Минут через десять слева, неподалеку от расположения штаба, раздались крики боли и ругань – выстрелом разорвало минометный ствол, серьезно поранив обслугу. Не сдержав раздражения, я чертыхнулся, помянув незлым тихим словом качество металла. На самом деле кузнецкие металлурги трудились в поте лица и за последнее время сделали весьма приличный шаг вперед. Минометы стали гораздо надежнее, и их стволы теперь разрывало не в пример реже прошлой военной кампании против сборного войска улорийцев, но все же случалось и такое. Что ж, нет предела совершенству, нужно будет сообщить на оружейную мануфактуру.

Слава богу, больше подобных инцидентов сегодня не случилось, и вскоре я приказал прекратить обстрел. В наступившей тишине неестественно громко захрустел снег под копытами конной разведки, устремившейся вперед.

Но едва разведчики стронулись с места, до наших ушей донесся уже такой знакомый боевой вой хошонов. А спустя несколько мгновений из теснины выметнулась вражеская кавалерия.

По первоначальному замыслу на этот случай дожидались своего часа пушки, заряженные картечью, однако сравнительно небольшое количество хошонов – всего сотни две или две с половиной – и вопрошающий взгляд командира кирасир ротмистра Зайцева решили вопрос в пользу тяжелой кавалерии.

Несоответствие фамилии кирасирского предводителя его внешнему виду и занимаемой должности уже давно стало в армии притчей во языцех, да и по всей столице провинции уже вовсю ходила шутка, что «не дай бог встретиться с таким “зайцем” в темном переулке». Двухметрового роста, с холодным взглядом глубоко сидящих серых глаз и носом-крючком, придающим его лицу хищное выражение, ротмистр скорее заслуживал фамилии Коршунов, Ястребов или чего-то в этом роде. Однако вся эта гора мышц в отполированных до зеркальности стальном шлеме и кирасе имела от рождения фамилию Зайцев, и поделать с этим ничего было нельзя.

Впрочем, Зайцева совершенно не беспокоило, что о нем думают окружающие. Человеком ротмистр был спокойным, увлеченным своим делом, и в развитии своего подразделения принимал самое деятельное участие, продолжая тем самым начинание царевича Алексея, создававшего практически с нуля таридийскую тяжелую кавалерию.

Честно говоря, я сам относился к этому начинанию достаточно скептически. Не отрицая в принципе значения кавалерии для данной исторической эпохи, я бы с большим удовольствием заменил замечательных четвероногих животных на механических бронированных монстров, но пока не имел возможности это сделать. Тот же путь, по которому пошел младший царевич, я и вовсе считал регрессивным, поскольку в эпоху начала расцвета огнестрельного оружия одевать в доспехи всадников и лошадей, да еще вооружать их пиками было явным откатом к средневековью. Однако же то, что в сражении под Корбином наши кирасиры проявили себя чертовски хорошо, являлось неоспоримым фактом, так что в данном случае я вынужден был признать свою неправоту. Ну и в награду за это я подарил Зайцеву идею «крылатых всадников».

Всякого рода специалисты до сих пор спорят о назначении крепившихся к седлу польских крылатых гусар пернатых конструкций, имитировавших крылья. Кто-то уверяет, что они были всего лишь декоративным элементом, кто-то считает, что во время скачки крылья издавали своеобразный звук, устрашавший противника, а кто-то заявляет, что крылья дополнительно защищали всадника от рубящих ударов в спину. Я же думаю, что правда кроется где-то посередине, то есть некоторую пользу приносили все перечисленные доводы, но ни один не был решающим.

Так вот, благодаря моей подсказке и энтузиазму ротмистра Зайцева у нас появились крылатые кирасиры. Только вот боевого крещения у нового вида кавалерии пока не было, и просто грех было не воспользоваться предоставляющимся шансом. Так что проигнорировать полный безмолвной мольбы взгляд кирасирского командира я просто не мог.

– Давай! – отдал приказ я и в подтверждение своих слов еще махнул рукой, поскольку Зайцев, находясь у последней линии своих кирасир, не мог расслышать мои слова. Зато жест понял отлично и, расплывшись в широкой улыбке, тут же помчался к передним рядам своих подчиненных, на ходу отдавая команды.

