— Говори громче и разборчивей, смерд! — разорялся тем временем Мелвин. — Мы не собираемся выслушивать здесь невразумительный бред!

— Итак, ты заявляешь, что осквернил статую своим недостойным Протектора подаянием исключительно из-за глубокой нужды? В то время, как твой сосед, жестянщик… э-э-э… Фисун, показал под присягой следующее: не далее, как в прошлом месяце ты нанял в свою лавку двоих работников и собираешься открыть еще одну — у Медных Ворот. — Мелвин осуждающим жестом воздел к потолку мясистый указательный палец.

— Наветы всё, ваша светлость, грязные наветы… — забормотал мужчина, немного повысив голос, но по-прежнему трясясь от страха. — Фисун этот злобу на меня затаил, потому что я, мол, покупателей у него перебиваю! Моя посуда-то куда дешевле обходится, а так она ничем не хуже, чем у него, да…

Бастиан с трудом подавил зевок. «А ведь это утро так хорошо начиналось», — подумал он с нарастающим раздражением. Нужно было, наверное, все-таки послушать Советника и ехать сразу.

Мелвин продолжал сыпать обвинениями:

— Кроме того, ты сопротивлялся своему задержанию и дерзновенно применил силу против городских стражников: в частности — по отношению к присутствующему здесь Брунсу! — он указал на одного из подпирающих Лисандра по бокам солдат, широколицего малого с торчащими во все стороны неровно остриженными соломенными волосами и желтоватым синяком под глазом.

— Ваша светлость, если мне будет позволено, — виновато проговорил тот, — мы и сами там малость переборщили, конечно, когда брать его пошли. Дверь выбили, да и бока ему немного намяли сходу… похмелье с утра мучило, осмелюсь доложить. А он руками-то отмахивался, да и задел меня немного по физиономии…

Герцог нарочито громко прочистил горло — на жирном лице Мелвина, вопросительно посмотревшего в его сторону, отчетливо проявилась досада: простолюдины частенько выгораживали друг друга перед Высокородными, и даже солдаты не были здесь исключением. Герцог прекрасно отдавал себе отчет в том, что его народ не испытывает особой любви к своим повелителям: да что уж там, большинство из этих людей их попросту боится, а некоторые так и ненавидят. Свою задачу он видел в том, чтобы первых было как можно больше, а вторых в идеале не стало бы совсем. Заслужить же любовь подданных Бастиан Пятый не стремился вовсе: подчиняться и служить, вот каким было предназначение простолюдинов в этом мире — а чувства их были ему абсолютно безразличны. Герцогу хватало и проблем со своими сородичами, не хватало еще заботиться об эмоциональном состоянии низшей расы.

Этот процесс начинал его сильно утомлять: Бастиан поерзал в своем кресле и жестом подозвал к себе кузена.

— Мелвин, — вполголоса проговорил он, — заканчивай эту тягомотину. Пускай заплатит штраф и катится восвояси. Зачем ты его сюда вообще притащил? У меня нет времени разбирать такие мелочи.

Начальник полиции вытер со лба обильно проступивший там пот.

— Ваше высочество, кузен, это еще не все. Позвольте мне зачитать основное обвинение, по поводу оскорбления Высокого Рода. Поверьте мне, этот человек заслуживает сурового наказания за свои отвратительные высказывания!

— Ну хорошо, читай, только не тяни, ясно? — герцог мановением руки отпустил Мелвина и посмотрел на своих придворных, расположившихся на нижних рядах помоста: большинство из них о чем-то негромко переговаривались друг с другом, явно не проявляя никакого интереса ни к старьевщику, ни к его недоимкам.

Обвинитель вернулся на свое место и поднял руку, призывая присутствующих к молчанию.

— Третий пункт обвинения по делу старьевщика Лисандра: оскорбление Высокого Рода словом! Как подтверждают многочисленные свидетели, в том числе гвардейцы его высочества, — Мелвин окинул собрание многозначительным взглядом, — этот человек неоднократно изрыгал хулу на своего повелителя, герцога Бастиана, а равно же и на всех Высокородных! Будучи задержан по обвинению в осквернении государственной святыни он, во время своего препровождения в темницу, в присутствии изрядного количества народа, произносил следующее: «Недолго, мол, упырям этим нами править, попомните мои слова! Придет Дракон и избавит вас всех от серого герцога и его прихвостней! Дракон, избавитель наш, уже в пути!»

