– Михаил Васильевич, у вас все в порядке? – в приоткрывшуюся дверь просунулась озабоченная физиономия Лукьянова. – Фрадштадтцы спускаются в шлюпку.

– Да и черт с ними, – равнодушно ответил я.

– Так ведь кто знает, что у них на уме? Если вдруг решат повоевать прямо сейчас, так я предпочел бы скорее оказаться на нашем корабле!

Замечание Игната было не лишено здравого смысла: не стоило так уж полагаться на свои расчеты и ожидать от противника действий, продиктованных логикой. Тем более что на фоне огромного линейного корабля два фрегата выглядели не солиднее, чем хорохорящиеся подростки рядом с матерым бойцом. Линкор превосходил наши с доном Стефано корабли как по размерам, так и по огневой мощи и численности экипажа. Не то чтобы из-за всего этого исход боя можно было считать заранее предрешенным, но что нам придется очень нелегко – это точно.

– Ты прав. Попрощаемся с доном Стефано да быстрее отправимся по своим делам. С фрадштадтцами разбираться придется, но лучше делать это не здесь и не сейчас.

Безумно жаль, что невозможно находиться одновременно в двух местах! Иначе я ни за что не упустил бы шанса воочию понаблюдать за форменным разгромом, учиненным объединенными силами наших военно-морского и воздушного флотов эскадре небезызвестного фрадштадтского пирата. Без накладок, естественно, не обошлось, иначе не пришлось бы еще в течение пяти часов гоняться в прибрежных водах за пытавшимися ускользнуть морскими разбойниками, но лучше уж так, чем дать кому-то из них уйти или потерять в пылу боя свои корабли.

Начать следует с того, что архипелаг, который криольцы называли дю Конти, а мы упрощенно, на таридийский лад – Дюконти, состоял из россыпи необитаемых скал и располагался на широте Западного Ратанского хребта в шести-семи километрах от берега. Поскольку ни земли, ни пресной воды там не имелось, острова Дюконти особенно не интересовали ни нас, ни криольцев. Даже на отменной рангорнской карте архипелаг был обозначен лишь по внешним контурам, а значит, даже соплеменники дона Диего не стали тратить время на его детализацию. Зато, как оказалось, его внутренние проливы прекрасно изучили и приспособили под свои нужды пираты, в частности Рыжий Джек.

Если быть до конца точным, то Джек Стэнтон числился во Фрадштадте вполне себе законным корсаром, имел соответствующий патент и более или менее честно отчислял долю прибыли в казну колониальной администрации. Но мне было абсолютно наплевать на его бумаги с печатями и статус в Ньюпорте. Будучи наслышан о величине причиняемого Рыжим ущерба таридийским торговцам, я без всяких колебаний объявил его пиратом и назначил награду за его голову.

Правда, последние пару лет Стэнтон практически не наведывался в северные широты, предпочитая промышлять более безопасной работорговлей, но, когда пришла информация, что Рыжего Джека вместо экспедиции в Престон готовят к походу в противоположном направлении, догадка сразу закралась в мою голову. Ну а воздушная разведка без особого труда обнаружила шесть кораблей, так удачно притаившихся внутри архипелага Дюконти, что были совершенно не видны ни с моего пароходофрегата, проследовавшего накануне дня встречи между скалами и побережьем, ни с посланных на охоту кораблей, заходивших со стороны открытого моря.

Выставленные на скалах наблюдатели Рыжего Джека, конечно, заметили подходящую со стороны океана тройку линейных кораблей и сразу забили тревогу. Однако главари пиратского засадного отряда слишком верили в надежность своего укрытия, потому решили пересидеть там, подождать, пока так некстати появившиеся линкоры уберутся восвояси. Что ставка Рыжего Джека на «отсидеться в укрытии» не сработала, стало ясно через несколько часов, когда линкоры блокировали острова Дюконти со стороны моря, а с севера и юга к ним присоединились четыре фрегата в сопровождении шести галер с морской пехотой.

Руководившему операцией с борта дирижабля князю Григорянскому было прекрасно видно, как заметались в панике пиратские корабли во внутренних проходах архипелага, но убегать уже было поздно.

