Оказалось, что загодя ночью воины Кадингирры перенесли камнеметы на небольшие плоты и спустили их вниз по течению. А теперь, прикрытые наспех сколоченными щитами, боевые машины армии Хаммурапи крушили Малгиум со стороны реки – с той стороны, откуда никто не мог ожидать атаки. Более того – камнеметы атаковали не восточную стену, чью кладку так упорно лизали воды Идигны, а южную – ту, которую атаковало войско.
Сначала защитникам Малгиума этот маневр показался, мягко говоря, странный. Но когда первый же залп обрушил внутренние укрепления над главными воротами, Гунгунум понял, что он, вероятно, уже не сможет удержать город. Камнеметы каким-то немыслимым образом были пристреляны. Лучники честно пытались их достать, но редкие стрелы, что долетали до плотов, вонзались в деревянные щиты. И в тоже время он не мог пресечь пешую атаку Хаммурапи, потому что его лучники на южной стене находились в постоянной опасности угодить под снаряды камнеметов.
К тому моменту, как Гунгунум сумел наконец перегруппировать своих воинов в более выгодную формацию, разрозненный строй Кадингирры уже вплотную подошел к южной стене. Теперь стало ясно, как они собирались пробить ворота без тарана. За них это сделали камнеметы, атакующие с другой стороны. Загадкой оставалось лишь одно – как они били столь точно? С такого вектора инженеры попросту не могли пристреляться так быстро!
Но для обреченных защитников это уже не имело значения.
Когда бревенчатые створки треснули, Ниску послал стрелу в образовавшийся проем и та угодила в шею одному из воинов Малгиума. Военачальник достал новую стрелу и полоснул острием наконечника по своему высунутому языку. Старый воинский обычай Кадингирры – первый проливший вражескую кровь в битве, отдавал несколько капель собственной в дар богам, чтобы они и дальше благоволили ему. Да только в то утро боги едва ли выступили на стороне воинов Хаммурапи.
Царская армия вошла в Малгиум и даже сумела захватить превратную площадь, но почти сразу уперлась в череду узких городских улочек, паутиной разбегавшихся во все стороны. Солнце медленно начало свой путь по небосводу, а воины Хаммурапи так и не продвинулись ни на шаг. Они бились славно и выменивали одного своего за двух врагов, но этого было недостаточно. Гунгунум упорно не хотел отдавать и пяди своей земли вероломному правителю Кадингирры.
Ниску сражался двумя клинками, как легендарный северный воин. Хаммурапи сломал уже три копья и теперь достал из-за пояса короткий меч. Царь рычал, словно песчаный демон и его ярость была понятна любому из бившихся рядом воинов. Они все алкали победы. Каждый разил врага с непревзойденным умением и каждый знал, что войско Кадингирры победит.
Но враг не хотел сдаваться. И его тоже можно было понять. Посол, направленный в Малгиум с предложением сдачи, нашел здесь свою смерть. Гунгунум запоздало понял, что это было его самой большой ошибкой. Воины Хаммурапи не просто брали штурмом очередной город. Они мстили за неуважение и предательское убийство неприкосновенного.
Защитники города отлично понимали, что если они дадут слабину и отступят – никому не выжить. Все люди в городе будут убиты. Дети и женщины тоже, потому что каждый в ойкумене знал, что ребенок врага – будущий воин врага. А женщина врага может рожать лишь врагов. Так что малгиумцы бились до последнего, знали – отступать им некуда.
И в этот миг, который должен был стать мигом триумфа Хаммурапи, им овладело безумие. Черный гнев затмил его взор. Он отбросил щит, выхватил второй клинок и бросился на строй защитников. Ниску занял место по правую руку от своего царя, выкрикнув короткую команду Ишуку. Его первый заместитель прикрыл владыку слева, остальные воины сплотились вокруг них и ринулись в бой с утроенной яростью.
Хаммурапи получил несколько легких ранений, Ниску задели дважды – мечом в бок и копьем в плечо. Они ревели в безумии боя, и рев их отражался от щитов и лиц воинов Малгиума, которыми тоже овладело боевое неистовство. И в этот миг апофеоза войны где-то на границе миров что-то треснуло, будто гром, предвещавший бурю, громыхнул вдалеке. Но тот далекий гром был столь оглушительным, что каждый воин, бившийся в стенах древнего города, ощутил его дрожащий отзвук в своей голове.
