Но откуда в митреуме лимбовская монстрота? Нет, здесь что-то другое. Карн почувствовал присутствие существа, но Эрра будто специально не давал ему сфокусироваться на новых ощущениях, сбивая ментальный взгляд парня волнами грубой энергии. А потом к первому запаху добавился еще один, за ним пришел третий, и почти сразу четвертый. Зал Стали наполняли сущности, и с каждым мгновением их становилось все больше. Зачем? Что происходит?..

– Выбирай! – выкрикнул бог войны, внезапно прервав монотонный гул заклинания. Давление его силы тут же исчезло.

– Выбирай! – эхом повторил Локи, также оборвав свой речитатив.

Карн замкнулся на себе, он больше не дышал, не чувствовал Ра. Осталась лишь его суть, столь же обнаженная, как и приютившее ее тело, сидящее в коленопреклоненной позе посреди каменного зала. Он выплеснулся ввысь и разлился в стороны, словно поток, внезапно исторгнутый земными недрами, опьяненный свободой и не знающий преград. Он заполнил собой весь зал, и хотел двинуться дальше, но остановился. Нет. То что ему нужно находится здесь.

Он заметался, безглазный, но видящий все и вся. Пробежал истинным взором по каждому клинку, по каждой рукояти, а потом, когда собрал себя в центре зала для отчаянного рывка, неожиданно ощутил кровавую пульсацию за своей спиной. Здесь были сотни сущностей, но обернувшись и глядя одновременно во все стороны, он безошибочно определил единственную. И тогда все растворилось в вакууме ментального безмолвия. Все, кроме пульсации, которая обрела форму кроваво-огненной тени с человеческими очертаниями. Потом очертания смазались и тень стала клинком с односторонней заточкой и круглой гардой.

Карн коснулся меча своей сутью, стал его частью, растворился в нем. Призрачный огонь ворвался в его душу и в его плоть, принося с первой волной безмерное наслаждение, а со второй – невыразимые страдания. Он закричал и сам не услышал своего крика. Лишь что-то липкое заструилось по щекам и губам его похолодевшего умирающего тела.

Карн открыл глаза и лихорадочно втянул воздух в легкие, которые не сокращались больше получаса. Он вновь был здесь, в центре Зала Стали. Из его глаз и носа сочилась кровь, каждую кость ломило, мышцы сводили мелкие судороги.

– Не помер? – это был Локи. Он вновь удивительно точно копировал Песочного человека. – Поразительно живучие создания эти смертные! Порой выживают там, где даже богу пришел бы каюк.

– Не лезь, – оборвал его Эрра. Он протянул парню лоскут серого льна. – Карн, ты в порядке? Ты выбрал?

– В порядке, – откликнулся парень, стирая кровь с лица. Он чувствовал себя ужасно, но тело быстро приходило в норму – спасибо митреуму. – И да, я выбрал.

Он поднялся и нетвердой походкой пошел через зал. Локи и Эрра молча следили за тем, как он шлепает по каменным плитам босыми ногами, двигаясь к западной стене. Подойдя к ней на расстояние вытянутой руки, Карн плавным, но уверенным движением снял с металлических крюков длинный изящно изогнутый клинок в простых деревянных ножнах, обтянутых красной кожей. Двуручная рукоять меча была обмотана тонким кожаным шнурком, тоже – кроваво-красным. И гарда была красной, небольшая круглая… цуба, вспомнил Карн.

– Ептыть! – присвистнул Локи. – Никогда б не подумал!

Эрра подошел к Карну, который так и стоял в чем мать родила и не отрываясь смотрел на меч. Свой меч.

– Не скрою, ты нас удивил, – тихо сказал бог войны. В его голосе слышалось замешательство. – Ты знаешь, что это?

– Да, – твердо сказал Карн, любуясь оружием. – Я не знаю, как он называется. И его история мне тоже не известна. Но мне ведома его суть, которая теперь – моя. Я знаю, кем он был НАПОЛНЕН. Я говорил с ним. Теперь он – мой.

