемся друг от друга и синхронно же киваем. Юсуповы переоделись в тенниски и узкие бриджи. Настоящие аристократы, патриции до мозга костей! А я и сам дворняга, и на Трубецкого дурно влияю.

Столик для игры в преферанс расположен у окна, выходящего на Москву, но я сажусь к нему спиной и оглядываю помещение еще раз. В апартаментах братьев Юсуповых по-домашнему уютно, хотя дизайн интерьера выполнен в классическом имперском стиле.

Главные увлечения наследников Красных выставлены напоказ: это секс, книги и игра в карты. Впервые задумываюсь о том, что любое мое жилище всегда будет безликим и стерильным, если не считать удобного места за самым современным компьютером.

Преферанс — игра спокойная, даже скучная, не вяжущаяся с моим характером. Но Приют научил многому, и я могу расписать пульку. Но мне не нужны висты, мне нужны вывернутые наизнанку души наследников Великих Родов!

— Шесть пик! — начинает торговлю Радослав Юсупов и переводит взгляд на брата.

Бореслав, сидящий по часовой стрелке от него, смотрит на нас с Трубецким поверх развернутых карт, которые держит на уровне глаз и медлит с ответом. Видимо, на сильную игру он не надеется, но упускать шанс не хочет.

— Пас, — с сожалением говорит он и переводит взгляд на меня.

— В задницу Темного эти карты! — восклицаю я и бросаю их на зеленое сукно рубашками вниз. — Поговорите со мной! Спросите, как мне жилось в сиротском доме, как прошло мое детство, на что я дрочил, что чувствую, оказавшись в вашем кругу, как сосут дворовые девки и дерутся дворовые пацаны⁈ Спросите — чем живут бездари⁈ Почему вы делаете вид, будто я с вами одного круга и всегда ему принадлежал⁈ Что вам от меня нужно на самом деле⁈

Говоря все это, я не отрываю взгляд от лица Андрея, потому что в первую очередь мне нужна его откровенность. Главное — не переборщить, чтобы все не свелось к драке с этими тремя парнями, как это уже было во дворце Воронцовых.

— Ты ведешь себя также! — отвечает Радослав с ледяным спокойствием в голосе. — Ты тоже не задаешь подобных вопросов! А мы все подстраиваемся! Все, за исключением Апраксина!

— И с чего ты взял, что нам интересна твоя прежняя жизнь? — искренне недоумевает Бореслав. — Твоя и таких же плебеев, как ты…

Он осекается и смущенно замолкает. В его устах эта оговорка звучит оскорблением. Звучит в тысячу раз обиднее, чем тысячу раз произнесенное Трубецким слово «бастард». Неожиданно приходит осознание, что за такое я могу вызвать на дуэль. И осознание приходит не только ко мне. Трубецкой встает из-за стола и картинно кланяется застывшим в оцепенении Юсуповым.