– Дугин, Востриков, идете за кирасирами, – обратился я к командирам гусарских эскадронов.

Классика жанра – тяжелая кавалерия пробивает брешь в рядах противника, куда тут же проникает кавалерия легкая, не давая ошеломленному противнику опомниться, рубит, режет, гонит прочь с поля боя.

Кирасиры медленно двинулись навстречу туземной коннице, постепенно набирая скорость по мере сближения. И воинственные хошоны напряжения не выдержали, начали на ходу разворачивать коней задолго до столкновения. Выходит, что вид неотвратимо надвигающихся всадников в тускло поблескивающих в лунном свете кирасах, на огромных конях в защитных пластинчатых передниках способен вселить страх даже в бесстрашных туземцев. Но поворачивать им было поздно – спустя пару мгновений две конные массы встретились.

У хошонов изначально было совсем мало шансов противостоять тяжелым всадникам, передние ряды которых были вооружены пиками, а тут еще не вовремя затеянный маневр привел их в состояние полупозиции. Так что не успевшую полностью выйти из теснины туземную конницу просто снесли с дороги. Немногие успевшие отскочить на склоны холмов всадники тут же попали под сабли быстрых и маневренных гусар.

– Наблюдателей на холм, пехота – вперед!

Артиллерия пока была оставлена на месте: на тот случай, если вдруг пехоте и кавалерии придется отступать, канониры и минометчики помогут сбросить противника с хвоста. Но это вряд ли, не думаю, что туземцы после такого огненного шквала будут на что-то способны.

И я оказался совершенно прав. К тому моменту, когда я в сопровождении свиты поднялся на вершину холма, в скрытой за ним долине все было кончено. Нашим взглядам предстали порядком перепаханное разрывами снарядов поле, дымящиеся головешки разметанных костров, ошметки шатров, мечущиеся среди этого беспорядка обезумевшие лошади. Ну и груды тел, куда же без них – на войне как на войне.

Уцелевшая часть вражеской армии без оглядки удирала в южном направлении, преследуемая нашей кавалерией. Правда, определить численность ушедших от возмездия хошонов было затруднительно, потому увлекаться этой погоней не следовало. А ну как туземцы поймут, что их гораздо больше, чем преследователей, и найдут в себе силы организоваться для контратаки?

– Труби отбой кавалерии! – со вздохом сожаления приказал я горнисту.

Жалко. Будь у меня под началом тысяч шесть-семь кавалеристов, с этой хошонской бандой точно было бы покончено. Преимущество в артиллерии – это хорошо для обороны или крупного сражения, но для борьбы с многочисленной мобильной кавалерией нужно что-то такое же мобильное.

– Ваше сиятельство, смотрите! – взволнованно воскликнул один из адъютантов, указывая рукой в сторону наших начальных позиций.

У меня екнуло сердце от нехорошего предчувствия. Неужели какая-то часть противника обошла холмы с востока и оказалась у нас в тылу? Резко обернувшись, я облегченно выдохнул – никаких врагов там не было. С севера к полю битвы величественно подлетал дирижабль.

– Эх, мне бы сотовый телефон! Или хотя бы рацию… – прошептал я, жалея, что не могу прямо сейчас скорректировать задачи для аэростата.

Но Шепель и так прекрасно понимал, что нужно делать. Не тратя времени на остановки и уточнения, он сразу направил воздушное судно вдогонку за удирающими хошонами. И минут через десять вдалеке послышались звуки новых разрывов. Теперь можно было быть абсолютно уверенным, что Карайская равнина очищена от незваных гостей с юга. Можно было приступать ко второй фазе операции.

– Держи, Уилл, – на стол перед сухощавым русоволосым Уильямом Свифтом с приятным звоном плюхнулся солидных размеров кошель, – это разделишь между парнями. Только проследи за дисциплиной, дня через три они нам могут понадобиться.

– Джон! Ты просто гений! Ты просто чертов гений! – Уилл восхищенно воззрился на командира. – Скажу тебе честно: никто не верил, что провернешь-таки эту сделку полностью!