Впервые в зеркале заднего вида я увидел признаки улыбки на лице Дага. Тут же вспомнились годы, проведенные мной в церковной академии. Это вечно надменные споры и выговоры, при мыслях о которых, сразу стиснулось в груди.

Не дожидаясь от него ответа, я вытянул правую руку перед собой, почти дотянувшись ладонью до прикрытого робой лица дьякона. Он, рефлекторно сделал полшага назад. Его капюшон слегка откинулся и на мгновение, я увидел лицо весьма пожилого человека. Тонкий вытянутый нос и редкие седые усы с такой же худощавой бородкой. Он выглядел как подобие старой измученной крысы, которую долго держали в лаборатории. Покачав головой, и нервно бормоча что-то, он так же как и я вытянул свою руку, направив ладонь в мою сторону. Загрузив формуляр, он произнес:

- Я буду с большим интересом наблюдать за твоей карьерой стажер…

Сказав это, он шмыгнул длинным носом и бережно прикрыл заднюю дверь катафалка. Подойдя к толстому санитару, ожидавшему рядом, он шепотом дал ему указания. После, одобрительно похлопав его по плечу, отпустил на фабрику вместе с тележкой, набитой найденными пентаморфами. Санитар тут же поковылял в сторону дверей сортировочного цеха, нелепо задевая о лужи своей безразмерной робой. Заметив, как я улыбнулся, дьякон махнул рукой в его сторону, подгоняя следовать на фабрику для заполнения всех отчетов о грузе.

Открывая двери цеха, я услышал, как наш катафалк медленно покидал разгрузочную зону. Наверное, Даг решил припарковать машину, а потом догнать меня и затащить в свою любимую пельменную на церемониальной площади. Решив, что мне лучше не отставать от санитара, заблудившись в первый же день на фабрике, я не стал дожидаться его. Встречусь с ним позже, подумал я. Надо же как-то втягиваться в эту гнилую работенку...

Дверь захлопнулась и я оказался в высоком холле сортировочного цеха. Будучи в первый раз в этой части фабрики, я обнаружил, что здесь царит куда более погребальная обстановка, чем в тех лабораториях, где проходила моя практика. Люди и роботы, ходили вокруг с выраженным безысходством на лицах. Все в тех же серых балахонах, они возили с собой бесчисленное количество тележек со свежими трупами. Время от времени, среди тел, мелькали рабочие боты, вышедшие из строя. Разлитая кровь была повсюду: на полу, на стенах, на тележках и, конечно же, на грязных робах санитаров. Она была в таком количестве, что колеса тележек размазывали ее словно масло, поднимая красноватый туман, дрейфовавший под ногами.

Для удобства, чтобы не заблудиться, у каждого санитара с тележкой, под ногами светилась яркая линия определенного цвета. Судя по всему, она была привязана какой-то программой к конкретной тележке и меняла свой цвет каждый раз, в зависимости от перевозимого груза.

В Эосе, практически все жители, с самого рождения привыкают к виду и запаху крови. Это вроде как стало заурядным явлением и никого не смущает. Привычный, слегка «металлический» аромат, царил абсолютно везде, как будто, кто-то постоянно потирал медную монетку у тебя под носом. От улиц и переулков до самых укромных мест любого дома - скрываться бессмысленно. Он становился естественной частью жизни, начиная с раннего детства, и до последнего пути, который вел в цеха посмертной обработки.

Уже примерно двести, а может быть, чуть больше лет, запрещено хоронить людей в земле или сжигать их тела, а также каким-либо образом избавляться от останков. Это одно из ведущих правил общества, нарушение которого карается становлением в труп. Основная причина этого запрета вовсе не в недостатке мест на устаревших кладбищах. В современном мире человек стал главным ресурсом как в живом состоянии, так и после смерти. Тело умершего, а именно его плоть, кости, органика и особенно драгоценная кровь, являются важными и ценными составляющими для единого человечества. Умершего необходимо в особой форме преподносить в специальные церемониальные точки приема, либо вызывать таких вот «умелых» людей как я, чтобы упаковать труп и отвезти сразу на фабрику. Фабрику «Рэдкрафт» - где кроведобыча уже не просто ритуал, который видят простые люди, а основа для всей экономики города. Здесь производят пентаморфов, ботов, транспорт и даже бытовую технику, которая, как и все остальное, имеет в своем основании гемоблок - питающий элемент умных машин. Одним словом, там где есть цивилизация, всегда пахнет кровью.