Никогда раньше Хаммурапи не призывал богов на помощь, но здесь, в проклятом Малгиуме, царь понял, что может проиграть битву, которая должна (обязана!) стать первой ступенью на пути к возвышению Кадингирры. И в боевом остервенении он исступленным воплем обратился к неодолимой мощи вселенского гнева, к самой стихии разрушения, к имени войны, что ведомо каждому смертному. Ниску, Ишук и остальные воины присоединились к своему владыке в порыве неудержимого натиска. Все они были в тот миг частью целого, и все мыслили об одном, все желали одного.
Так родился бог – бог войны. Его создала концентрированная мощь воинства Кадингирры, жаждавшего лишь одного – жестокой, кровавой, бескомпромиссной победы. Войны. Разрушения. Неистовый дух, сотканный из ярости и воинского мастерства, боевого азарта, хаоса и непредсказуемости, воплотился в незримую сущность над полем битвы и сделал свой первый вдох, втянув в себя потоки окровавленного эфира. Он впитывал в себя волны знаний о мире, в котором оказался, он учился и осознавал, в первую очередь – себя самого.
Сердце, бешено колотившее в грудную клетку Хаммурапи, успело сделать лишь один удар, но для бога он слился в мириады лет, за которые он узнал все, что ему было нужно знать. О да, пройдут еще века и тысячи лет, пока он откроет все свои возможности и станет одним из сильнейших богов этого мира. Но на тот момент он понял главное – земля, что лежит перед ним, создана для войны.
Он предстал перед Хаммурапи иллюзорным призраком, но столь велика была его внутренняя сила, что царь мгновенно понял – кто перед ним. Владыка Кадингирры воодушевился и его аура вспыхнула багровой волной, накрывая воинов вокруг. Он ушел от копья, нанес рубящий удар левой рукой, увернулся в пируэте от вражеского клинка и полоснул врага снизу-вверх вторым клинком. А затем ввинтился меж двух щитов и оказался за спинами первого ряда оборонявшихся.
Внезапно рядом оказался Ниску, единственный, кто мог сравниться с Хаммурапи в воинском искусстве. Царь Кадингирры подивился – неужели они вдвоем разорвали строй воинов Малгиума? Но нет, с ними был Ишуку, пронзенный насквозь вражеским копьем он двигался впереди, сея хаос и разрушение. Третий по мастерству воин Кадингирры бился всем, что попадало ему под руку, и вел за собой карающую длань Хаммурапи.
Он вырвал копье из своего тела, переломил его о колено и поразил им двух вражеских воинов, одного – наконечником, другого – острием обломка. Затем выхватил клинок одного из них и метнул его во впередистоящего врага, пробив его грудную клетку навылет вместе с доспехом. Пока сраженный падал, Ишуку оказался рядом с ним и подхватил из ослабших рук длинный меч и короткий боевой нож. Мечом он начисто отсек голову ближайшему противнику, изогнулся, уходя от сабельного удара, и со смачным хрустом вогнал нож в подбородок следующего воина.
Он шел, убивая все на своем пути, а Хаммурапи и Ниску двигались за ним, десятками сражая не верящих своим глазам врагов. В образовавшийся пролом в стене малгиумских щитов втекло остальное войско и началось истребление.
Город был разорен и сожжен, а тех, кому удалось бежать, Хаммурапи запретил преследовать. Напротив, сказал владыка Кадингирры, пусть живут, пусть возвращаются, пусть отстраивают город заново. Тогда, спустя годы, он снова придет к ним, и снова оставит от Малгиума лишь пепел и оплавленный камень. И так будет повторяться до тех пор, пока однажды никто уже не посмеет вернуться на испепеленные руины.
Хаммурапи не сразу понял, кем стал Ишуку. Он вообще мало что понимал, пока не вонзил клинок в грудь Гунгунума, последнего из правителей Малгиума. Много позже, к вечеру, когда царь потягивал вино в компании Ниски, сидя в своем шатре за стенами догоравшего города, из которого все еще доносились предсмертные крики, Ишуку присоединился к ним, и нельзя было не обратить внимания на смертельную рану от копья в его груди.