Первый удар был нанесен с воздуха. Открывшиеся днища бункеров, расположенных в нижней части гондол, отправили в свободный полет сотни металлических стрелок. Эти стрелки фактически представляли собой заостренные штыри длиной около двадцати сантиметров с расплющенным хвостом-стабилизатором. Оружие получалось простое, но весьма действенное. Падая с высоты нескольких сотен метров, такая стрелка была способна пробить насквозь всадника вместе с лошадью. На попавших же под такой обстрел кораблях защитой от этого металлического дождя не могли служить даже толстые доски верхней палубы.

Короче говоря, урон пиратам был нанесен чувствительный, и, если бы не проблемы с прицеливанием с высоты дирижабля, вполне возможно, что этого оказалось бы достаточно для полного разгрома. Но мы прекрасно знали достоинства и недостатки дирижаблей, потому план строили многоступенчатый, с подстраховкой.

Пока аэростат заходил на разворот, в буквальном смысле пользуясь высотой своего положения, линкоры со своих верхних палуб в течение часа забрасывали запертые среди скал пиратские корабли ядрами и зажигательными снарядами. При этом существенно меньше возвышавшиеся над водой фрегаты и бриги противника не имели возможности ответить тем же – стреляющие исключительно в горизонтальной плоскости корабельные пушки не могли перебросить снаряды через верхушки скал.

Когда же люди Стэнтона убедились, что свободно ускользнуть из этой каменной западни не получится, и нацелились было на согласованный прорыв, сверху на них посыпался теперь уже град зажигательных снарядов. Этой атакой экипаж дирижабля вызвал форменное замешательство в рядах пиратов. Момент для общего прорыва был упущен, один бриг вскоре оказался объят пламенем, а команда фрегата допустила ошибку в управлении, налетев на скалы.

В какой-то момент поле боя так затянуло дымом, что ни наносить удары с воздуха, ни корректировать огонь наших кораблей стало невозможно, визуальный контакт, на котором держалось взаимодействие морских и воздушных сил, оказался временно утерянным. Хорошо, что руководивший эскадрой контр-адмирал Краснов проявил инициативу, отправив в атаку галеры.

Гребные суда с малой осадкой без труда вошли во внутренние проливы маленького архипелага и буквально за час взяли на абордаж два фрегата и бриг. Лишь один бриг, набравшись наглости, рискнул выбраться через какой-то проход в сторону открытого моря. Его бортовой залп был сделан скорее из страха, чем в надежде сколько-нибудь серьезно навредить линейному кораблю, который ответными выстрелами нанес существенный урон такелажу противника. В результате дерзкий беглец не мог развить высокую скорость и спустя два часа вынужден был сдаться пустившемуся вдогонку фрегату «Северный ветер».

Таким образом, пиратская эскадра Рыжего Джека прекратила свое существование. Плененные пираты были отправлены в тюрьму Соболевска, где их ожидало долгое общение с дознавателями и суровый, но справедливый приговор таридийского суда. Оставшиеся на ходу корабли были доставлены в бухту Петровска, а к сильно пострадавшему от огня бригу и нанизанному на камни фрегату отправились ремонтные команды.

Вот так, не без огреха, но в целом легко и непринужденно удалось разрушить коварный план губернатора Ричмонда, заодно лишив его очередного инструмента воздействия на соседей по материку. Кроме всего прочего, ему пришлось еще несколько недель оставаться в неведении относительно судьбы бесследно пропавшей эскадры, а потом кусать локти в бессильной ярости и срочно перекраивать планы намечающейся военной кампании.

Я же без проблем вернулся в Петровск, откуда незамедлительно отправился к Скалистому озеру и дальше – в новый форт Фоминский, активно строящийся сейчас километрах в пяти южнее бывшей фрадштадтской крепости, где имел возможность вполне спокойно готовиться к новой встрече с Ричмондом в течение двух недель.

Как уже упоминалось ранее, Ратанский проход не являлся ущельем, в котором можно укрепиться и бесконечно долго обороняться даже малыми силами. Соединяющая южную и северную части континента горловина на самом деле имела в ширину от двадцати до тридцати километров, и ни быстро перегородить, ни прикрыть войсками на постоянной основе такую протяженность новой границы не представлялось возможным. С другой стороны, и классической долиной или плоскогорьем эту местность тоже назвать нельзя из-за тех же размеров, пересеченности и приличного перепада высот. На мой непросвещенный взгляд, это была группа небольших долин, ограниченных с востока и запада склонами Ратанских гор и разделенных холмами и скальными образованиями. При этом некоторые из них могли похвастаться буйной растительностью, в то время как другие выглядели довольно уныло из-за нагромождений камней и почти полного отсутствия зелени.