– Это тати, в Японии его иногда называют дайто, – пояснил Эрра, медленно переводя взгляд с Карна на его новый меч. – Но тип клинка не имеет значения. Важно, что это последний сохранившийся меч Мурамасы, легендарного кузнеца Поднебесной, чей талант мог сравниться лишь с его безумием. Он заключил сделку с Хатиманом, древнеяпонским богом войны, и тот наделил его клинки великой силой, поселив в них тэнгу, могучих существ с непредсказуемым нравом. Оружие Мурамасы разило без промаха, такой меч удесятерял силу воина, который держал его в руках. Но дар Хатимана имел оборотную сторону. Клинок, некоторое время лежавший без дела, начинал сводить с ума своего обладателя. В итоге, тот либо убивал себя, либо начинал убивать всех вокруг. Меч требовал крови, ибо лишь кровь могла насытить жестоких тэнгу. При Токугаве Иэясу злобная сущность клинков Мурамасы была раскрыта, и принц приказал уничтожить эти мечи. Их искали по всему миру на протяжении трех веков и нашли все, кроме одного. В этом клинке не было духа тэнгу, поэтому императорские маги не смогли его отыскать. В нем жил сам Хоори, Огненная Тень, потомок Аматэрасу, матери всего живого. У этого меча никогда не было хозяина.

– До сего дня, – подсказал Локи. – Думаю, это не ты выбрал его, Карн. Это он выбрал тебя.

Лишь теперь парень понял, что имел ввиду Эрра, сказав «ты не готов». Оружие Ахилла при всей своей мощи не шло ни в какое сравнение с последним клинком Мурамасы. Карн еще не в полной мере осознавал возможности своего оружия, но не сомневался, что с этим мечом будет сражаться куда лучше.

– Я готов, – он поднял взгляд на Эрру и узрел в глазах древнего бога свое отражение. Эрра смотрел на него иначе, чем до Ритуала, потому что до Ритуала Карн был другим. Лучше или хуже – не важно. Важно, что он был слабее, чем сейчас.

– Теперь да, – кивнул бог войны. – Скоро выступаем.

Осень брала свое, немилосердно вырывая из окружающего ландшафта любые воспоминания о цветущем лете. Грязно-коричневые холмы, покрытые плотным ковром пожухлой травы с редкими вкраплениями скрюченных облетевших деревьев, сменились сплошной стеной дремучего сосняка. Потом на смену засыпающему лесу пришли старые приземистые домики захолустного поселения, которые вскоре вновь уступили место уже знакомыми холмами.

Карн смотрел в окно мерно покачивающейся электрички и думал о том, почему все так странно в этом мире. Люди сознательно отказались от родства с природой в пользу сочащихся ядом железобетонных лабиринтов. Они сменили деревянные дома, построенные с душой, теплые, дышащие, ЖИВЫЕ дома на пустые каменные коробки, похожие одна на другую, как шахматные клетки. И каждый теперь старался забиться поглубже, отгородившись от окружающего мира экранами мониторов, разговорами о зарплате и своей кухонной независимостью.

Все были недовольны тем, как живут. В интернетах и во время застолий под аккомпанемент пьяного икания не прекращались споры о религии, истории и вездесущей политике. Кто-то кричал, что Сталин – герой, а другой с пеной у рта доказывал ему, что Джугашвили – маньяк и убийца. Кто-то был абсолютно уверен, что битва на Куликовом поле поставила крест на татаро-монгольском нашествии, но ему упорно возражал очередной «ярусский», мол, никакого нашествия вовсе не было, а школьные учебники бессовестно врут. А в соседней комнате уже едва не махали кулаками, ведь кому-то казалось, что Путин – чуть ли не Господь Бог, тогда как другой все бы отдал, чтобы пустили порулить Навального. И все все знали, и знали лучше других. И не забывали напомнить о своем высшем образовании (а то и двух).

Между тем дни слагались в месяцы, а месяцы в годы – и ничего не менялось. Люди только говорили и говорили, пытаясь разговорами заполнить зияющие пустоты в своих душах. Но разговоры у них всегда были столь же пусты, как и те души.

А там, за пределами городов, запутавшихся в непролазной сети радиоволн и искореженных идеалов, стояли леса. Вековые исполины скребли небо своими раскидистыми ветвями, а у корней этих непоколебимых громад кипела жизнь. Тут было все – кров и еда, свобода и честь. Неглупый человек, имеющий пусть даже базовые навыки выживания и желание учиться, без труда сумеет прожить в одиночку в самом суровом климате. Спросите Шамана, того, который хохочет.