Разглядев в толпе несуразный силуэт толкающий тележку с моими пентаморфами, я быстрым шагом и с тяжелым сердцем пошел следом исполнять служебные обязанности. Похоже, все это становились весомой частью моей жизни…

Проносящиеся мимо люди, в грязных робах, напоминали мне об отце. Он мечтал, чтобы я безукоризненно выполнял любую работу для Церкви, тем самым становясь угодным Богине-Матери. Я не мог избавиться от гнетущего чувства кровной близости с ним. Его волей…, его судьбой…, это преследовало меня последние пару лет. В сердце я всегда старался не осуждать его, но это желание омрачалось его сверхравнодушием к моей свободе.

Свернув в один из коридоров и оставив за собой главный сортировочный цех, мне стало легче дышать – вокруг не было такого количества проносящихся мимо монахов в балахонах, шума тележек и луж пролитой крови. Как будто я свернул на небольшую улицу с ежегодной ярмарки на центральной площади, подальше от памятников и торговцев.

Пока мы шли в морг, а точнее пока мне приходилось догонять на удивление шустрого санитара, я обратил внимание на то, как выглядит фабрика изнутри.

Пол под ногами, был выложен металлической плиткой, темного синего морского оттенка, на котором, то исчезали яркие разноцветные линии, то появлялись вновь. Одна лишь светло фиолетовая полоска, запрограммированная под нашей тележкой, неизменно вела в глубь мрачного церковного предприятия. На дверях, мелькавших мимо, отсутствовали таблички и вообще какие-либо номера, они плавно сливались с такими же однотонными, глянцевыми стенами печально-черного цвета.

В узких коридорах было не так грязно как на входе. Кровь не липла к ногам. Здесь, боты чистильщики успевали сделать свою работу, в отличии от коллег из центрального холла.

Как только я переступил порог фабрики, меня наполняло чувство, будто я соприкасаюсь с чем-то мистическим, одновременно знакомым и неизведанным - с тем, что всегда присутствовало внутри меня и сопровождало всю жизнь. Это чувство одновременно пугало и завораживало.

Через несколько минут, когда очередной коридор внезапно оказался пустым, санитар привел меня к дверям морга для пентаморфов.

- Вот и приехали! Смотри ничего не напутай в актах – ехидно произнес он, снимая брезентовый капюшон.

Я увидел заплывшее жиром, жутко вспотевшее лицо, большую часть которого отвоевывали огромные щеки, покрытые редкой рыжей щетиной. На вид ему было лет сорок или около того. Бледная, не сияющая здоровьем пятнистая кожа резко выделялась на фоне длинных красных волос, небрежно собранных в хвост за спиной. Маленькие черные глаза смотрели на меня немного растерянно, словно выпрашивая жалость к себе. Золотой обруч вокруг его необъятной шеи, украшенный гравюрами Протоматери и ее апостолами, словно добавлял ему уверенности и питал новыми силами для очередного ехидства.

- Показался бы ты штатному врачу, вид у тебя какой-то нездоровый. Такое чувство, что ты долго не протянешь, если будешь так бегать каждый день – сказал я, пытаясь перестать пялиться на него.

- Сердце горячее… сердце молодое… - твердил он, дрожа как безумный.

- Твой напарник заждался внизу – ответил я, забирая тележку и загоняя ее в морг.

- Еще увидимся Дэвид – ехидно пробормотал санитар, оставаясь в коридоре.

Избавившись от несуразного толстяка, я почувствовал облегчение, словно сбежал от полоумного школьного хулигана. Мне хотелось забыть о возможности встретить его снова и перестать винить себя за то, что я нахожусь в этом проклятом месте, пожалуй, худшем на земле…