В зале мгновенно воцарилась полнейшая тишина. Герцог буквально кожей чувствовал тот неприятный холодок, что пробежал сейчас по спине каждого из присутствующих здесь Высокородных при упоминании змея. Он выпрямился в своем кресле и знаком приказал Мелвину продолжать. Тот уничтожающе глянул на старьевщика:

— Как ты будешь оправдываться на этот раз, обвиняемый? Слова, сказанные тобой, слышали по меньшей мере пятьдесят свидетелей, и для меня это звучит, как государственная измена!

Мужчина вдруг странно преобразился лицом, глаза его засверкали какой-то безумной яростью:

— Говорил, да, и еще скажу! — голос его почти срывался на визг. — Избавитель-то наш близко, совсем близко, во сне мне являлся и обещал: «приду, мол, и спасу вас всех от серолицых!» Грядет смена цикла, дни ваши сочтены уже!

Стражники, с округлившимися от ужаса глазами, попытались зажать Лисандру рот, но герцог властным окриком остановил их: ему вдруг стало не по себе — вспомнился утренний разговор с Советником.

Старьевщик продолжал выкрикивать свои дикие речи, брызгая слюной в сторону помоста:

— Недолго нам страдать-то от вас осталось! Народ все видит, все понимает — а вы как думали? Терпение-то не вечное у нас! Дракон придет, и всех на копья поднимем, вурдалаки поганые, мрази! Как один встанем, нам только свистни! — он вдруг задергался в руках стражников, и грузно осел на пол с закатившимися глазами и пеной у рта.

В рядах придворных поднялся негодующий ропот; Мелвин молчал, выжидающе посматривая на герцога — тот поднялся со своего места, прямой, как копье и яростно-холодный.

— Полагаю, мы услышали достаточно, кузен. — Он оглядел присутствующих жестким взглядом темно-багровых глаз. — Этот человек безумен, но он ответит за все, сказанное им, сполна. Я жду вашего вердикта. — И герцог снова уселся в свое кресло, чувствуя нарастающую внутри волну бешенства.

Придворные поспешно повскакали со стульев и собрались вокруг Мелвина, возмущенными голосами обсуждая услышанное. Гвардейцы по обе стороны от двери сохраняли невозмутимое выражение лица, а вот стражники-простолюдины, неловко топтавшиеся около лежащего на полу без чувств Лисандра — те ощущали себя явно не в своей тарелке.

Обсуждение не заняло много времени — через пять минут Высокородные вернулись на свои места, а обвинитель, обращаясь к герцогу, звучным голосом зачитал решение:

— Малый Судебный Совет выслушал обвинения, равно как и доводы обвиняемого в свою защиту — и постановил: старьевщик Лисандр невиновен по первому и второму пунктам, однако виновен по пункту третьему.

— Какое наказание предусматривает судебный кодекс за оскорбление Высокого Рода словом и подстрекательство к мятежу, кузен? — ровным, как отточенное лезвие меча, голосом проговорил герцог.

— Пятьдесят плетей за оскорбление, пятьдесят за подстрекательство и пожизненный каменный мешок, ваше высочество, — ответил Мелвин.

Бастиан снова встал.

— В этом случае я решил ужесточить наказание. Приведите его в чувство.

Стражник Брунс со всех ног бросился к стоявшему в углу ведру с водой и опрокинул его над Лисандром — тот заворочался и застонал, безумно оглядывая зал суда и неловко пытаясь подняться на ноги. Солдаты снова схватили его под руки и приподняли над полом, словно мешок картошки, заставив смотреть в сторону герцога.

— Старьевщик Лисандр! Согласно вердикту Малого Судебного Совета я признаю тебя виновным в государственном преступлении особой тяжести и приговариваю к смертной казни через повешение. Приговор привести в исполнение публично, не позднее завтрашнего утра. Я все сказал. — Герцог спустился с помоста вниз и направился к выходу, не обращая больше никакого внимания ни на приговоренного (который, скорее всего, так и не понял, что с ним произошло), ни на ошарашенных придворных. Минуя Мелвина, он бросил тому на ходу: