Мне казалось, что мир обрушился на меня со всей своей тяжестью, а я беспомощно лежала, погребенная под этим бременем горя и скорби. Бабушка была моей опорой, моим светом, и теперь я осталась одна, плывущая по бездонной реке печали.

Но внезапно я почувствовала, как чья-то ласковая рука прикоснулась ко мне, словно посланная свыше утешить и обнять. Взгляд Ольги Леонидовны был полон сострадания, и в этот момент я почувствовала, что несмотря на бурю эмоций, я не одна — рядом есть те, кто готов поддержать меня в этот момент тяжелого испытания.

— Ирис, а к тебе гость, — из проема двери внезапно прорвался голос медсестры, словно звон колоколов. Мне еще трудно было поворачивать голову, я словно огромная живая мумия, погребенная под кучей бинтов, каких-то железяк. Но я уже знала, что это дедушка. Он тихо, бесшумно приблизился ко мне, взял мою руку, словно хотел положить в нее кусочек нежности.

— Как ты, мой маленький самурай? Держишься? — его голос звучал как призыв к битве.

— Да, как лев, — мое слово звучало блекло, как отголосок рокового предсказания.

— Я знаю, детка, что всё сложно, но мы и это переживем. Надо держаться. Мы есть друг у друга. Я лишь молю Бога, дожить до твоего совершеннолетия. Не плачь, — он нежно вытер пальцами слезы, которые катились ручьем из моих глаз. — Не рви мне сердце, от него и так ничего не осталось.

Дедушка достал таблетки из внутреннего кармана пиджака, его рука дрожала, но стакан с водой он поднес так осторожно, словно держал в руках самый ценный клад. Стряхнув тревогу, он запил горсть таблеток.

— Что ж, надо выбираться из этой чёртовой полукомы, не дело лежать тут и жалеть себя, — его слова зазвучали как зов на отчаянное сражение с болезнью, судьбой и самой собой.

Я проходила долгий и тяжелый путь реабилитации после сложнейшей операции в результате автомобильной аварии. Мой эмоциональный и физический опыт был исполнен боли, слез и отчаяния, но каждый шаг на этом пути вел меня к новому началу.

После операции я ощущала, что все вокруг серое и безжизненное. Боль стала моим постоянным спутником, а память об аварии мучила как кошмар. Я все еще просыпалась среди ночи в истерике. Ольга Леонидовна даже направила меня на консультации к психотерапевту, но результат они пока не давали. В моем сердце теплилась искра надежды — надежды вернуться к танцам, к своей страсти.

Сначала каждое движение было пыткой, каждый шаг вызывал сильную боль. Но я была настойчива и не сдавалась. И вот однажды, среди белых стен реабилитационного центра, я встала на ноги. Слезы радости и облегчения текли по щекам — и это был первый шаг к новой жизни.

Однако самое трудное пришло потом — признание перед собой, что балет, моя страсть и жизнь, должен стать лишь воспоминанием. Последствия аварии оставили след не только на теле и душе, делая невозможным продолжение моей карьеры танцовщицы.

Соблюдая строгий режим и диеты, я все равно набирала вес из-за длительного пребывания в неподвижности. Плюсом, вернее минусом был еще тот факт, что моя новая реальность — это хромота на одну ногу. Вот эта новость для меня стала действительно испытанием, которое я должна была принять. Но в моих глазах всегда горел огонь надежды на новую жизнь, полную новых возможностей.

Я чувствовала, как земля под ногами исчезла, оставив меня наедине с пустотой и отчаянием. Я была потрясена осознанием того, что дверь в мир балета закрылась перед мной. Словно ветер неожиданно захлопнул клетку, лишив меня возможности продолжить свое страстное путешествие по балетной сцене.

Балет был не просто профессией для меня — это было для меня всё, вся моя жизнь, каждое движение, каждый вздох наполнены были этим искусством. Я вложила в него все свои мечты, амбиции, свою душу. И теперь, когда эта часть моей жизни была обречена на завершение, я чувствовала себя потерянной и беспомощной, словно птица, лишенная крыльев.

Новый путь представлялся мне туманным и неизведанным. Куда идти, что делать, если не балет? Все, чему я научилась, все, чему посвятила свою жизнь, казалось утраченным. Слезы горьких разочарований текли по щекам, а сердце дрожало от боли при мысли о будущем, лишенном моего горячо любимого балета.

Но в это сложное время внутри меня зрело что-то новое, что-то, что хотело вырваться наружу и показать, что во мне есть сила и решимость преодолеть и эти трудности. Новая глава моей жизни только начиналась, и я понимала, что даже несмотря на закрытые двери, перед мной открываются другие двери и мне нужно найти лишь ту дверь, которая позволит наполнять мою душу и сердце так же, как балет делал это ранее.

Врачи сделали все, что могли, и держать меня в больнице не было смысла. Я ждала дедушку и выписку. Мне не терпелось вернуться домой, к себе в комнату. Он суетливо прятал от меня глаза. Мы сели в такси и молча ехали по незнакомому маршруту. Я не стала спрашивать куда делась наша машина. Дед выглядел уставшим. Ехали мы недолго.

Такси остановилось у многоэтажки. Мы вышли, дед взял немногочисленный мой скарб и предложил войти в подъезд. Мы поднялись на последний этаж — двадцать второй. И вошли в квартиру, которая находилась в глубине большого тамбура. На этаже было всего две квартиры. Подъезд не выглядел мрачным, просто непривычно пахло сыростью.

Перешагнув порог квартиры, я немного выдохнула. Ремонт был не дизайнерский, но очень достойный в светлых тонах. Квартира оказалась трехкомнатной, небольшой. Я осмотрела каждый уголок, каждую деталь, словно пытаясь впитать в себя новое место.

Воздух здесь был иной, чем в больнице — пахло ванилью. Это было начало нового этапа, новой жизни. Дедушка молча стоял рядом, изучая мои эмоции. Я обратила взгляд на него и увидела в его глазах тепло и поддержку.

Следующая глава моей жизни начиналась здесь, в этой скромной трехкомнатной квартире.

— Твоя комната справа, я подумал, если окна будут выходить во двор, тебе понравится.

Я махнула головой и медленно, опираясь на костыль, вошла. Здесь были мои вещи из прошлой жизни: балетные принадлежности лежали в коробках, книги — видимо, отправленные с доставкой на дом из общаги — в связках. Вещи, постельное белье, заботливо были разложены по порядку. Одежда уже висела на вешалках, туфли расставлены на полках. У стены стояло мое огромное зеркало в деревянной роскошной оправе. И отражалось в нем какое-то чудовище с обезображенным лицом и телом. Я не поняла, как схватила статуэтку из коробки и швырнула в него, звон стекла до сих пор стоит в моих ушах.

— Ну, здравствуй, Ирис. Я много о тебе слышала от дедушки. Не переживай, я сейчас уберу стекло. Отойди в сторону, а лучше пройди на кухню. Я приготовила обед, стол уже накрыт. Я, кстати, Валя, можешь называть меня тетя Валя. Я буду приходить к вам 3 раза в неделю помогать по дому, пока ты сама не начнешь справляться. Иди. Тетя Валя показала мне рукой, куда идти.

— Дедуля, это кто?

— Это Валя, она медсестра, мне посоветовала её на первое время твой врач.

— Я так понимаю, ни дома, ни машины больше у нас нет.

— Правильно понимаешь. Моих накоплений не хватило, чтобы решить вопросы с твоим лечением. Пришлось продать дом, машину. Часть я вложил в эту квартиру, и сразу оформил дарственную на тебя.

— Это лишнее было, — прошептала я, глядя на деда со смешанными чувствами.

— Никогда не знаешь, что может случиться, лучше быть подготовленным, — ответил мне дед. — Моё решение не обсуждается.-

— Так мы теперь здесь живем? — спросила Ирис, ощущая себя как в чужой сказке.

— Да, дорогая, это наш новый дом. Здесь есть все необходимое для нас. Все будет хорошо.

Приятный запах домашней еды наполнил комнату, и я почувствовала, что мне не хватало домашнего тепла и заботы.

— Спасибо за ужин, тетя Валя. Простите меня за сцену с зеркалом, я понимаю, что это нелегко и для вас тоже, — я выразила благодарность, чувствуя себя неловко.

Я с трудом принимала свои изменения, несмотря на диету, мой вес за 3 месяца вырос на 30 кг. Из легкой 49 килограммовой балерины, я превратилась в 80 килограммового бегемота. То, что я вижу в зеркале каждый день было все тяжелее переносить. Внутри меня бушевали метаморфозы: отчаяние сменялось надеждой, а страх перед будущим смешивался с решимостью справиться.